– Честное слово, сэр... – пробормотала я, слегка растерявшись. – Я несколько ошеломлена...
– Знаю, знаю! – Молодой человек разразился хохотом. – Я то и дело ошеломляю людей! Ничего не могу с собой поделать. Дамы, почему бы нам всем не сесть, а? Давайте же поболтаем.
– Для начала я рекомендовала бы вам представиться, – буркнула я, тайком массируя пальцы.
– Ох, прости, Амелия! – воскликнула Эвелина. – Позволь представить тебе моего кузена, мистера Лукаса Хейеса.
– Я-то позволю, а вот согласится ли он помолчать минутку, чтобы быть представленным, не знаю. – Я внимательно оглядела молодого человека, который продолжал хохотать, ничуть не смущенный моей язвительностью. – Но мне кажется, вас теперь зовут не мистер Хейес. Может, вас следует величать «ваша светлость»?
Лицо Эвелины омрачилось. Новоявленный граф наклонился и похлопал ее по руке.
– Надеюсь, мисс Пибоди, вы будете называть меня Лукасом. У меня такое чувство, будто я знаю вас уже тысячу лет! Кроме того, Эвелине может не понравиться, если мы то и дело будем напоминать о ее утрате. Я вижу, вам уже все известно.
– Да, – прошептала Эвелина. – Я пыталась привыкнуть к этой мысли, но... Прошу тебя, Лукас, расскажи, как это случилось. Я хочу знать все!
– Ты уверена?
– Да!
– Эвелина, я убежден, что наш дед был добрым человеком, несмотря на то... Но я расскажу тебе все по порядку. Только дай собраться с мыслями.
Я рассматривала кузена Эвелины с любопытством, которого не пыталась скрыть. Это был высокий, широкоплечий молодой человек, одетый с изысканностью, граничащей с щегольством. Его начищенные кожаные ботинки блестели как зеркало, жилетка была расшита кокетливыми розовыми бутонами, на широкой груди сверкал огромный бриллиант, а брюки так плотно облегали ноги, что я даже испугалась, как бы они ненароком не лопнули.
Словом, кузен Эвелины мне не понравился. Пусть он вел себя вполне пристойно, хотя и чересчур энергично. Пусть он был добр к Эвелине. Для меня все это не имело значения. Этот человек мне не нравился!
– Полагаю, тебе известно, – трещал тем временем Лукас, – что после твоего... – он на мгновение запнулся, – отъезда наш почтенный предок пришел в такую ярость, что с ним случился удар. Мы не ожидали, что он оправится, но старикан продемонстрировал поразительную живучесть... Ну-ну, Эвелина, милая моя девочка, не надо смотреть на меня с таким упреком. Я любил деда, но ведь он так жестоко и несправедливо поступил с тобой!
Узнав о несчастье, я тотчас поспешил в замок Элсмир и оказался там не единственным гостем. Ты лучше меня знаешь нашу милую семейку и можешь себе представить, в какое столпотворение я попал. Тетушки, дядюшки, кузены всех мастей слетелись, как стервятники на падаль. Они только и делали, что ели, пили и строили жалкие заговоры, как проникнуть в комнату больного, где наш дед лежал, словно в осажденном форте. Я никак не мог решить, кто из родственников хуже. Кузен Уилфред пытался подкупить сиделку; тетушка Марианна целыми днями подслушивала у дверей; юный Питер Форбс по наущению своей мамаши вскарабкался по шпалере из дикого винограда к комнате больного и был скинут на землю лакеем...
Тут к нам подошел официант, и Лукас заказал кофе. Он перехватил мой взгляд и вновь разразился хохотом.
– Дорогая мисс Пибоди, ваше лицо как открытая книга! Я могу читать ваши мысли. Сказать, о чем вы думаете? Вы думаете, что я ничем не лучше своих кузенов, такой же стервятник, как и все остальные. Разумеется, вы совершенно правы! Я уважал нашего деда за его достоинства. Располагай я временем, быть может, и сумел бы какое-нибудь вспомнить... Нет, дорогая мисс Пибоди, откровенность – мой самый большой грех. Совершенно не могу делать вид, что испытываю чувства, которых на самом деле нет! Прикажете лицемерить и изображать, будто я без ума от нашего деда? Милая Эвелина – просто святая, она...
Встретившись со мной взглядом, он осекся.
– Эвелина – святая, – повторил Лукас с жаром. – Только святая могла любить нашего деда! И все же мне было жаль старика. Неприятно умирать, когда никто тебя не любит. Я находился в лучшем положении, чем остальные стервятники, поскольку был стервятником-наследником. Когда дед уже не мог говорить, я выставил всю эту шушеру вон. И поразительное дело, тишина самым благоприятным образом сказалась на старикане. Он вдруг пошел на поправку. Через несколько недель он уже прогуливался по своей комнате, распекал сиделок и швырял тарелками в лакея.
Первым делом он вызвал своего стряпчего и накатал новое завещание. Тебе, дорогая моя Эвелина, он оставил пять фунтов, чтобы ты могла купить траурную вуаль. Своим наследником старикан назначил меня, но вовсе не из любви, а потому, что остальных родственников презирал еще больше. Я ничего не имел против наследства, но его хватило бы с лихвой на двоих. Вот я и решил поговорить о тебе, кузина. Но, увы, все тщетно!
В один прекрасный день я уехал из дома по неотложному делу... Ладно, буду до конца откровенным. Захотелось немного развлечься. В мое отсутствие дед вылез из постели и велел слугам упаковать твои вещи. Сама понимаешь, ничего ценного, только одежду, украшения да всякие безделушки. Мне рассказали, что дед носился по твоим комнатам, собирая вещи и швыряя их в ящики. Его вдруг обуяла демоническая энергия. К тому времени, когда я вернулся, ящики были запакованы, перевязаны и отправлены с местным извозчиком. После этого он рухнул, словно мешок с костями. В доме стоял шум и гам, доктора приезжали и уезжали, устраивали консилиумы, слуги бились в истерике, и к тому же целыми днями валил снег, словно в каком-то нудном романе. Это было ужасно!
– Очень трогательный рассказ, – сухо сказала я. – Эвелина, ты испортишь платье. От слез на атласе остаются пятна.
Эвелина еще раз вздохнула и вытерла глаза. Лукас имел наглость мне подмигнуть.
– Что ж, одна загадка разрешилась, ты согласна, Эвелина? Мотивы нашего посетителя стали полностью ясны. Личность, о которой я веду речь, не слышала о последнем несчастье, зато была осведомлена о
