армянского изобретения.
Другой французский путешественник, побывав в Нахичеване в 1809 г., писал: «Сей город знатнее, правильнее расположен и богаче Ростова. Армяне производят торговлю на Дону: мы там видели много магазинов с различными товарами, а особливо с шелками»[9]. В 1812 г. Нахичеван посетил И. А. Безбородко. В его путевых записях читаем: «Был в гостином дворе, город многолюдный, регулярно расположенные улицы. Строения в армянском вкусе. Дома чистые, но большей частью крыты черепицей. Есть и хорошие каменные дома. Церквей каменных несколько, довольно скромные. Положение города прекрасное, на горе, при реке Дон»[10]. Генерал Раевский П. Н. проездом на Кавказ вместе с А. С. Пушкиным заезжал в 1820 г. в Нахичеван. Oб этом своем посещении Раевский пишет: «На другой стороне крепости (св. Дмитрия) есть другой форштат или город по имени Нахичеван, населенный армянами. Город этот многолюдный и в торговом отношении очень богатый. Здесь и жизнь, и строения, черты лица и одеяние населения — все своеобразно».
Не лишены исторического интереса статистические данные о состоянии города Нахичевана и армянских селений в 1822 году. Городское население распределялось так: купцов 1, 2 и 3 гильдии — 296 чел.; мещан 6861, цеховых — 2940, поселян, живущих в городе — 275, духовного звания — 154, дворян и чиновников — 188, разночинцев — 21, всего 10 735 чел. Таким образом, в тот период основную массу населения Нахичевана составляли мещане и близкие к ним цеховые; сравнительно значителен был также % купечества и лиц духовного звания.
O большом весе торговли в экономике города говорит и то обстоятельство, что всего домов тогда насчитывалось только 1845 (в том числе каменных лишь 303, тогда как имелось 33 магазина и 576 лавок. Наблюдается быстрый рост промышленности. В 1822 году в маленьком Нахичевани имелось 36 заводов, в том числе водочных — 5, свечных — 6, кирпичных — 6, черепичных — 6, рыбных — 5, шелкомотальных — 4. Рабочих на всех этих заводах было, правда, не очень много — всего 198 чел., но капитал в обращении заводов достигал значительной по тем временам цифры — более 360 тыс. руб. Следует также отметить, что в том же 1822 году в городе имелось 15 ветряных мельниц.
Грозным бедствием для тогдашнего деревянного, по преимуществу, Нахичевана были пожары. Для тушения же их при магистрате имелась команда в составе 4-х человек с 4-мя лошадьми, 6-ю бочками на дрогах и 3-мя заливными трубами.
Для «охраны порядка» имелся штат в 30 будочных сторожей. Впрочем, преступления в то время в Нахичеване были явлением крайне редким. Так, в том же статистическом отчете, представленном таганрогскому градоначальнику 23 июня 1823 г. читаем: «В течение последних 10 лет в округе Нахичевана никем из жителей ни одного убийства не учинено».
Число жителей в 5 селениях, окружающих Нахичеван, в 1822 г. составляло 3079 чел.
Анатолий Демидов в своей книге «Путешествие в Южную Россию и Крым через Венгрию, Валахию и Молдавию» так отзывался о Нахичевани: «…город замечательный по своей странной наружности, свидетельствующий, впрочем, о господствующей здесь торговой деятельности… Хотя Нахичеван находится не в таком счастливом географическом положении, как Ростов, зато жители его несравненно способнее к торговым делам, нежели ростовские. Из глубины этой пустыни, почти никем не посещаемой, они содержат постоянные сношения со своими соотечественниками, живущими в Астрахани, Лейпциге, Малой Азии… Они овладели почти всею торговлею Донского бассейна. По причине своих многочисленных базаров Нахичеван обратился в богатое складочное место, способное наводнить товарами все окрестные ярмарки… Многочисленные магазины этого небольшого города наполнены прекрасными шелковыми тканями и разными восточными, преимущественно персидскими товарами… Здесь нам не понравилась только чрезвычайная дикость женщин, простирающаяся даже до того, что мы едва имели случай увидеть, и то вскользь, огромные косы здешних красавиц, расположенные на голове венцом, и их шелковые платья».
Конечно, торговой деятельностью занимались не все армяне, а лишь некоторая часть их. Значительное же большинство занималось ремеслами, которые не всегда обеспечивали безбедное существование. Сравнительно лучшим было положение ремесленников в течение первого полувека существования Нахичевана, когда они были объединены в цехи. Однако впоследствии быстрый рост промышленного капитала нанес цеховым организациям смертельный удар: под гнетом все ухудшавшихся условий работы, будучи не в силах выдержать конкуренцию с промышленными предприятиями, цеховые организации армян быстро пришли в упадок и большинство их было вынуждено прекратить свою деятельность.
То же господство капитала давало себя чувствовать и в отношении роли поселян в городском самоуправлении Нахичевана. В первые десятилетия после переселения армян из Крыма в общественных собраниях Нахичевана вместе с городским населением участвовали также поселяне в лице своих выборных «одаманов». Но с течением времени взаимоотношения горожан и поселян постепенно изменяются: зажиточная часть городского населения присваивает себе право решать все вопросы, касающиеся как самого города, так и окружных селений. Таким образом, вся административная власть переходит в руки купцов и торговцев. Армян-поселян теперь уже эксплуатируют не только сельские кулаки, но и городские заправилы; дело доходит даже до «телесных кар» обездоленных поселян.
Зажиточные горожане относились к поселянам с нескрываемой неприязнью. В свою очередь, поселяне тоже стали все более и более недоверчиво относиться к мероприятиям и распоряжениям магистрата, старались не выполнять их. В подобных случаях магистрату приходилось командовать одного из заседателей, который силою приводил в исполнение приказы и распоряжения магистрата. Помимо всего этого, голод и нищета бросали массы поселян в кабалу к крупным землевладельцам и кулакам.
В первые годы основания Нахичевана и окружных сел магистрат очень зорко следил за нравственностью населения и подвергал за прелюбодеяние тяжелым телесным наказаниям как мужчин, так и женщин. Эта позорная кара приводилась в исполнение либо перед зданием магистрата, либо на площади базара. Однако уже приблизительно с 1800 г. подобные истязания в протоколах магистрата не упоминаются.
Характерно журнальное постановление магистрата за 1805 г. на имя исполняющего обязанности полицмейстера:
«В твою обязанность входит тушить повсеместно всевозможные пожары; говорим: «всевозможные» пожары, ибо не только от огня происходит пожар… бывает, что на базаре двое поругаются, начинают перебранку, сквернословят, затем ссора переходит в драку, разбивают друг другу голову; все это называется огнем, пожаром, который ты обязан тушить; ты должен заботиться о благочинии в нашем городе, дабы добронравием своим мы бы могли сиять в русской земле, как зеркало; старики пусть служат примером для наших детей, чтобы они росли также в добронравии. Магистрату известно, что молодежь наша становится беспутной; они посещают кабаки, водятся с женщинами, устраивают попойки, — конечно, с целью прелюбодеяния; что другого может быть?.. Ежели ты не преминешь усмирять таких бесстыдных, наглых молодых людей тюремным заключением или поркою, дабы не повадно было впредь заниматься таким озорством, то это будет твоим благодеянием нашему обществу».
Далее в постановлении говорится об уличении в прелюбодеянии пономаря Акопа, в отношении которого магистрат постановил: «бороду его на правой стороне сбрить и в таком дозорном виде водить его по базару, чтобы все знали, что всякому прелюбодею предстоит такая участь». Заканчивается постановление в довольно пессимистическом тоне: «Но общество наше непослушное, законопреступное и не боится бога, не внемлет назиданиям; магистрат наш отечески предписывает и наставляет: «не делайте, соблюдайте законы», но не слушаются».
Конечно, приостановить упадок нравственности полицейскими мерами было невозможно. Большое значение в этом могло бы иметь развитие культурно-просветительной работы, однако, рост ее был крайне замедленным, отнюдь не соответствовавшим экономическому преуспеянию города и благосостояния отдельных горожан.
Архиеписком Аргутинский открыл в городе небольшое училище для обучения армянскому и русскому языкам, а также основным правилам арифметики, а в монастыре, рядом с типографией, — школу для подготовки церковнослужителей.
В 1795 году магистрат открыл школу имени Саака, которая содержалась на общественные средства. Почти одновременно была открыта и другая школа имени Меспрома — на средства, пожертвованные проживавшим в Индии армянином Огажданом Геракян; обе эти школы впоследствии слились в одну
