Василёк молчал и, только когда трамвай обогнал человека с собакой, сказал громко, на весь вагон:
— Бабака!
— Детки у вас какие хорошие, дружные, — сказал кто-то из соседей.
Мама улыбнулась и кивнула головой.
Как только приехали домой, мама ушла в булочную за хлебом.
— Посмотри за малышом, Люся. Я скоро вернусь.
Люся сняла с Василька пальтишко, платок, шапку.
И тут-то она заметила, что хоть он и шустёр, а затылок у него весь в пухлых бело-розовых складочках. И на нём золотистые волоски треугольниками. Она красиво причесала его, а потом взяла за руку и стала водить по комнате.
— Вот тут мы обедаем. А это письменный стол. Понимаешь? А в этом ящике — игрушки. Мы их потом посмотрим. А здесь ты будешь спать. Хорошая кроватка, мягкая! Хочешь попробовать полежать?
Она сняла с Василька башмаки, с трудом подняла его и уложила.
Но Василёк не хотел лежать. Он встал на ноги, озабоченно потрогал гвоздик в стене и посмотрел на карточку, которая висела над кроватью.
— Это наш папа, — сказала Люся.
— Папа, — старательно повторил Василёк.
Повесть о Галиной маме
Глава первая
Есть на свете город Куйбышев. Это большой красивый город. Улицы в нём зелёные, как сады, берега зелёные, как улицы, а дворы зелёные, как берега.
Под высоким берегом течёт Волга. По Волге летом ходят пароходы и причаливают то к тому, то к другому берегу.
Во время войны в городе Куйбышеве жили девочка Галя, Галина мама и Галина бабушка — их всех троих эвакуировали из Ленинграда.
Галина бабушка была ничего себе, хорошая, но мама была ещё лучше. Она была молодая, весёлая и всё понимала. Она так же, как Галя, любила бегать после дождя босиком, и смотреть картинки в старых журналах, и топить печку с открытой дверкой, хотя бабушка говорила, что от этого уходит на улицу всё тепло.
Целую неделю Галина мама работала. Она рисовала на прозрачной бумаге очень красивые кружки, большие и маленькие, и проводила разные линейки — жирные или тоненькие, как волосок. Это называлось — чертить.
По воскресеньям Галя и мама ездили на пароходе на другой берег Волги. Волга была большая. Плыли по ней плоты и лодки, шёл пароход, разгоняя в обе стороны длинные волны. А на берегу лежал волнистый мягкий песок, лез из воды упругий остролистый камыш с бархатными щёточками и летали стрекозы, несли по воздуху свои узкие тельца на плоских, сиявших под солнцем крыльях. Там было так хорошо, как будто совсем нигде нет никакой войны.
Вечером Галя и мама гуляли по набережной.
— Мама, машина! — кричала Галя. — Попроси!..
Галина мама медленно оборачивалась — не сидит ли у калитки бабушка. Если бабушки не было, она поднимала руку. Грузовик останавливался.
— Подвезите нас немножко, пожалуйста, — говорила мама. — Моей девочке так хочется покататься!
Люди на грузовике смеялись. Потом какой-нибудь грузчик или красноармеец, сидящий в кузове, протягивал сверху руку.
Грузовик подпрыгивал на ухабах. Мама и Галя сидели в открытом кузове на мешке с картошкой или на запасном колесе, обе в ситцевых платьицах, сшитых бабушкой, и держали друг друга за руки.
Галя смеялась. Когда машину подбрасывало, она кричала: «Ой, мама! Ай, мама!»
Ей хотелось, чтобы видели весь двор, вся улица, весь город Куйбышев, как они с мамой катаются на машине. Машина тряслась на неровном булыжнике мостовой. Их обдавало пылью.
— Спасибо, товарищи, — говорила мама.
Машина вздрагивала и останавливалась.
— Галя, скажи и ты спасибо.
— Спасибо! — кричала Галя, уже стоя на мостовой.
Вверху улыбались красноармейцы.
Один раз, когда Галя с мамой гуляли по улицам города Куйбышева, они увидели, как в трамвай, идущий к вокзалу, садились пятеро молодых красноармейцев в полном снаряжении. Должно быть, они уезжали на фронт.
Красноармейцев провожали колхозницы. Колхозницы плакали и целовали своих сыновей и братьев. Вся улица вокруг них как будто притихла. Люди останавливались и молча покачивали головами. Многие женщины тихонько плакали.
И вот трамвай дрогнул. Нежно звеня, покатил он по улицам города Куйбышева. За ним побежали колхозницы, что-то крича и махая платками.
Галя с мамой стояли на краю тротуара и смотрели им вслед.
— Галя, — вдруг сказала мама, — я не хотела тебе раньше говорить, но, наверно, уже пора сказать: я тоже скоро уйду на фронт.
— Уйдешь? — спросила Галя, и глаза у неё стали круглые и мокрые. — На фронт? Без меня?
Глава вторая
Через неделю Галя и бабушка провожали маму.
На вокзале толпились люди.
Бабушка подошла к пожилому военному и сказала:
— Товарищ военный, дочка моя на фронт едет. Единственная. Молоденькая совсем… Будьте уж столь любезны, если вы едете в этом поезде, не дайте её в обиду.
— Напрасно, мамаша, беспокоитесь, — ответил военный. — Какая тут может быть обида!
— Ну, вот и хорошо! — сказала бабушка. — Благодарствуйте.
Стемнело.
На вокзале зажглись огни. В их жёлтом свете сиял, как лёд, сырой от дождя перрон.
Поезд тронулся. Бабушка побежала за вагонами.
Она кричала:
— Дочка моя! Доченька моя дорогая! — и хватала на бегу проводницу за рукав, как будто от неё зависело уберечь здоровье и счастье мамы.
А мама стояла в тамбуре за проводницей и говорила:
— Мамочка, я ведь не одна, неудобно… не надо, мамочка!
Поезд ушёл в темноту. Галя и бабушка еще долго стояли на перроне и смотрели на красный
