— Тогда отпустите меня.
— Только, когда назовете свое имя, — он медленно дышал, и его голубые глаза сузились, пока он тщательно изучал ее лицо. И, как будто это могло все исправить, он провел пальцами вдоль линии ее подбородка, остановился, и коснулся большим пальцем ее нижней губы. — Должно быть Елена, потому что ваша красота непревзойденна, — он наклонялся еще ближе, пока его губы почти не коснулись ее.
Она сопротивлялась желанию укусить его за большой палец, однако инстинкт, говорил ей, что пустить его в рот будет не слишком мудро. Он пытался напугать ее, или он столь же заинтригован ею, как она им? Розалинда восстановила дыхание. По неким причинам одно его присутствие мешало ей вспомнить собственное имя, не говоря о том, почему он раздражает ее.
— Вы обычно целуете женщин, которых считаете беззащитными?
Его улыбка была приглашением совершить грех.
— Только симпатичных. Теперь скажите мне свое имя.
— Почему для Вас настолько важно узнать, кто я?
— Как же тогда я смогу принести извинения в уместной самоуничижительной манере?
Она не могла ничего поделать. Уголки рта поползли вверх.
— Я леди Розалинда Ллеуэллин.
Он внезапно отпустил ею.
—
— Да.
Он начал смеяться, его зубы были белы по сравнению с загорелой кожи.
— Я не верю.
— Что же, спрашивается, это значит?
Он низко поклонился и далеко отошел от двери.
— Только то, что я ожидал кого-то гораздо более … волнующего.
Розалинда впилась глазами в его красивое смеющееся лицо.
— Я не волную Вас? По правде, я рада слышать это, поскольку я нахожу вас грубым и невежественным. Вы совершенно мне не интересны.
Он успокоился.
— О, Вы найдете меня интересным, моя леди. Я сэр Кристофер Эллис. Я уверен, что ваш дедушка рассказывал вам о моей семье.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите. — О, но она имела, и эта мысль была совершенно ужасной. Она сжала руки на сгибе платья.
— Вы лжете, Леди Розалинда. Ваш род в течение нескольких поколений боялся моего.
— Мой
— Вы знаете то, что я имею в виду, моя леди, — он снова поклонился. — Но я не собираюсь обсуждать это здесь.
Ее щеки вспыхнули, она была достаточно наивна, чтобы открыто обсуждать тайны ее семьи в спальне королевы.
—
— Конечно, — он отстранился, и она заставила себя спокойно пройти мимо него, не показывая неловкости. —
Она должна была идти дальше, но бросила взгляд через плечо, чтобы мельком увидеть его длинное, изящное тело.
— Это не ваше дело.
— Правда, но я ожидал некий вызов, достойного соперника, и вместо этого я получаю … ребенка.
— Вы часто целуете детей?
— Я вас не целовал, — он медленно выпрямился. — Хотя Вы могли воспользоваться этим. И я думаю, что мне бы понравился поцелуй — не будь вы проклятой Ллеуэллин.
На сей раз Розалинда не остановилась. Когда подвернется случай, она с радостью запихнет в его горло все эти насмешники. Как ему хватило наглости считать, что ей нужен его поцелуй? И, как ему хватило наглости недооценивать ее навыки борьбы? Но это характерно всем мужчинам. Как первая женщина-друид, отмеченная знаком Авен, ей приходилось усиленно работать, чтобы добиться уважения учителей и дедушки.
Она дошла до дворцовых садов и сделала большой глоток свежего воздуха. Он может считать себя выше ее, и он может быть самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела, но это не имело никакого значения. Если все сведется к борьбе между ней и сэром Кристофером Эллисом, то она победит.
— Король желает вас видеть.
Розалинда вошла в небольшую уеденную спальню, присела в низкий, изящный реверанс и осталась в этом положении, ее взгляд уставился в пыльные половицы.
— Ваше Величество.
— Леди Розалинда.
Король Генрих взял ее за руку и приподнял. Он возвышался над нею, его грудь вдвое шире ее, его бедра в обтягивающих коричневых штанах толщиной с ее талию. Его камзол, расшитый золотой нитью и богато украшенный драгоценностями, привел ее в изумление, она медленно подняла глаза и посмотрела на его лицо. Четыре года изменили его, добавили подозрительности в его скрытные глаза, сморщили его маленький, раздражительный рот, и добавили полноты к его ранее безупречному профилю.
— По словам моего камергера, отвечающего за спальни, если возникает необходимость, члены вашей семьи всегда получают немедленную аудиенцию. Почему так? Интересно.
Генрих провел ее к камину и затем усадил на единственный стул. Розалинда сжала руки и посмотрела ему в глаза.
— Полагаю, это из-за отношений между моим дедушкой, лордом Джоном Ллеуэллином, и вашим отцом, покойным королем.
— Именно это мне и сказали, — острый пристальный взгляд короля изучал ее, и она заставила себя не отвести с короля взгляд. — Лорд Джон от всего сердца служил моему отцу и получил много наград за свою верность.
— Это верно, сир, и мы очень благодарны за ваше королевское покровительство.
— Думаю, что ваш дедушка хочет, чтобы вы возобновили свои обязанности во дворце и, возможно, поймали себе мужа на сей раз, а?
Розалинда прикусила губу.
— Отчасти, сир, но есть другая причина.
Король нахмурился, и внутри Розалинды что-то вздрогнуло. Известно, что Король Генрих считал себя умнее большинства мужчин. Мысль, что какая-то женщина знала что-то, чего не знал он, не будет принята с благосклонностью.
— С вашего позволения, Ваше Величество, — она протянула запечатанный пергамент, который дедушка дал ей. Король взял его и перевернул.
— Это королевская печать моего отца.
— Да, сир. Король Генрих написал это письмо и передал его моему дедушке для сохранности.
— Но оно адресовано мне.
— Да, сир.
Король поднял глаза.
— Вы знаете то, о чем говорится в письме?
— Частично, сир, но не дословно. Как вы можете увидеть, печать не повреждена.
Король провел лезвием кинжала под печатью, развернул пергамент и начал читать. Розалинда попыталась расслабиться и наблюдала за пчелой, которая все время билась против одного из плотно закрытых освинцованных окон. Она хотела выпустить ее, но она не могла двинуться, пока король не закончит читать письмо.
Прошло много времени прежде, чем король поднял голову.