работа: факты поданы с юмором, а главное — там есть критика, та самая критика, о которой все мы говорим, но которой боимся как черт ладана. А Рубаш не боится. Он не жалеет времени на доскональное изучение каждого вопроса.
— Ну да, и у него на любую работу уходит в лучшем случае месяц. Ты же за это время успеваешь опубликовать три репортажа, да таких, которым завидуют журналисты в других редакциях.
— Опять ты, Тоничек, преувеличиваешь. Ну кто нам завидует?
— Не будь таким наивным, Петр. Ты бы слышал, что говорил старик Голас на совещании фотокорреспондентов о нашем репортаже с верховьев Влтавы. Он мне признался, что, когда увидел фотографии разрушенных стен, которые я сделал сквозь витки ржавой колючей проволоки на фоне заброшенных торфоразработок, у него мурашки по спине побежали.
— Возможно, фотографии были действительно удачные, но ведь ничего нового читателям мы не рассказали.
— Как так не рассказали? А то, что ты писал о концентрационном лагере, который отличался от всех других на Шумаве? Разве кто-нибудь знал до опубликования твоего материала, что военнопленные использовались в этом лагере не на лесоразработках, а на секретных инженерных работах?
— Но мы не были первыми, Тоничек, кто об этом узнал. Мы просто первыми опубликовали материал. Одно нам удалось установить — что в лагере в верховьях Влтавы содержались не только пленные комиссары Советской Армии, но и специалисты-саперы из оккупированных стран Европы.
— Ты считаешь, этого мало?
— Конечно, мало. Нам ведь не удалось установить, чем конкретно занимались военнопленные. В этом все дело. Именно поэтому пришлось закрыть тему.
— Не хочешь ли ты, Петр, убедить меня в том, что тебя уже не интересуют тайны Шумавы?
Черник только пожал плечами, а Вондрачек продолжал:
— Это была бы самая большая глупость с твоей стороны. Я считаю, что у тебя материала на хорошую книгу. Кстати, знаешь, сколько у меня осталось отснятых фотосюжетов после наших поездок по Шумаве? Только на озерах я столько нащелкал, что мог бы снабдить фотографиями редакции всех журналов нашей республики. Но я этого не сделал. Я положил негативы в надежное место и жду, когда ты, Петр, обратишься к своему придворному фотографу за уникальными снимками, и не только из района озер, но и гартманицких шахт, Квильды, Вишши-Брода и так далее. Я жду момента, когда эти снимки смогут занять свое место в твоей книге. А помните, ребята, как нас чуть не арестовали в Волари?
И Вондрачек начал очередную историю из своей жизни, но Петр уже не слушал его. Мысленно он перенесся в свою квартиру в Праге, где в ящике письменного стола лежал репортаж, написанный в конце прошлого года. Писал он его для себя, не рассчитывая на публикацию, с единственной целью — дать выход тому, чем он жил, о чем думал последние два года.
Вот этот репортаж.
Тайны Шумавы
Закончилось время каникул и отпусков. Шумава затихла, приобрела новую окраску. Шумные палаточные городки, превращавшие берега Видры в подобие Вацлавской площади, опустели, и проглянули чудесные краски осени, яркость которых удивит самого большого мастера кисти.
Я сижу на косогоре недалеко от селения Срни. Именно эти места воспел в своем романе Клостерманн. Но сейчас я думаю не о нем и его героях, а о действительных событиях, свидетелем которых по воле случая стали горы и долины Шумавы в конце второй мировой войны.
Начались эти события в августе 1944 года далеко от Шумавы, через несколько недель после неудачного покушения на Гитлера. Тогда уже всем, от генерала в гитлеровской ставке до рядового солдата, под натиском Советской Армии удиравшего на запад, стало ясно, что третий рейх не спасут ни ракеты «Фау-1», ни что-либо другое. И хотя геббельсовская пропаганда трубила на весь мир о «великой победе фюрера», большинство фашистов с опасением ожидали конца своего печального «Дранг нах Остен».
Советские войска неудержимо наступали от Львова и Бреста на Запад, войска союзников укрепляли свои позиции в Нормандии и готовились к наступлению. Создавшаяся обстановка заставила многих фашистских бонз задуматься о будущем. Сейчас трудно сказать, кто явился инициатором созыва секретной конференции в страсбургском отеле «Мезон руж», но факт остается фактом: 10 августа 1944 года эта конференция состоялась. Известно также, что среди участников основную роль играли шеф главного управления имперской службы безопасности обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер и влиятельные немецкие монополисты. Речь шла не о новом покушении на Гитлера или о заговоре против третьего рейха. Нет, на повестке дня стоял вопрос о создании четвертого рейха!
Дискуссия затянулась надолго, она велась с чисто немецкой педантичностью — нельзя было ничего упустить.
Протокол конференции начинался словами: «Битва за Францию проиграна. Мы обязаны принять все меры к тому, чтобы в руки противника не попали ценности, денежные запасы, важные документы, наши планы восстановления промышленности, научного и технического потенциала…»
Далее в документе содержались инструкции о переводе крупных денежных сумм и ценностей в нейтральные государства, определялся порядок снятия этих сумм с банковских счетов, диспозиционные права и тому подобное. Деньги, документы и ценности, которые по каким-либо причинам не смогут быть вывезены за границу, должны быть упакованы в мешки из водонепроницаемого материала или запаяны в цинковые ящики, а затем погружены в воду в точно установленных местах или спрятаны в заранее подготовленных убежищах.
В протоколе страсбургской конференции детально определялись различные ловушки и другие меры, которые гарантировали бы сохранность кладов. В отеле «Мезон руж», по всей видимости, впервые был предложен план создания «Альпийской крепости». Эта мысль зародилась в голове Кальтенбруннера раньше, когда он понял, что «тысячелетний» рейх не отпразднует и своего десятилетия. По плану Кальтенбруннера, в Альпах еще до полного краха третьего рейха должны были сконцентрироваться главари фашистского государства, которые смогут воссоздать четвертый рейх. Кроме того, там надо было собрать все богатства, награбленные в странах Европы, произведения искусства, важные секретные документы, научную и техническую документацию. Оборона «Альпийской крепости» возлагалась на отборные части войск СС, личный состав которых должен был принести клятву до последней капли крови защищать крепость, а также на специальные воздушно-десантные дивизии, части вермахта, которые отступали из Италии, с запада и с Балканского полуострова.
Об этих деталях в отеле «Мезон руж» Кальтенбруннер еще не говорил, но о них уже знали самые доверенные офицеры его штаба. Эта мысль пришла Кальтенбруннеру не только потому, что он был по национальности австриец, но и потому, что уже с конца 1943 года в специальных укрытиях в Австрийских Альпах складировались произведения искусства для так называемого музея Гитлера в Линце. Там были собраны сотни картин знаменитых мастеров, скульптуры, гобелены и другие ценные вещи из всех оккупированных европейских стран. Все эти произведения искусства укрывались в соляных копях близ озера Альтаусзее якобы для того, чтобы они не стали жертвой авиационных налетов. Спустя несколько недель после конференции в Страсбурге Кальтенбруннер начал реализовывать свой план, для чего ему потребовались преданные и надежные исполнители. Одним из них стал рейхсминистр Франк.
Во второй половине 1944 года Франк получил из Берлина приказ вместе с нацистскими генералами разработать для «протектората Чехии и Моравии» план мероприятий на случай отступления к Альпам. Бывший торговец книгами из Карловых Вар приложил много сил и энергии для создания этого плана. Причем в основном он полагался на себя, а не на генералов, рекомендованных ему из Берлина, которых он постоянно подозревал в отсутствии инициативы и старания, о чем много раз жаловался лично Кальтенбруннеру.
Франк не только разработал план отступления, но и предложил превратить Шуману по образцу
