невзначай прошелся по сараю. Дверь была прикрыта неплотно, и монах сделал вид, что его беспокоит пробивавшийся сквозь щель холодок.
— Да... я...
— И ты бывал там с ним и прежде, верно? Когда помогал Меуригу принести алтарь для нашей часовни Пресвятой Девы.
Лицо мальчика просветлело, хотя он и продолжал хмуриться:
— Да, конечно, они его вместе принесли, но какое это имеет...
Улучив момент, Кадфаэль подошел к двери и положил руку на крюк, будто собираясь закрыть дверь поплотнее и запереть, но вместо этого одной рукой резко распахнул ее, а другой ухватил пригоршню густых, жестких волос. За дверью кто-то сердито взвизгнул, и рука Кадфаэля втянула за вихор незнакомца. У того аж искры из глаз сыпались и зубы были стиснуты от злости, но он изо всех сил пытался не терять достоинства и не подавать виду, что ему больно. Это был стройный, крепкий парнишка, очень похожий на первого, разве что волосы были малость потемнее. Он был напуган и оттого злился.
— Мастер Эдвин Гурней? — дружелюбно осведомился Кадфаэль, выпуская густые каштановые волосы. — Тебя-то я и поджидал.
Монах закрыл дверь, и на сей раз накинул крюк — больше некому было подслушивать, затаившись снаружи, подобно тому как затравленный зверек, припадая к земле, вслушивается в лай охотничьей своры.
— Ну что ж, раз вы оба здесь, садитесь рядком, — дядюшка с племянником, — чтобы я мог разобрать, кто из вас кто, — и успокойтесь. Здесь потеплее, чем на дворе, и вас двое, а поскольку я, — как мне только что напомнили, — не так уж молод, опасаться вам нечего. Сбежать вы всегда успеете, а сейчас лучше всего будет, если мы попробуем собрать воедино все, что нам известно, и посмотреть, что получится.
Второй паренек, как и первый, был без плаща и слегка дрожал от холода. Он охотно направился к лавке у жаровни, растирал онемевшие кончики пальцев, и, подойдя, уселся рядом с приятелем. Теперь, когда они сидели рядом, было видно, что они действительно очень похожи. Семейное сходство было бесспорным, и что-то в их облике напоминало Кадфаэлю юную Ричильдис. Конечно, когда они рядом, спутать их трудно, но по отдельности легко можно принять одного за другого.
— Так я и думал, — сказал монах, — Эдви разыгрывал передо мной Эдвина, — чтобы Эдвин мог избежать ловушки, если я задумал бы поймать его и выдать людям шерифа. И Эдви неплохо справился с этой ролью, совсем неплохо...
— И как всегда все перепутал! — со снисходительной усмешкой заметил Эдвин.
— Как бы не так! — вскричал Эдви в сердцах. — Ты же мне и половины не рассказал. Что мне было, по-твоему, говорить, когда брат Кадфаэль завел речь о посещении лазарета? Ты мне об этом ни словом не обмолвился.
— А с чего бы мне об этом рассказывать? Какое это имеет значение? Признайся лучше, что ты сам все испортил. Думаешь, я не слышал, как ты чуть было не назвал мать бабушкой, да еще «они» вместо «мы» ляпнул. И брат Кадфаэль тоже это слышал, а то как бы он смекнул, что я подслушиваю за дверью?
— Да чего тут смекать, когда ты дрожал как осиновый лист и хрипел как старик столетний, — не остался в долгу Эдви.
Эта перебранка вовсе не была ссорой: приятели постоянно обменивались и не такими любезностями, но при этом были готовы защищать друг друга не на жизнь, а на смерть. Не найдя слов, Эдвин отвесил племяннику подзатыльник, а тот в ответ так ловко дернул дядюшку за ворот, что Эдвин полетел на пол. Ухватив приятелей за шиворот, Кадфаэль довольно бесцеремонно усадил их на лавку, но на сей раз подальше друг от друга. Носы расквасят — не велика беда, но неровен час сироп разольют. Короткая стычка пошла ребятишкам на пользу, они согрелись, страх, как по волшебству, пропал, и теперь оба лишь смущенно улыбались.
— Посидите-ка минутку, мальцы, не вертитесь, чтобы я мог вас сравнить. Ты, стало быть, Эдвин, дядюшка, хоть ты и помладше. Да, теперь я мог бы вас узнать, встретив по отдельности. Ты, Эдвин, чуток поплотнее, а глаза и волосы у тебя потемнее. Ах да, у тебя еще и маленький шрам под ухом, на скуле — беленькая такая полоска.
— Это он три года назад с дерева навернулся, — сообщил Эдви, — никогда толком лазить не умел.
— Ладно, ладно, хватит об этом! Так вот, мастер Эдвин, коли уж ты здесь, и я наконец знаю, который из вас двоих ты, ответь мне на тот вопрос, который я уже задавал твоему приятелю. Отвечай как на духу: это ты нанес смертельный удар мастеру Бонелу?
Паренек глянул на монаха большими и неожиданно серьезными глазами и ответил твердо:
— Я этого не делал. Оружия у меня нет, а когда бы и было, я все равно не стал бы его убивать. Я знаю, что они наверняка говорят обо мне: мол, я терпеть его не мог за то, что он нарушил данное слово. Что правда — то правда, но видно, я рожден не для того, чтобы править манором, а для ремесла, и я вполне могу прожить своим трудом. Мне было бы стыдно, если бы я не сумел. Нет, кто бы там ни нанес ему смертельный удар, — а я вообще не понимаю, как это могло случиться, — но это был не я. Клянусь спасением души.
По правде говоря, к тому времени у Кадфаэля не осталось сомнений насчет парнишки, но виду он не подавал.
— Расскажи мне, что там произошло.
— Меуриг остался в лазарете со своим родичем, а я пошел к матушке один. Только вот я в толк не возьму, почему ты все про лазарет спрашиваешь. Разве это важно?
— Погоди, об этом потом. Что дальше-то было? Как тебя встретили?
— Мама была очень рада, а вот отчим раскукарекался, точно бойцовый петух. Я терпел его насмешки ради матушки, а он распалялся все пуще, искал способ уколоть меня побольнее. За столом мы сидели втроем, а Олдит подавала, она и сказала отчиму, что сам приор почтил его, прислав блюдо со своего стола. Матушка все хотела перевести разговор на это, чтобы он смягчился и успокоился, да куда там. Уж больно хотелось ему меня допечь. Вот он и стал кричать, что я приплелся, поджав хвост, как побитый пес, упрашивать его изменить решение и оставить мне манор. А потом заявил, что если я хочу этого, то должен умолять его на коленях — тогда он, может быть, и смилуется. Тут уж я не выдержал и в ответ закричал, что раньше увижу его в гробу, чем он меня на коленях. Я и сейчас не помню все, что я там кричал. Он же стал швыряться посудой, мама в слезы, а я вскочил из-за стола и убежал через мост в город.
— Но не в дом Мартина Белкота. А ты слышал, как Эльфрик звал тебя вернуться? Он за тобой чуть не до моста гнался.
— Слышал, конечно, но какой толк был возвращаться? Еще хуже бы стало.
— Но домой ты тоже не пошел.
— Я был не в себе и мне было стыдно.
— Надулся и спрятался на отцовском дровяном складе, что у реки, — продолжил за друга Эдви. — Как что не по нему, он всегда там отсиживается. А когда у нас неприятности, мы оба там прячемся, пока не пронесет. Там я его и нашел. Когда к нам в дом заявился сержант и сказал, что они ищут Эдвина и что его отчим убит, я сразу сообразил, где он может быть. Мне и в голову не пришло, что он и вправду мог сделать что-то худое, хоть дури ему и не занимать, — просто я понял, что для него это может добром не кончиться. Вот я и пошел его предупредить, а он сидит там и ведать не ведает ни о каком убийстве. Когда Эдвин задал деру, отчим его был жив и здоров, только что бушевал от ярости.
— Так вы с тех пор оба и прятались? И дома не были?
— Ну, ему же нельзя было, разве не ясно? Его выслеживают. А я не мог его бросить. Со склада, понятное дело, нам пришлось уйти — туда бы они точно наведались. Но у нас есть и другие тайные места. А потом прибежала Элис и рассказала нам о тебе.
— Вот и вся правда, — заключил Эдвин, — и что же нам теперь делать?
— Во-первых, — сказал Кадфаэль, — дайте-ка я сниму с огня свой отвар, пусть остынет, а потом я перелью его в бутыль. Вот так! Вы, как я понимаю, забрались сюда через церковь. — (Западная дверь монастырской церкви выходила за стену аббатства и никогда не закрывалась, разве что в военное время, поскольку предназначалась для прихожан из города.) — А оказавшись в саду, вы, надо думать, мой сарай по нюху нашли, что и не диво, — у этого отвара сильный запах.
— Здорово пахнет, — согласился Эдви и с восхищением огляделся по сторонам: мешочки и гирлянды
