городов, сказал Петр Петрович и инженеру, - им велено шоссе исправно содержать, а они вместо того города украшают; строят все дома себе.
Судья молча и солидно со всеми раскланялся.
Уселись все.
Судья первый начал говорить.
- На меня губернатор тоже написал донос, - сказал он Вихрову.
- Это по случаю кандидатуры на место председателя? - спросил тот.
- Да-с, - продолжал судья каким-то ровным и металлическим голосом, - он нашел, что меня нельзя на это место утвердить, потому что я к службе нерадив, жизни разгульной и в понятиях вольнодумен. Против всего этого я имею им же самим данные мне факты. Что я не нерадив к службе - это я могу доказать тем, что после каждой ревизии моего суда он объявлял мне печатную благодарность; бывал-с потом весьма часто у меня в доме; я у него распоряжался на балах, был приглашаем им на самые маленькие обеды его. Каким же образом он это делал? Если я человек разгульной жизни и вольнодумных мыслей - таких людей начальник губернии обыкновенно к себе не приближает и не должен приближать. О всем этом у меня составлены докладные записки, из коих одну я подал министру внутренних дел, а другую - министру юстиции.
- Митя у меня молодец! - подхватил Кнопов. - У него и батька был такой сутяга: у того Герасимов, богатый барин, поля собаками помял да коров затравил, - тридцать лет с ним тягался, однако оттягал: заставили того заплатить все протори и убытки...
- Я не то что сутяга, - возразил ему судья, - а уж, конечно, никому не позволю наступать себе на ногу, если я знаю, что я в чем-нибудь прав!.. В этой докладной записке, - продолжал он снова, относясь к Вихрову, - я объясняю и причины, по которым начальник губернии порочит меня. 'Для госпожи Пиколовой, - я пишу, - выгнаны четыре исправника и заменены ее родственниками; за госпожу Пиколову ратман за то, что в лавке у него не поверили ей в долг товару, был выдержан целый месяц при полиции; за госпожу Пиколову господин Вихров за то, что он произвел следствие об ее родном брате не так, как тому желалось, предан теперь суду'. Я вот нарочно и заехал к вам, чтобы попросить вас позволить мне упомянуть также и об вас.
- Сделайте одолжение, - подхватил Вихров.
- Кроме того, у меня собраны от разных жителей города такого рода записки: 'Ах, там, пожалуйста, устройте бал у себя, m-me Пиколовой так хочется потанцевать', или: 'Мы с m-me Пиколовой приедем к вам обедать', и все в этом роде. Как потом будет угодно министрам - обратить на это внимание или нет, но я представляю факты.
- Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, подхватил Кнопов, - а вот гораздо лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым командирам офицеры являлись: 'Ваше превосходительство, или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не желаем; не делайте ни себя, ни нас несчастными, потому что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам дать в публичном месте оплеуху!' - и всегда ведь выходили; ни один не оставался.
- Губернатор и полковой командир - две вещи разные, - возразил ему судья, - в полках все-таки было развито чувство чести!
- Губернатор просто назовет это скопом и донесет на вас, - подхватил прокурор, - и вас всех разошлют по дальним губерниям.
- Да, пожалуй, рассылай, - эка важность! Народ-то нынче трусоват стал, - продолжал Петр Петрович, мотнув головой, - вон как в старину прежде дворяне-то были - Бобков и Хлопков. Раз они в чем-то разругались на баллотировке: 'Ты, - говорит один другому, - не смей мне говорить: я два раза в солдаты был разжалован!' - 'А я, - говорит другой, - в рудниках на каторге был!' - хвастаются друг перед другом тем; а вон нынешние-то лизуны как съедутся зимой, баль-костюме сейчас надо для начальника губернии сделать. Он меня раз спрашивает: 'Будете вы в маскараде и как замаскируетесь?..' - 'Министром', - говорю. - 'Зачем же, говорит, министром?' - 'Чтобы чиновников, говорю, всех выгнать вон'. - 'Что же, говорит, и меня выгоните?' - 'В первую голову', - говорю. Смеется, но после того на обеды перестал звать... Однако, моя милая братия, пора нам и пуа! заключил Кнопов, уже вставая.
- Пуа? - спросил его, вставая, Вихров.
- Пуа!.. Непременно пуа!.. - повторил Кнопов. - Вы, Фемида юная, поедете с нами?.. В клуб ведь только! Никуда больше!.. - сказал он прокурору.
- Извольте! - отвечал тот.
- А вы, градоукрашатель? - обратился он к инженеру.
- И я поеду, - отвечал тот.
- С вас непременно дюжину шампанского, - говорил Кнопов, - а то скажу, из какого лесу вы под городом мост строили. 'Куда это, говорю, братцы, вы гнилушки-то эти везете - на завод, что ли, куда-нибудь в печь?' - 'Нет, говорят, мост строить!'
- Ну, ну! Всегда одно и то же толкуете! - говорил инженер, идя за Петром Петровичем, который выходил в сопровождении всех гостей в переднюю. Там он не утерпел, чтобы не пошутить с Груней, у которой едва доставало силенки подать ему его огромную медвежью шубу.
- Что вы, милушка, нянюшкой, что ли, за вашим барином ходите? - спросил он ее.
- Нянюшкой-с, - пошутила и Груша, краснея.
- Что же, вы ему спинку и грудку трете? - спрашивал Кнопов.
- Нет-с, не тру, - отвечала Груня, смеясь и еще более краснея.
- Трите, милушка, трите, - это пользительно бывает!
Вихров, проводив гостей, начал себя чувствовать очень нехорошо. Он лег в постель; но досада и злоба, доходящие почти до отчаяния, волновали его. Не напиши Мари ему спасительных слов своих, что приедет к нему, - он, пожалуй, бог знает на что бы решился.
На другой день он встал в лихорадке и весь желтый: у него разлилась страшнейшая желчь.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
I
РАДОСТНЫЕ ИЗВЕСТИЯ
Уже около двух месяцев Вихров лежал больной. Он все почти время проводил один; из друзей его никого не было в городе: Кнопов жил в деревне; прокурор вместе с совестным судьей (и вряд ли не затем, чтоб помочь тому подшибить губернатора) уехал в Петербург. Инженер тоже поехал с ними, чтобы, как он выражался, пообделать кой-какие делишки, и таким образом единственной собеседницей героя моего была Груша, очень похорошевшая последнее время и начавшая одеваться совершенно как барышня. Она целые дни сидела у него в комнате и щебетала ему, как птичка, разные разности.
Однажды, это было в пятницу на страстной неделе, Вихров лежал, закинув голову на подушки; ему невольно припоминалась другая, некогда бывшая для него страстная неделя, когда он жил у Крестовниковых: как он был тогда покоен, счастлив; как мало еще знал всех гадостей людских; как он верил в то время в жизнь, в правду, в свои собственные силы; а теперь все это было разбито - и что предстояло впереди, он еще и сам не знал хорошенько.
Груша между тем, думая, что барин скучает, не преминула сейчас же начать развлекать его своими разговорами. По случаю таких великих дней, она по преимуществу старалась говорить о божественном.
- А что, барин, правда ли, - спросила она, - когда Христос воскрес, то пришел в ад и заковал сатану?
