– Да. Даже хуже, потому что до сих пор я на что-то надеялся. – Чарльз пожал плечами. – Наверно, я надеялся на чудо. – Он допил бренди и поставил пустой бокал на каминную полку – Кэт, я разорен. Фабрика и все, ради чего я работал, чего я пытался достигнуть, – все пошло прахом. Мы нищи, голы и босы. У нас ничего нет.
– Мой дорогой! – Кэтрин взяла его руки и прижала к своему лицу. – У тебя такие холодные руки, и ты весь дрожишь. Разреши, я налью тебе еще выпить.
Она подала бокал мужу и смотрела, как он пьет. Он дрожал, но лицо у него немного порозовело.
Они стояли, прижавшись друг к другу перед огнем, и молчали. Чарльз поцеловал жену в щеку, потом поставил бокал и попробовал пересказать ей разговор со Стивенсоном.
– Ты сможешь выплатить наши долги? – прервала она его.
– Нет, целиком не смогу. Я вынужден продать все, но мои кредиторы смогут получить всего лишь семь шиллингов за фунт. Если бы они дали мне некоторое время, чтобы фабрика снова начала приносить прибыли… Может тогда…
– Семь шиллингов? И это все? – Кэтрин пораженно посмотрела на него. – Даже если мы продадим наш дом?
– Я надеюсь, что нам не придется продавать наш дом. Стивенсон надеется, что кредиторы не будут настаивать на этом. Он собирается обратиться к ним и напомнить, как много я сделал для города, и что им предоставляется возможность как-то отблагодарить меня за мою прежнюю щедрость. Он считает, что они должны быть ко мне великодушны.
– Ты с ним согласен? – спросила Кэтрин. – Ты разрешил ему выступать от своего имени?
– Ну, мне конечно неприятно, что придется унижаться перед этими людьми, но Стивенсон прав, говоря, что я много сделал для города. И если для того, чтобы сохранить Рейлз, надо унижаться, – что ж, придется проглотить свою гордость. Он также хочет им напомнить, что Рейлз твой фамильный дом. И я буду поражен, чтобы не сказать больше, если Пирри и все остальные потребуют продажи имения. Ваша семья владела им многие годы.
В комнате воцарилась тишина. Кэт села на кушетку и посмотрела на Чарльза.
– Ты сказал, что тебе придется проглотить твою гордость. Но здесь затронута не только твоя, но и моя гордость.
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Чарльз, – неожиданно резко заговорила Кэтрин. – Неужели ты считаешь, что хорошо сохранить Рейлз, даже если это означает неуплату долга?
Чарльз не мог отвести от нее взгляда. Он покраснел.
– Конечно, они получат немного, но они-то смогут работать, а для меня все кончено.
Чарльз попытался взять себя в руки и продолжал:
– Это наш дом. Он достался тебе, а потом мне – твоему мужу. Впоследствии он перейдет нашему сыну. Так и должно быть. Что скажет мне мой сын, когда узнает, что я был вынужден продать Ньютон-Рейлз? Дом, который принадлежит ему по праву?
– Дику уже почти тринадцать лет. Он умный мальчик, и у него есть понятие чести. Что он скажет, если ты ему объяснишь, что хочешь сохранить дом и не заплатить долги?
– Ты действительно считаешь, что если я попытаюсь сохранить Рейлз, то совершу бесчестный поступок?
– Мне кажется, что сейчас ты неправильно воспринимаешь некоторые вещи. Из-за всего случившегося ты в шоке.
– Вот как?
– Например, каковы твои планы на будущее, если придется расстаться с Хайнолтом?
– Мне нужно будет найти работу. Устроиться управляющим на чьей-то фабрике.
– Сколько ты будешь зарабатывать?
– Наверно, очень мало.
– Тогда на какие средства мы будем здесь жить? – спросила его Кэтрин.
Чарльз ей ничего не ответил.
– Чарльз, есть еще кое-что. Что будет, если кредиторы не пойдут навстречу мистеру Стивенсону? Что ты тогда будешь чувствовать? Ты будешь жалеть, что обратился к ним с подобной просьбой. Тебе будет стыдно, ты будешь унижен, и ты не должен забывать, что я буду чувствовать то же самое.
– Ты мне только что сказала, что если даже кредиторы откликнутся на нашу просьбу, ты все равно будешь испытывать стыд.
– Да, ты совершенно прав. Я больше никогда бы не смогла чувствовать себя здесь счастливой после всего, что случилось.
Кэтрин следила за выражением лица мужа. Она сердцем ощущала ту боль, которую испытывал Чарльз.
Наконец он заговорил снова. Голос его был хриплым, но он уже владел собой.
– Мне кажется, что ты ни о чем не жалеешь. Ты скажешь, что ни к чему не принуждаешь меня, что все решаю я сам. Конечно, ты права. Но должен тебе сказать, что мне от этого не легче.
– Мне бы хотелось сказать тебе что-нибудь в утешение.
