Вудстока. Надо будет завтра же вооружиться, прочесать эту чащобу и выкурить их из леса, пока они не убили…
— Отведите меня в дом, — оборвал излияния сквайра Роджер, — а там помогите раздеться и перевязать рану. Надо остановить кровотечение. Я жив — вот что главное!
Поддерживаемый валлийцем и сквайром Роджер заковылял к охотничьему домику. Пока они шли, ветер стих, деревья перестали раскачиваться да скрипеть ветвями, и в наступившей тишине Кадфаэль расслышал донесшийся откуда-то с дороги легкий и быстрый перестук копыт. Очень легкий — как будто удирал перепуганный, лишившийся своего седока конь.
Рана на левой руке Роджера оказалась длинным, но не слишком глубоким разрезом — глубже у верхнего края, а у нижнего почти царапина. Скорее всего, тот, кто нанес этот удар, действительно метил в сердце. Кадфаэль налетел на дерущихся в самый решительный момент, и, по всей видимости, только его появление предотвратило смертельный исход. Но тот, кто замышлял убийство, скрылся в ночи, оставшись при этом неузнанным, ибо ни Роджер, ни Кадфаэль не смогли как следует разглядеть его в темноте. Валлиец прибежал на шум — и это все, что он смог ответить на расспросы своего лорда.
— Ну что ж, — сказал Роджер, когда на его руку уже была наложена повязка и он сидел за столом, потягивая подогретое вино, — прибежал ты вовремя. За это я благодарен тебе от всей души.
Следовало признать, что для человека, чудом избежавшего смерти, лорд Модуи держался с отменным мужеством и спокойствием. Встревоженной, переполошившейся челяди он твердо заявил, что, благодарение Богу, жив, чувствует себя хорошо и потому завтра поутру намерен, как и было намечено ранее, отправиться в Вудсток. Затем Гослин помог ему улечься в постель.
Кадфаэлю показалось, будто Роджер выглядел даже удовлетворенным, словно считал раненую руку платой за выигранную тяжбу и сохранение родовой собственности. А такую цену он, конечно же, готов был заплатить.
Судебный зал королевского замка в Вудстоке был полон придворных, чиновников, слуг, писцов и законников, суетливо сновавших туда-сюда, как казалось стоявшему в сторонке среди простолюдинов Кадфаэлю, безо всякого толка и смысла. Он с любопытством наблюдал за тем, как судейские писцы собирались маленькими группами, о чем-то переговаривались, обменивались какими-то пергаментами и время от времени посматривали в сторону дверей, словно недоумевали по случаю чьей-то задержки. Кажется, они удивлялись, и было чему. Бенедиктинский приор и сам не явился на суд, и даже не прислал гонца, который мог бы объяснить или оправдать его отсутствие. Зато Роджер Модуи, несмотря на забинтованную руку, с каждой минутой чувствовал себя все лучше и лучше, ибо его уверенность в благоприятном исходе дела возрастала, на лице лорда сияла довольная улыбка.
После назначенного часа прошло уже некоторое время, когда на пороге зала по явились четверо взволнованных людей — двое из них были облачены в бенедиктинские рясы — и обратились к старшему судебному писцу.
— Сэр, — заговорил один из них, по всей видимости взявший на себя руководство, высоким и слишком громким из-за непомерного возбуждения голосом, — мы приехали из аббатства Святых Петра и Павла, что в Шрусбери. Мы сопровождали отца приора, которому предстояло отстаивать здесь, в суде, дело нашей обители. Достойный сэр, вы должны извинить его за неявку, ибо в том нет ни его, ни нашей вины. Мы выехали заранее и, чтобы поспеть вовремя, ехали даже ночью. И вот ночью-то, под покровом тьмы, на нас напала шайка каких-то не боящихся Бога грабителей. Это случилось в лесу, в двух милях к северу отсюда. Негодяи схватили нашего приора и уволокли его с собой неведомо куда.
Голос монаха звенел от волнения. К тому времени уже все находившиеся рядом подступили поближе и внимательно прислушивались к его рассказу. Само собой, так же поступил и Кадфаэль.
Лихие люди, учинившие прошлой ночью разбой в паре миль от Вудстока, скорее всего, были теми же самыми головорезами, которые напали на Роджера Модуи и едва не убили его. Появление подобной шайки в такой близости от города, где заседал королевский суд, само по себе вызывало немалое удивление, и, уж, конечно же, трудно было поверить в то, что в окрестностях Вудстока одновременно орудуют две разбойные ватаги. Судейского чиновника услышанное повергло в крайнее негодование.
— Схватили и уволокли с собой, так вы говорите? А вы, четверо, стало быть, его сопровождали. Вот так история, прямо не знаю, что и подумать. Сколько же было нападавших, коли они так легко с вами справились?
— Трудно сказать наверняка, достойный сэр. Кажется, трое, уж никак не меньше. Они набросились на нас из засады, и нам не удалось уберечь отца приора. Мы ведь не воины. Злодеи стащили его с лошади, да и были таковы вместе с ним. Мы здешних лесов не знаем, а они и в самой глухомани как дома. Мы пытались помешать им, погнались за ними, но куда там…
Было очевидно, что этот человек не лжет. Спутники приора действительно сделали все, что могли, о чем красноречиво свидетельствовали синяки, ссадины и перепачканная, порванная одежда.
— Мы искали всю ночь, все кусты облазили, но его не нашли — только вот когда уже направлялись сюда, поймали на дороге его лошадь. Сейчас же мы просим, чтобы отсутствие отца приора не было сочтено неуважением к суду его королевской милости, ибо повинны в нем безвестные злоумышленники. Когда бы не они, отец приор, несомненно, был бы здесь, в городе, еще вчера вечером, и потому…
— Тише! Погоди! — неожиданно прервал его писец не терпящим возражений тоном.
Все обернулись к двери, откуда донесся какой-то шум. Толпа раздалась, давая дорогу гофмейстеру, поспешно направлявшемуся к пустовавшему возвышению, с которого должен был вершить свой суд король.
Уже немолодой, надменный и властный вельможа громко ударил об пол своим жезлом и призвал собравшихся к тишине. В зале мгновенно воцарилось молчание.
— Достойные лорды и все вы, явившиеся сюда как истцы или ответчики в поисках монаршей справедливости. Я призываю вас разойтись, ибо слушания сегодня не состоятся. Рассмотрение всех назначенных на сегодня дел откладывается на три дня, причем разбирать их будут судьи его милости. Сам его милость король приехать не сможет…
На сей раз молчание стало гробовым. Все замерли в ожидании, ибо, зная нрав своего государя, понимали, что он не отложил бы суд без весьма весомой причины.
— …Сим объявляю, что с настоящего момента двор пребывает в трауре. Мы получили горестное известие. Его милость король с большей частью своего флота благополучно пересек пролив и прибыл в Англию, но, увы, «Бланш Неф», корабль, на котором плыл его сын и наследник принц Уильям со своими приближенными и многими благородными рыцарями, вышел в море поздно и был застигнут бурей.
Судно, подхваченное волнами, ударило о прибрежную скалу, и, получив пробоину, оно пошло ко дну вместе со всеми, кто был на борту. Спастись не удалось никому. Расходитесь и молитесь за упокой душ несчастных, ибо сгинувшие в морской пучине являли собой цвет нашего королевства.
Так завершился год, обещавший стать годом величайшего торжества короля Генри. Только что достигнутая победа обернулась прахом, полным крушением всех надежд. Король разбил своих противников, овладел Нормандией, но теперь все, чего ему удалось добиться, оказалось вдребезги разбитым о прибрежную скалу, смытым свирепым валом и погребенным в разбушевавшемся море. Единственный законный сын государя, наследник престола, чью свадьбу совсем недавно отпраздновали с неслыханным великолепием, расстался с жизнью, не сподобившись даже христианского погребения. Трудно было надеяться на то, что его тело, равно как и тела его несчастных спутников будет выброшено на берег, ибо море у Нормандского побережья редко расстается со своей добычей. Вместе с принцем погибли и несколько его братьев — незаконнорожденных сыновей короля, каковых у любвеобильного монарха было немало. Унаследовать осиротевшую державу, раскинувшуюся по обе стороны пролива, теперь предстояло Матильде — дочери и единственной законной наследнице короля.
Прогуливаясь в одиночестве по королевскому парку, Кадфаэль размышлял о суетности погони за мирскими благами и о тщете земного величия. Стоит ли платить столь высокую цену за то, что в один миг может развеяться словно дым. А еще он думал о том, как отразится случившееся на судьбах людей, рассчитывавших добиться справедливости, обратившись к королевскому правосудию. Это, в свою очередь, заставило его вспомнить о пропавшем приоре. Рассмотрение дела неожиданно оказалось отложенным, и аббатство пока еще не проиграло тяжбу, но если похищенного неведомыми разбойниками монаха не удастся отыскать до окончания траура, суд вынесет решение в его отсутствие и подтвердит права Роджера Модуи.
