я заезжала...
- Куда же это, он думает, вы заезжали?
- Ну, к этому мерзавцу Бахтиарову.
- Скажите, пожалуйста, - говорила Феоктиста Саввишна, качая головою, какая ревность! Но, впрочем, я вам скажу, не огорчайтесь очень, Юлия Владимировна, - мужчины все таковы: им бы все самим делать, а нам бы ничего.
- Но он не хочет жить со мной, - перервала Юлия, - едет в деревню. Поговорите ему: что он, с ума, что ли, сошел, что благородные люди так не делают, что это подло, что он меня может ненавидеть, но все- таки пусть живет со мной, по крайней мере для людей, - я ему не помешаю ни в чем.
- Ой, Юлия Владимировна! Как вас можно ненавидеть? - Так, в горячности, - больше ничего. Извольте, я поговорю, только сначала сторонкой кой-что поразузнаю и сегодня же дам ответ. Вам бы давно ко мне прислать, - как вам не грех? Случилось этакое дело, а меня не требуете; вы знаете, как я предана вашему семейству - еще на днях получила от Владимира Андреича письмо: поручают старую коляску их кому-нибудь продать. До приятного свидания.
Выйдя от Бешметевых, Феоктиста Саввишна начала обдумывать свои действия во вновь предпринятом ею на себя подвиге. Она очень сожалела, что на этакий случай в городе нет Перепетуи Петровны, которая, рассердившись на племянника, все лето жила в деревне и даже на зиму не хотела приезжать в город, чтобы только не видеть семейного сраму, и которая, конечно бы, в этом деле приняла самое живое участие и помогла бы ей уговорить Павла. Но делать нечего. Сваха отправилась к Лизавете Васильевне: лично самой говорить Павлу она считала и неудобным и бесполезным.
Масуровой только что перед приходом Феоктисты Саввишны рассказала горничная, что случилось у Бешметевых. Она встревожилась и хотела послать за братом.
- Матушка, что это у ваших-то наделалось? - начала прямо Феоктиста Саввишна. - Я сейчас от них, Юлия Владимировна в слезах, Павел Васильич огорчен, - и не видала его. Говорят, он совсем хочет уехать в деревню, а супругу оставить здесь. Сами посудите - ведь это развод, на что это похоже? Мало ли что бывает между мужем и женою, вы сами по себе знаете. А ведь вышло-то все из пустяков. Вчерась поехала кататься с этим вертопрахом Бахтиаровым.
Лизавете Васильевне было очень неприятно, что происшествие это знала уже и Феоктиста Саввишна, но делать было нечего.
- Я ничего хорошенько не слыхала, - отвечала она, - это, верно, какие-нибудь пустяки.
- Какое, матушка! Я сейчас от них, - возразила Феоктиста Саввишна, Юлия Владимировна со слезами просила меня пересказать вам. 'Вы знаете, говорит, как я люблю и уважаю сестрицу; я бы сама, говорит, сейчас к ней поехала, да не могу - очень расстроена. Попросите, чтобы она поговорила брату не делать этого. Ну, уж коли ему так хочется ехать в деревню, можно ехать вместе'.
- Если брат думает ехать в деревню, то, конечно, поедет с женой, отвечала Лизавета Васильевна.
- В том-то и дело, что хотят ехать одни; это-то и беспокоит Юлию Владимировну. Пошлите-ка за ним, родная, да поговорите с ним. Я бы ему сама сказала, да мое дело стороннее, как-то неловко. Я вот хоть тут за ширмами посижу, а вы ему поговорите.
- Когда же он хочет ехать?
- Да сегодня в ночь или завтра утром.
Лизавете Васильевне самой хотелось видеться с братом, но только без Феоктисты Саввишны. С другой же стороны, она знала, что госпожу Пономареву отклонить от какого бы то ни было дела, в котором она уже приняла участие, не было никакой возможности, а потому ограничилась только тем, что отослала сваху в мезонин к детям и тотчас же послала за братом. Прошел час, другой, третий - Павел не являлся. У деятельной Феоктисты Саввишны недостало терпения дожидаться, и потому она, отправившись, куда ей было нужно, обещала вечерком непременно забежать.
Часу в третьем пришел Павел.
Несколько минут брат и сестра молчали.
- Ты, братец, поссорился с женой? - спросила, наконец, Елизавета Васильевна.
Павел молчал.
- Ты не огорчайся, друг мой, - мало ли что бывает в семействе? Я с моим благоверным раза три в иной день побранюсь. Правда ли, что ты хочешь один ехать в деревню?
- Да, я сегодня в ночь еду.
- Один?
- Один.
- Не делай, братец, этого - это грех. Ты мужчина - должен быть великодушен.
- Я могу великодушно простить слабость, но никогда - порок.
- Но отчего же прощает мне мой муж?
- Какое сравнение!
- Одно и то же. Я также любила другого человека.
- Не говори мне этого, Лиза. Ты ангел.
- Хорошо, я не буду говорить, только дай мне слово ехать с ней вместе в деревню. Как хочешь понимай ее сам, но общественно ее бесславить ты не имеешь права, потому что сам женился на ней против ее воли.
Последние слова, кажется, очень поколебали решимость Павла.
- Мне трудно с ней жить, Лиза. Я теперь ее очень хорошо понял и больше не могу ее любить.
- Не говори, брат, - все время. Ты прежде ее любил, теперь не любишь, а после опять будешь. Так же и она прежде тебя не любила, а теперь полюбит. Поверь, мой друг, в браке связует нас бог, и этими узами мы не можем располагать по собственному произволу.
- Лиза, вели мне дать вина, мне очень грустно, - прервал вдруг Павел.
Лизавета Васильевна посмотрела с удивлением на брата и велела, впрочем, подать вина. Бешметев залпом выпил целый стакан.
- Целый год я приносил этой женщине жертвы, - начал он, - целый год она ничего не видела и не понимала; даже теперь, я уверен, она не раскаивается, а вот еще ты хочешь, чтобы я принес ей новую жертву.
- Не для нее, брат, но для меня - я тебе советовала жениться, и на моей совести ваше счастье.
- Я действительно неправ, - продолжал Павел, - что женился наобум, не понимая ничего; но теперь я ее знаю. Вот что она такое, выслушай меня, Лиза: она необразованна, дурного характера, не любит, даже терпеть не может меня и, тяжело сказать, развратна. Должен ли я жить с ней?
- Должен. Мало этого, ты должен ее исправить: на твое попечение она отдана богом. Еще раз прошу тебя - прости ее и не оставляй.
- Изволь, Лиза, но только здесь я не могу оставаться: мне стыдно стен.
- И не оставайтесь, сегодня же поезжайте в деревню.
- Но я не могу с ней говорить.
- И не говори. Я ей напишу или велю сказать. Когда ты думаешь выехать?
- Завтрашний день.
Брат и сестра расстались.
Не более как через полчаса после ухода Павла явилась к Лизавете Васильевне Феоктиста Саввишна и, к удивлению своему, услышала, что у Бешметевых ничего особенного не было, что, может быть, они побранились, но что завтра утром оба вместе едут в деревню. Сваха была, впрочем, опытная женщина, обмануть ее было очень трудно. Она разом смекнула, что дело обделалось, как она желала, но только от нее скрывают, чем она очень оскорбилась, и потому, посидев недолго, отправилась к Бешметевой.
- Ну вот, матушка, дело-то все и обделалось, извольте-ка сбираться в деревню, - объявила она, придя к Бешметевой. - Ну уж, Юлия Владимировна, выдержала же я за вас стойку. Я ведь пошла отсюда к Лизавете Васильевне. Сначала было куды - так на стену и лезут... 'Да что, говорю я, позвольте-ка вас спросить, Владимир-то Андреич еще не умер, приедет и из Петербурга, да вы, я говорю, с ним и не разделаетесь за этакое, что называется, бесчестие'. Ну, и струсили. 'Хорошо, говорят, только чтобы ехать в деревню'.
