— Я слышал, у него был охотничий домик где-то в здешних краях, — сказал Кадфаэль. — Мне говорили — на краю леса, но это ведь может быть добрых десять миль туда-сюда. Ты не знаешь, где стоит дом?
— А, тот самый, за Бейстаном, — ответил крестьянин, удобно опершись на изгородь. — У барона есть право охотиться здесь в лесу, да только он приезжал сюда редко: чтоб следили за домом, между его наездами, он держит там управляющим одного местного парня, с ним его мать-старушка. Чаще всего они там одни. Видно, в других местах охота у барона идет лучше. Шла! Похоже, нынче кто-то поставил силки на него самого.
— И подошел к делу со всем старанием, — сдержанно произнес Кадфаэль. — Как мне лучше добраться туда? Через деревню Бейстан?
— Верно, перейдешь через старую дорогу и пойдешь потом прямо, между холмов. Сам увидишь: эта тропа как раз туда и идет. Когда окажешься на самой опушке леса, тогда уже, как пить дать, заметишь дом.
Кадфаэль быстро зашагал вперед и в деревне Бейстан вышел на большую дорогу. Тропа пересекала ее и вела дальше совершенно прямо, минуя несколько разрозненных хозяйств за деревней и ведя затем по вересковым полянам, перемежающимся рощицами, меж двух отлогих склонов. После еще одной мили или около того тропа вновь превратилась в лесную тропинку, стиснутую гущей деревьев. Там, где на поверхность выступали почвенные породы, было видно, что они белые и меловые, на более открытых прогалинах о лодыжки Кадфаэля терся сухой и колючий вереск. Давно уже травник не ходил пешком так далеко, и, если б не прискорбная причина, он получал бы от прогулки одно наслаждение.
Кадфаэль обнаружил охотничий домик в самом деле внезапно: деревья с обеих сторон расступились, и стало видно каменную ограду усадебки, а за ней — приземистое деревянное здание и надворные постройки вдоль задней стены ограды. Меж грубых белых камней росли самые разнообразные дикие травы: льнянка и плющ, заячья капуста и трава-лекарь; их можно было узнать по зеленым листьям даже сейчас, когда почти никаких цветов уже не осталось. За оградой виднелись фруктовые деревья, но в малом числе и к тому же старые и искривленные: видно, кто-то развел здесь некогда сад, пришедший теперь в упадок и запустение. Быть может, для одного из предыдущих владельцев — предка Домвиля, обремененного семьей и детьми — эта милая, тихая цитадель была любимым, родным домом. В последние же годы бездетный пожилой человек пользовался ею лишь в сезон охоты, да и то редко, предпочитая более богатые леса в своих обширных владениях.
Сойдя с тропы, Кадфаэль приблизился к открытым воротам в стене и ступил на территорию усадебки. Его взгляд тут же приковал к себе куст ракитника, росший у внутреннего края стены по одну сторону от ворот. Ибо то несомненно был куст ракитника, и тем не менее в это осеннее время он все еще цвел, но его разрозненные звездоподобные цветы вместо золота все еще сияли яркой голубизной. Монах подошел поближе и увидел, что три нижних ряда кладки стены и почва под нею покрыты стелющимися по ним стеблями — прямыми, тонкими, с узкими длинными листьями. Устилавший землю покров доходил до корней ракитника и пускал вверх длинные, карабкающиеся по веткам куста нежные отростки с этими поздними, лучезарными небесно-голубыми соцветиями.
Кадфаэль нашел свой ползучий воробейник, а с ним и то место, где Юон де Домвиль провел последнюю ночь своей жизни.
— Вы кого-то ищете, брат?
Раздавшийся сзади голос звучал почтительно чуть не до раболепия, но одновременно и резал ухо, словно лезвие хорошо наточенного ножа. Кадфаэль настороженно обернулся и, взглянув на говорившего, обнаружил ту же двойственность и в его облике. Мужчина, наверное, вышел из какой-то надворной постройки — одной из тех, что стояли вдоль задней стены: изящный, хорошо сложенный человек лет тридцати пяти, в деревенской домотканой одежде, но держащийся с чрезмерным достоинством, близким чванству. Глаза его напоминали два камешка гальки в залитом солнцем ручье — такие же твердые и чистые, — они блестели столь же неуловимо. Смуглый, красивый и вообще исключительно привлекательный, но властный человек, несмотря на вежливость, выглядел не слишком дружелюбным.
— Вы — управляющий Юона де Домвиля в этом доме? — спросил брат Кадфаэль с осторожной учтивостью.
— Да, — произнес мужчина.
— Стало быть, у меня дело именно к вам, — любезно сказал Кадфаэль, — хотя, возможно, в нем теперь нет смысла. Вы могли уже слышать — ибо, как я выяснил, в округе обо всем знают, — что ваш господин мертв: его убили, и сейчас он покоится в аббатстве Святых Петра и Павла в Шрусбери, из которого и я сам.
— Нам сказали об этом вчера, — промолвил слуга. Теперь, когда цель посещения была разумно объяснена, его натянутость немного ослабла, хотя Кадфаэль ожидал большего. Лицо управляющего оставалось настороженным, а голос — сдержанным. — Мой двоюродный брат ходил в город на рынок и принес мне эту весть.
— А из домашних вашего господина никто не навестил вас? Вам не дали никаких указаний? Я думал, быть может, каноник Эудо послал к вам кого-нибудь. Впрочем, сами понимаете — они сейчас в ужасе и замешательстве. Несомненно, они свяжутся с вами, да и сообщат во все его поместья, как только придут в себя. Сейчас еще не дошел черед до того, чтобы оповестить всех.
— Первым делом они, разумеется, отправятся на поиски: надо ведь схватить его убийцу, — произнес управляющий и облизнул губы. Его глаза-камешки смотрели на Кадфаэля чуть искоса. — Мне дадут знать, когда его родня сочтет нужным. А до тех пор я по-прежнему у него на службе. Со временем его преемник либо подтвердит, что я остаюсь здесь управляющим, либо даст мне расчет. Я буду содержать имущество и хозяйство милорда в должном порядке и передам все наследнику в целости и сохранности. Так и скажите им, брат, и пусть никто не беспокоится и не спешит сюда. Да обретут они в душе мир и покой. — Управляющий на миг прикрыл глаза и задумался. — Вы говорите, убит? Это точно?
— Точно, — откликнулся Кадфаэль. — Похоже, он выехал куда-то после ужина и его подстерегли на обратной дороге. Мы нашли его на тропе, что ведет в вашу сторону. Мне пришло в голову, что он мог поехать сюда.
— Его не было здесь, — твердо заявил управляющий.
— Что, вообще ни разу за эти три дня? С тех пор, как он приехал в Шрусбери?
— Вообще ни разу.
— И никто из его слуг или приближенных не приезжал?
— Никто.
— Значит, он не поселил здесь никого из гостей. На свадьбу ведь приехало много народу. Вы один следите за усадебкой?
— Я слежу за землей, садом и хозяйством. Дом ведет моя мать. Те несколько раз, что он здесь охотился, он привозил с собой личных слуг, поваров и всех прочих. Но последний такой приезд был добрых четыре года назад.
Он явно врал — так же легко и непринужденно, как и дышал. Ведь здесь росли звездоподобные голубые цветы, которые вряд ли нашлись бы еще где-нибудь во всем графстве. Но откуда такая решимость отрицать, что Домвиль приезжал сюда? Всякий мудрый человек, конечно, пожелает забиться в нору, когда вокруг идет такая охота. Но этот-то молодой управляющий, судя по всему, не из тех, кто легко поддается страху. И все же он явно вознамерился не допустить, чтоб хоть тончайшая ниточка связала это место или кого-то из его обитателей с убийством хозяина.
— И они так до сих пор и не взяли убийцу? — Нет сомнений: управляющий был бы рад узнать, что жертва выловлена, розыски прекращены, злодей надежно водворен в тюрьму и расследование окончено.
— Пока нет. Они бросили все силы на то, чтобы поймать его. Ну да ладно, — сказал Кадфаэль. — Раз вы все знаете, так мне, пожалуй, лучше вернуться обратно. Хотя, сказать по правде, я не спешу. День чудесный, и хорошая дальняя прогулка — просто одно удовольствие. Только вот не найдется ли у вас кружечки эля да скамейка, чтобы присесть на дорожку?
Кадфаэль был заранее готов увидеть нежелание, а то и попросту услышать под каким-нибудь вежливым предлогом отказ впустить его в дом. В первый миг молодой человек, казалось, был настроен именно так. Но затем неожиданно переменил намерение. Видимо, он решил, что разумнее всего пригласить монаха зайти.
