- Ну, так я, ангел мой, поеду домой, - сказал полковник тем же тихим голосом жене. - Вообразите, какое положение, - обратился он снова к Павлу, уже почти шепотом, - дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый день - то я дома, а Мари здесь, то я здесь, а Мари дома... Она сама-то измучилась; за нее опасаюсь, на что она похожа стала...
- Обо мне, пожалуйста, не беспокойся, мне положительно ничего не будет, - подхватила Мари, видимо, желавшая успокоить мужа.
- Ну-с, так до свиданья! - сказал полковник и нежно поцеловал у жены руку. - До скорого свиданья! - прибавил он Павлу и, очень дружески пожав ему руку, вышел тою же осторожною походкой.
Вся эта несколько нежная сцена между мужем и женою показалась Павлу противною.
- Батюшка, не пора ли вам принять лекарство? - сказала затем Мари, подходя и наклоняясь к больному, как бы для того, чтобы он лучше ее слышал.
Еспер Иваныч смотрел на нее, но ничего не говорил.
- Пора вам, родной, принять! - повторила Мари и, взяв со стола микстуру, налила ее на ложку, осторожно поднесла к больному и вылила ему в рот.
Он начал как бы смаковать выпитое лекарство губами и ртом. Стоявшая тут же в комнате, у ног больного, Анна Гавриловна ничем уже и не помогала Марье Николаевне и только какими-то окаменелыми глазами смотрела на своего друга. Любящее сердце говорило ей, что для него теперь все бесполезно. С этой, как бы омертвившей все ее существо, тоской и с своей наклоненной несколько вниз головой, она показалась Павлу восхитительною и великолепною; а Мари, в своем шелковом платье и в нарукавничках, подающая отцу лекарство, напротив того, возмущала и бесила Павла. К Анне Гавриловне вскоре подошел на цыпочках Иван Иваныч и сказал:
- Священники вас спрашивают.
Та вышла, но вскоре воротилась.
- Причастить его надо, - сказала она почти суровым голосом Марье Николаевне, показывая на больного.
- Да, - подтвердила та.
- Вы выйдите, батюшка, - обратилась Анна Гавриловна к Павлу.
- Войдите! - прибавила она священникам, которые вошли и начали облачаться.
Вихров и Мари вышли в залу.
Вскоре раздалось довольно нестройное пение священников. Павла точно ножом кольнуло в сердце. Он взглянул на Мари; она стояла с полными слез глазами, но ему и это показалось притворством с ее стороны.
- Люди все, кажется, выдумали, чтобы терзать человека перед смертью, проговорил он вслух.
Мари посмотрела на него, еще не понимая - что такое он говорит.
- Умирает человек: кажется, серьезное и великое дело совершается... Вдруг приведут к нему разных господ, которые кричат и козлогласуют около него, - проговорил он.
- Каких господ? - спросила Мари, уставив на него уже окончательно удивленные глаза.
- Таких, - отвечал Павел и не кончил своей мысли.
Мари покачала головой.
- Вот уж - как в басне, - сказала она, - понес студент обычный бред.
Павел начал кусать с досады губы.
Вскоре священники снова запели.
- Нет, кузина, я решительно не в состоянии этого слышать! - воскликнул он. - Дядя, вероятно, не заметит, что я уйду. До свиданья! - проговорил он, протягивая ей руку.
- Что, тебя опять года два мы не увидим? - сказала она ему.
- Может быть, - отвечал Павел и поторопился проворнее уйти, чтобы не встретиться с Анной Гавриловной.
У него было очень скверно на душе: он как-то сознавал в своей совести, что он что-то такое думал и делал нехорошо.
'Ох уж эти мне нравственные люди!.. А посмотришь, так вся их жизнь есть не что иное, как удовлетворение потребностям тела и лицемерное исполнение разных обрядов и обычаев', - думал он, и ему вдруг нестерпимо захотелось пересоздать людские общества, сделать жизнь людей искренней, приятней, разумней. Но как - он и сам не мог придумать, и наконец в голове его поднялась такая кутерьма: мысль за мыслью переходила, ощущение за ощущением, и все это связи даже никакой логической не имело между собою; а на сердце по-прежнему оставалось какое-то неприятное и тяжелое чувство.
В такого рода размышлениях Павел, сам того не замечая, дошел с Дмитровки на Тверскую и, порядком устав, запыхавшись, подошел к своему номеру, но когда отворил дверь, то поражен был: у него перед письменным столом сидела, глубоко задумавшись, m-me Фатеева в дорожном платье. При его приходе она вздрогнула и обернулась.
- Боже мой! Вы ли это? - говорил Павел, подходя к ней.
- Ах, это вы? - произнесла она с своей стороны голосом, в котором были как бы слышны рыдания. - Вы были у Мари? - прибавила она.
- Я был у дяди. Его сейчас приобщают; он, вероятно, сегодня или завтра умрет. Но как же это вы здесь? Я не верю еще все глазам моим, - говорил Павел. Он несколько даже и поиспугался такого нечаянного появления m-me Фатеевой.
- Приехала вот, сделала эту глупость!.. - сказала она.
Павел посмотрел на нее с удивлением.
- Я скакала к нему, как сумасшедшая; а он сидит все у своей Мари, прибавила она и вслед затем, истерически зарыдав, начала ходить по комнате.
Павел обмер.
- Друг мой, помилуй, я всего у них в первый раз, и даже сегодня разбранился с Мари окончательно.
- Я не хотела, чтобы вы вовсе с ней видались, понимаете!.. Вы мне сказали, что совсем не видаетесь с ней. Кого-нибудь одну любить: ее или меня!..
- Я не ее и видеть ездил, а дядю, которого рожденье сегодня.
- Разве сегодня его рожденье? - протянула m-me Фатеева несколько уже более спокойным голосом.
- Сегодня, 20 декабря.
- Вы не должны никогда более встречаться с этой противной Мари!.. Ну, подите сюда, я вас поцелую.
Павел с восторгом подошел к ней. Она его начала страстно целовать.
- Друг мой, я тебя безумно, до сумасшествия люблю, - шептала она ему.
- Ангел мой, я сам не меньше тебя люблю, - говорил Павел, тоже обнимая и крепко целуя ее, - но кто же тебе рассказал - где я?
- Твой человек, Иван; я его нарочно обо всем расспросила, - я ведь очень ревнива!
- Бог с тобой, ревнуй меня, сколько хочешь; я перед тобой чист, как солнце; но скажи, как ты мужа убедила отпустить тебя сюда?
- Ничего я его не убедила... Он последнее время так стал пить, что с ним разговаривать даже ни о чем невозможно было, - я взяла да и уехала!..
- И прекрасно сделала; но где ты остановилась?
- Недалеко тут. В 'Париже', в гостинице.
- Переезжайте лучше сюда в нумера. Здесь есть свободные комнаты.
- Очень рада, - отвечала Фатеева.
- Я тебе сейчас это устрою, - сказал Павел и, не откладывая времени, пошел к m-me Гартунг.
- Давайте-ка мне, мадам, нумер самый лучший, - сказал он каким-то необыкновенно радостным голосом, - ко мне приехала сестра.
- Ну, уж знаю я, сестра! - возразила, погрозив ему пальцем, m-me Гартунг.
- Уверяю вас - сестра! - повторил Павел.
