Благоволение? В данный момент Джесс почти не ощущала его. Кольцо, кольцо, кольцо... Это слово вертелось у нее в голове безумным рефреном величественной древней литании, а ритуальные движения священника и служек затмевало встающее перед ее мысленным взором чер... — нет, только не здесь! — проклятое кольцо, спрятанное на дне сумочки.
В письме была просьба его привезти, и она привезла; положила в сумочку, считая, что там оно в большей сохранности, чем в чемодане, ведь старик придавал ему такое значение. Конечно, оно понадобилось ему исключительно из сентиментальных соображений. Мать Джессики как-то отнесла его к ювелиру, который сообщил, что само по себе оно ценности не представляет. Камень — какой-то вид агата, грубо обточенный, оправа золотая, но невысокой пробы. Кольцо, безусловно, не очень красивое. Большое — явно на мужскую руку — и такое тяжелое, что палец сгибается. Старая фамильная безделушка, красть которую, несомненно, не стоит.
— Помолимся за всю церковь Господню в Иисусе Христе и за всех людей по их нуждам...
Джессика очнулась и сообразила, что только одна осталась стоять. Она быстро упала на колени, больно стукнувшись об пол; подушечка для колен исчезла, и в поисках ее она заглянула под скамью. В этот момент священник погрузился в моленье о королеве, королевской фамилии и благополучии католической церкви, что на мгновение поразило Джесс среди ее мрачных мыслей, пока она не припомнила, что именно так именует себя английская церковь[9].
Потом священник помянул в молитве всех скорбящих и страждущих духом и телом, и Джесс искренне поддержала его. Ей даже не надо было оглядываться через плечо; она знала, что хмурый взгляд устремлен на ее склоненную голову. Что же делать? Молитва хороша для души, но Господь редко вмешивается лично, чтобы отвести выпущенную в тебя стрелу. Служитель может помочь задержать преследователя, пока она не улизнет, но потом, даже на улице...
И снова она опоздала последовать за другими, когда остальные прихожане поднялись на ноги. Полуобернувшись, Джесс увидела человека с усами и еще кое-что, отчего застыла на полдороге, а звуки службы превратились в ее ушах в сплошной гул.
Враг тоже повернулся и подавал кому-то рукой какие-то знаки. Джесс с легкостью обнаружила того, кому эти знаки предназначались. Людям не разрешалось во время службы стоять у входа в церковь, словно зрителям на представлении. Но один человек все же стоял, игнорируя попытки служителя заставить его сесть, и она увидела, как поднимается его рука, отвечая на сигнал сообщника. Он был высоким, довольно худым, темноволосым, одетым в старый дождевик, которые так популярны в Англии.
На этот раз Джесс сознательно рухнула на колени. Второй мужчина в дверях — сколько их еще, внутри и снаружи? Надо что-то делать. Надо что-то придумать. В голове ее в бешеном темпе прокручивались и отбрасывались возможные варианты, а вокруг поднялось бормотание:
— Уповаем не на правоту нашу, а на всемогущество и великую милость Твою. Ибо мы недостойны подбирать крохи под столом Твоим...
Когда молящиеся поднялись и раздался красивый выразительный голос, заговоривший о чем-то не совсем уместном, о каких-то запретах и объявлениях о ежемесячных собраниях, ей стало ясно одно — что следует сделать. Но как? Она еще не собралась с мыслями, как вновь полетели ввысь ангельские голоса, и двое церковных служителей медленно зашагали по нефу. Она не обращала на них внимания, пока американская леди не пихнула ее локтем.
— Они собирают пожертвования, дорогая. Если вам надо английских денег...
— Спасибо, у меня есть.
Джесс полезла в сумочку. Кошелек с мелочью никак не подворачивался под руку. Красно-коричневый бархатный мешок для пожертвований с маленьким отверстием сверху проплывал в ряду перед ней. Какой милый мешочек по сравнению с блюдом, которое носят дома... Пальцы нащупали наконец кошелек с его неординарным содержимым, и в голове у нее словно вспыхнул ослепительно яркий свет.
Служитель, протягивающий ей мешок, не мог видеть, что она бросает, — она постаралась не разжимать кулачок, пока не засунула его внутрь, — но услышал тяжелый мелодичный звон нескольких тяжелых предметов, упавших на уже опущенные монеты. Такой звук издают полукроны, никак не меньше, и он подарил юной леди вежливую улыбку, прежде чем двинуться дальше. Иностранцы — в конце концов, это не их церковь, и очень мило с их стороны проявлять подобную щедрость, хотя Альф говорит, что за ними нужен глаз да глаз, особенно за американцами... Мужчина в следующем ряду бросил фунтовую бумажку, и служитель забыл о юной американской леди. Этот делает все напоказ, заботится, чтобы все его оценили.
Довольная собой, Джесс расслабилась. Но тут локоть соседки снова впился ей в ребро, а в ухе раздался свистящий шепот:
— Они все потащились туда. Что нам делать?
— Если желаете причаститься... — неуверенно начала Джессика.
— Я — баптистка, — отрезала ее новая знакомая таким тоном, как будто ей предлагали принять участие в небольшой Черной мессе.
— Ну тогда остаемся сидеть, вот и все.
Женщина кивнула, с неодобрением следя за процессией. Джесс присоединилась к молитве Господней, пытаясь подавить странные звуки, исходившие из желудка. Она не была голодна, но нервничала, и бурчанье в животе усиливалось по мере того, как поток причащающихся редел. Скоро служба закончится. Кольцо она пристроила, но что делать с собственной трепещущей и бурчащей персоной? И скоро — слишком скоро — священник повернулся к пастве:
— Господь с вами.
Джесс не ответила, пытаясь размять напряженные мускулы ног.
— Идите с миром, — нараспев произнес священник.
Джесс сочла эту мысль прекрасной и начала действовать в полном согласии с ней, пока прихожане бормотали заключительное благодарение Богу. Прежде чем кто-то сдвинулся с места, она вскочила со скамьи и вылетела через дверь в клуатр, оставив позади нескольких возмущенных служителей и — будем надеяться — двух опешивших злодеев.
До отеля было недалеко, и в обычных обстоятельствах она пошла бы пешком, но в данном случае села в первое встречное такси. Машина пыхтела по тихим улицам, а Джесс знала, что получила лишь временную передышку. В Солсбери насчитывалось не больше дюжины отелей; она просматривала перечень вчера вечером, когда решала, где остановиться. Они, враги, могут обзванивать все отели по очереди и просто спрашивать, где она зарегистрировалась. Если они знают про кольцо, должны знать и ее имя. На самом деле — у нее дух захватило при мысли об этом — они могли уже обнаружить ее отель. Преследователи кинутся по горячим следам, отставая не на минуты, а на секунды.
В спешке она сунула водителю десятишиллинговую бумажку и отмахнулась от горячих протестов:
— Эй, мисс, послушайте, с вас только два и шесть! Вам не надо...
Администратора на месте не было. Секунду подумав, Джесс позвонила в звонок, и появился недовольный мужчина с салфеткой в руках. Джесс, задыхаясь, выложила свою историю, и сердце ее сжалось, когда она увидела, как изменилось выражение его лица.
— Но, моя дорогая юная леди...
— Вы мне не верите?
— Почему же... конечно верю. Только... может быть, вы несколько преувеличиваете значение инцидента, который... гм...
— Ничего подобного, — заявила Джессика с максимальным достоинством, на какое была способна. Не Бог весть что — пять футов два дюйма роста и сто пять фунтов веса не производят особого впечатления.
— Что ж! Конечно, если вы настаиваете на вмешательстве полиции... Но такие вещи, о которых вы рассказываете, здесь просто не происходят. Разве что...
Голос его звучал протяжно, многозначительно, Джесс смотрела на него и чувствовала, как ее охватывает холод и слабость. Он ей не верит. Ей никто не поверит. Почему они должны верить? Он прав: того, о чем она рассказала, с людьми не происходит, разве что... разве что с преступниками, затеявшими двойную игру с другими преступниками, или с несовершеннолетними особами женского пола, задумавшими удрать от сопровождающих их родителей, или с больными, страдающими манией преследования. Короче
