1977. Кошмар Чапелтауна

Крейвен отплевывается, слюна застревает в его бороде. Мы все набились в кабинет Ноубла, Олдман сидит за его столом, снаружи – черным-черно, внутри – тоже:

– Она же тебя информирует?

– Ну и что, бля, такого? – говорит Эллис, и теперь я точно знаю, что он ее трахает.

То же самое знает и Крейвен.

– Ты что, имеешь ее, Майк? Заходишь на его территорию? – орет он, показывая на меня.

Я, слабым голосом:

– Отвянь.

Ноубл осматривает нас по очереди, качая головой:

– Да, вот это лажа.

– Ладно. Что дальше? – говорит Радкин, глядя то на Ноубла, то на Олдмана.

– Облажались вы, ребята, по полной программе.

– Мы же не можем отпустить мудака на все четыре стороны. Он – наш. Я это чувствую, – говорит Эллис.

– Он никуда не денется, – говорит Ноубл.

– Чувствую, мать его, – повторяет Эллис.

Радкин смотрит на Джорджа:

– Так что теперь?

Олдман:

– Не получилось по-хорошему, делайте по-плохому.

Он, голый, стоит на коленях, на полу, в углу, держится за яйца, тело – в крови.

У меня в руках нет никаких сил.

– Ну! – кричит Радкин снова и снова, еще и еще. Кричит: – Где ты был?

Я искал проститутку.

Он плачет.

Эллис впечатывает оба кулака Фэйрклофу в лицо.

– Скажи нам!

Я искал проститутку.

Он плачет.

– Ты, бля, убийца долбаный. Она не была шлюхой. Она была хорошей девочкой. Шестнадцать лет, на хер. Из хорошей верующей семьи. Ни разу даже ни с кем не трахалась. Ребенок, бля, она же еще ребенок.

Я искал проститутку.

Он просто плачет, лицо – как у Бобби, ни звука, одни слезы, рот открыт, плачет как ребенок, как младенец.

– Правду. Правду говори, мать твою!

Я искал проститутку.

Одни слезы.

Радкин поднимает его с пола, сажает на стул, привязывает его нашими ремнями и достает зажигалку.

– Ты, сука, посиди здесь и подумай, где ты, падла, был вчера в два часа ночи и что ты, бля, делал.

Я был в «Редбеке», на палу, в слезах.

Одни слезы.

Радкин открывает зажигалку. Мы с Эллисом раздвигаем его колени и держим их, а Радкин подносит пламя к его крохотным яичкам.

Я был в «Редбеке», на полу, в слезах.

Крик.

Дверь распахивается.

Олдман и Ноубл.

Ноубл:

– Отпустите его.

Мы:

– Что?

Олдман:

– Это не он. Опустите его, мать вашу.

* * *

Звонок в студию: Вы это, слышали про ту четырехлетнюю девочку? Говорят, ее увели с юбилейной вечеринки, изнасиловали и убили на кладбище, а родители в это время выпивали за здоровье Королевы.

Джон Шарк: Нефиговый у них вышел Юбилей, ничего не скажешь.

Слушатель: А эта женщина, которую столкнули с обрыва на Ботаническом заливе после очередных юбилейных торжеств?

Джон Шарк: Уже не говоря о том, что творит этот проклятый Потрошитель.

Слушатель: Так и есть, Джон. Проклятый Юбилей.

Передача Джопа Шарка

Радио Лидс

Глава двенадцатая

Тишина.

Жаркая, грязная, красноглазая тишина.

Двадцать четыре часа на нас четверых.

Олдман держал в руках письмо и не сводил с него глаз. На столе лежал кусочек цветастой ткани в пластиковом конверте. Ноубл избегал моего взгляда, Билл Хадден грыз ноготь, спрятав его в своей бороде.

Тишина.

Жаркая, грязная, желтая, потная тишина.

Четверг, 9 июня 1977 года.

Утренние заголовки смотрят на нас со стола:

ЗАГАДКА ПОТРОШИТЕЛЯ: УБИЙСТВО ШЕСТНАДЦАТИЛЕТНЕЙ РЕЙЧЕЛ.

Вчерашние новости.

Олдман положил письмо на стол и еще раз прочитал его вслух:

Из ада.

Мистер Уайтхед,

Посылаю Вам, сэр, еще кое-что для Вашей коллекции. Хотел достать Вам что-нибудь изнутри, да собака помешала. Повезло корове.

Уже четыре, они говорят: три, но помните Престон? Семьдесят пятый год? Та тоже на моем счету. Тупая корова.

Ну ладно, предупредите блядей, чтобы не совались на улицы, потому что я чувствую, что скоро мне захочется снова.

Может, сделаю одну в честь Королевы. Обожаю нашу Королеву.

С Богом,

Льюис.

Я же вас предупреждал, так что вы все сами виноваты.

Тишина.

Затем Олдман:

– Почему ты, Джек?

– В смысле?

– Почему он пишет именно тебе?

– Не знаю.

– У него есть твой домашний адрес, – сказал Ноубл.