- К-ха! - кашлянул вдруг страшнейшим образом Елпидифор Мартыныч, а вместе с тем страшно вскрикнула и Елена.
Князь толкнулся было в дверь, но она не уступила его усилиям. Прошло несколько страшных, мучительных мгновений... Князь стоял, уткнувшись головою в дверь, у него все помутилось в голове и в глазах; только вдруг он затрепетал всем телом: ему послышался ясно плач ребенка... Князь опустился на стоявшее около него кресло; слезы, неведомо для него самого, потекли у него по щекам. 'Боже, благодарю тебя!' - произнес он, вскидывая глаза к небу.
Долго ли просидел князь в таком положении, он сам того не знал, наконец, запертая дверь отворилась, и в ней показался Елпидифор Мартыныч.
- Ну что, благополучно? - спросил его трепещущим голосом князь и с еще более выступившими слезами на глазах.
- Всеотличнейшим манером!.. Сына-с вам подарила!.. - отвечал Елпидифор Мартыныч как бы веселым голосом, хоть холодный пот все еще продолжал у него выступать на лбу, так что он беспрестанно утирал его своим фуляровым платком.
Князь в радости своей не спросил даже Елпидифора Мартыныча, что такое, собственно, он сделал с Еленой, а между тем почтенный доктор совершил над нею довольно смелую и рискованную вещь: он, когда Елена подошла к нему, толкнул ее, что есть силы, в грудь, так что сна упала на пол, и тем поспособствовал ее природе!.. Способ этот Елпидифор Мартыныч заимствовал у одной деревенской повитухи, которая всякий раз и с большим успехом употребляла его, когда родильницы трудно рожали. Сам же Елпидифор Мартыныч употребил его всего только другой раз в жизни: раз в молодости над одной солдаткой в госпитале, так как о тех не очень заботились, - умирали ли они или оставались живыми, и теперь над Еленой: здесь очень уж ему хотелось блеснуть искусством в глазах ее и князя! Довольный и торжествующий, он сел в зале писать рецепт, а князь потихоньку, на цыпочках вошел в спальню, где увидел, что Елена лежала на постели, веки у ней были опущены, и сама она была бледна, как мертвая. Князь не осмелился даже подойти к ней и пробрался было в соседнюю комнату, чтобы взглянуть на сына; но и того ему акушерка на одно мгновение показала, так что он рассмотрел только красненький носик малютки. Князь после того, как бы не зная, чем себя занять, снова возвратился в залу и сел на прежнее свое место; он совершенно был какой-то растерянный: радость и ужас были написаны одновременно на лице его. Елпидифор Мартыныч, кончив писание рецепта, обратился к нему:
- Вот-с, извольте все это взять в аптеке и употреблять по назначению, а завтра часов в двенадцать я опять к вам заеду, - проговорил он, затем встал, отыскал свою шляпу и проворно пошел.
Князь тут только вспомнил, что надобно было заплатить Елпидифору Мартынычу, и поспешил его догнать.
- Благодарю вас, - говорил он, суя ему в руку пятьсот рублей сериями, которые случились у него в кармане.
- Не нужно-с! Не нужно! - ответил вдруг Елпидифор Мартыныч, кинув быстрый взгляд на деньги и отстраняя их своей рукой от себя. - Я не из корысти спасал больную, а прежде всего - по долгу врача, а потом и для того, чтобы вы оба устыдились и не на каждом бы перекрестке кричали, что я дурак и идиот: бывают обстоятельства, что и идиоты иногда понадобятся!
Говоря это, Елпидифор Мартыныч блистал удовольствием от мысли, что он мог так великодушно и так благородно отомстить князю и Елене. Первый же стоял перед ним с потупленным и нахмуренным лицом.
- Пожалуйста, возьмите!.. - повторил он еще раз, протягивая опять к Елпидифору Мартынычу руку с деньгами.
- Не возьму-с! - отвечал тот, снова кинув какой-то огненный взор на деньги и надевая калоши. Через минуту он хлопнул дверьми и скрылся совсем из глаз князя.
За минутами такого торжества для Елпидифора Мартыныча вскоре последовали и минуты раскаяния. Приехав домой, он лег, было, в постель, но заснуть не мог и вдруг, раздумавшись, ужасно стал досадовать на себя, зачем он не взял от князя денег. 'Вот дурак-то я!' - говорил он сам с собой, повертываясь с одного бока на другой. 'Вот дуралей-то!' - прибавлял он, повертываясь опять на прежний бок, и таким образом он промучился до самого утра, или, лучше сказать, до двенадцати часов, когда мог ехать к Жиглинской, где ожидал встретить князя, который, может быть, снова предложит ему деньги; но князи он не нашел там: тот был дома и отсыпался за проведенную без сна ночь. Елпидифор Мартыныч надеялся на следующий день, по крайней мере, встретить князя и действительно встретил его; князь был с ним очень внимателен и любезен, но о деньгах ни слова, на следующий день тоже, - и таким образом прошла целая неделя. Елпидифор Мартыныч потерял всякое терпенье и раз даже не выдержал и сказал акушерке:
- А что, вам не платили еще ничего здесь?
- Нет, не платили, а что же?
- Да так, мне тоже; я сам, впрочем, имел глупость: тогда князь тотчас же после родов предлагал мне тысячу рублей, а я не взял. Как думаю, брать в такую минуту, - сами согласитесь!
- Конечно! - согласилась акушерка. - Но что же, все равно, он после вам заплатит.
- Да ведь то-то после заплатит - к-ха!.. Как тоже он понял мои слова? Может быть, он думает, что я никогда не хочу с него брать денег... Нельзя ли вам этак, стороной, им сказать: - 'А что, мол, платили ли вы доктору? Пора, мол, везде уж по истечении такого времени платят!'
- Ни за что, ни за что! - воскликнула акушерка. - Они, пожалуй, подумают, что этим я хочу о плате себе напомнить, ни за что!
- Ну, глупо! Другой раз вас ни на какую практику с собой не приглашу! сказал Елпидифор Мартыныч.
- Пожалуй, не приглашайте! Сделайте такое ваше одолжение! - отвечала насмешливо акушерка{212}.
Елпидифор Мартыныч стал в такое затруднительное положение касательно этих денег, что решился даже посоветоваться с Елизаветой Петровной и, собственно с этой целью, нарочно заехал к ней.
- Поздравляю вас с внуком! - сказал он, входя к ней.
- Как, разве родила Лена? - воскликнула Елизавета Петровна, вспыхнув вся в лице, - того, чтобы даже ей не прислали сказать, когда дочь родит, она уж и не ожидала!
- Как же, родила с неделю тому назад прехорошенького мальчика!..
Елизавета Петровна на это молчала.
- Что ж, вам надобно теперь ехать и познакомиться с внуком! - продолжал Елпидифор Мартыныч.
- Где уж мне этакой чести дождаться!.. Я во всю жизнь, может быть, не увижу его!.. И в подворотню свою, чай, заглянуть теперь не пустят меня! отвечала Елизавета Петровна, и ей нестерпимо захотелось хоть бы одним глазком взглянуть на внука.
- Нет, пустят! - успокоивал ее Елпидифор Мартыныч.
- А я знаю, что не пустят! - возражала ему Елизавета Петровна, и слезы уж текли по ее желтым и поблекшим щекам.
- Да, вот дети-то!.. Кабы они хоть немного понимали, сколько дороги они родительскому сердцу, - говорил Елпидифор Мартыныч размышляющим голосом. Но вы все-таки съездите к ним; примут ли они вас или нет - это их дело.
- Съезжу, исполню этот долг мой, - сказала Елизавета Петровна.
- Съездите!.. - повторил еще раз ей Елпидифор Мартыныч. - Ну и спросите их, - продолжал он как бы более шутливым голосом: - 'А что, мол, кто у вас лечит?' Они скажут, разумеется, что я.
- А разве вы ее лечите?
- Я. На волоске ее жизнь была... Три дня она не разрешалась... Всех модных докторов объехали, никто ничего не мог сделать, а я, слава богу, помог без ножа и без щипцов, - нынче ведь очень любят этим действовать, благо инструменты стали светлые, вострые: режь ими тело человеческое, как репу.
- Что вы-то такое сделали? - спросила его Елизавета Петровна.
- Так, тут секретец один, - отвечал Елпидифор Мартыныч уклончиво.
- Князь, чай, хорошо заплатил вам за это? - спросила Елизавета Петровна, заранее почти догадавшаяся, к чему он ведет весь этот разговор.
