расскажите», — защебетала я, но он, черт бы его побрал, вдруг опомнился и сказал, что не имеет права разглашать государственную тайну…
— О Господи, — простонал Аргайл.
— Ну, чушь, конечно, только ты учти, что к тому времени он был уже изрядно пьян, да еще я своим кокетством затуманила ему мозги. Я поняла с его слов, что недавно он принимал участие в одной очень важной операции, проводившейся в интересах государства. Он сказал, что сообщить подробности не может, даже если бы захотел: он был всего лишь исполнителем и не имел доступа к информации.
Тут я совершила большую ошибку. Когда он начал ссылаться на связь с Властями, я пошла ва-банк. «А как насчет вашего ареста?» — спросила я. «Откуда вам это известно?» — удивился он.
Я улыбнулась и сказала, что это его собственные слова. Он подозрительно посмотрел на меня и попросил разрешения отлучиться в туалет. Я незаметно проследила за ним и увидела, что он направился прямиком к телефону-автомату. Сообразив, что он меня вычислил, я схватила пальто и помчалась к выходу.
К несчастью, и здесь мы переходим к тому, почему у меня такой вид, его дружки оказались быстрее. Они нагнали меня у метро. Выпрыгнули из машины и попытались схватить.
— Как же ты вырвалась?
— Если бы я не умела выходить из подобных ситуаций, я не смогла бы жить и работать в Риме. Я заорала страшным голосом, словно меня убивали. Помогите, спасите, караул. На углу топталась стайка пьяниц, которые пытались накачаться вином до бесчувствия. Услышав мой крик, они похватали свои бутылки и бросились мне на выручку.
Джонатан оставил этот пассаж без комментариев. В безмолвном изумлении он смотрел на свою подругу.
— Эти доблестные рыцари начали бить моих врагов бутылками по голове, и те, бездыханные, полегли на асфальт. Весь инцидент занял не больше двух минут. Какое-то время мы веселились, празднуя победу. Кстати, один из нападавших имел небольшой шрам над левой бровью.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Конечно, ребята немного подпортили ему портрет, но шрам остался на месте. На мой взгляд, эта деталь встречается в нашем деле слишком часто, чтобы быть простым совпадением.
— И кто же он, по-твоему?
— У меня не было времени выяснять это. Подъехала полицейская машина, и мои галантные спасители вновь похватали уцелевшие бутылки, пожали мне руку и растворились в темноте. Я решила последовать их примеру.
— Почему?
— Потому что следы ведут наверх. Жанэ нам солгал; по крайней мере это я теперь знаю точно. И если бы выяснилось, что я совершила нападение на полицейского, мне пришлось бы худо.
— Погоди, — сказал Джонатан, которому изрядно надоела вся эта таинственность. — По-моему, это уже полный абсурд. Три дня назад я был скромным торговцем картинами, честно зарабатывающим себе на хлеб. Теперь благодаря тебе я оказался связан с людьми, которые бьют полицейских бутылками по голове.
— Что значит «благодаря тебе»?
— Но ведь не я же их бил?
Флавия, пораженная, смотрела на него.
— Как можно быть таким неблагодарным? А для кого же я всем этим занимаюсь?
— Да, для кого, интересно?
— Но ведь с тебя все началось, с того момента, как ты привез в Рим картину!
— Но к остальному я не имею ни малейшего отношения, и вообще я считаю, нам пора возвращаться в Италию.
— Почему это?
— Я много думал. Дело становится чересчур запутанным и опасным. Если уж Жанэ начал ставить нам палки в колеса, нет смысла оставаться здесь и дальше. Мы впустую тратим время. Возвращайся домой, расскажи обо всем Боттандо, и пусть он сам решает. Такие вопросы не нашего ума дело.
— Ничтожество, — сказала Флавия, чувствуя себя преданной.
— Поехали домой. Наша миссия закончилась.
— Остался Эллман.
— Пусть им занимаются карабинеры. Твой дружок Фабриано. Доставь ему удовольствие разобраться во всем самому.
— Мы так и не узнали, почему картину украли.
— Ну и что? Мне это безразлично. Мало ли кто что ворует. Ты собираешься составлять психологический портрет преступника всякий раз, когда что-то пропадет? На свете полно лунатиков и сумасшедших.
Флавия состроила гримаску.
— Как я несчастна, — захныкала она. — Мне так хотелось раскопать это дело. Ты правда хочешь домой?
— Да. С меня довольно.
— Ну тогда поезжай.
— Что?!
— Я говорю: поезжай. Сиди дома и торгуй картинами.
— А ты?
— А я буду заниматься своей работой. С тобой или без тебя. С Жанэ или без него.
— Я совсем не этого хотел.
— Что поделаешь. Ты хочешь ехать — пожалуйста. А я буду выполнять свой долг. В свободное время буду думать о том, как один жалкий, трусливый, ничтожный человечишка бросил свою невесту в беде и смылся.
Джонатан помолчал.
— Ты сказала: невесту?
— Нет.
— Нет, ты сказала.
— Нет, не говорила.
— Сказала, я слышал.
— Это вырвалось случайно.
— Я хотел, чтобы мы оба вернулись в Рим. Но если ты останешься, я, конечно, тоже никуда не поеду. У меня и в мыслях не было бросать свою невесту в беде.
— Я тебе не невеста. Ты не делал мне предложения. И я не в беде.
— Считай как хочешь. Я никуда не еду. Но с одним условием.
— Каким?
— Если ты когда-нибудь согласишься поехать домой, мы сразу пойдем смотреть новую квартиру.
— Это слишком жесткое условие.
Он кивнул.
— Ну ладно, хорошо.
— Чудесно. Какая покладистая у меня невеста.
— Я тебе не невеста.
— Считай как знаешь.
Заключив эту сделку — на жестких, но все же приемлемых условиях, — они отошли ко сну.
ГЛАВА 13
— Ты знаешь, — сказал она утром, — я думаю, нам лучше сменить гостиницу.
— Почему?
— Потому что нас ищут, и мне это очень не нравится. Конечно, они не сразу узнают, где мы остановились, но когда узнают, боюсь, из меня сделают отбивную.
— Я, между прочим, завтракаю.
— Извини. Но смысл моего предложения тебе, надеюсь, ясен: мы съезжаем из этой гостиницы и поселяемся в каких-нибудь дешевых номерах, где не спрашивают паспорт. Запишемся под другой фамилией.
