Приняв решение, я тотчас погрузилась в предотъездную суету. Уладила дела с мистером Флетчером и получила от него предложение вступить с ним в брак, от которого отказалась с тем же добродушием, с каким оно и было сделано. Адвокат по крайней мере был честен.
– Я думаю, стоило попытаться, – спокойно заметил он.
– Кто не рискует, тот не выигрывает, – согласилась я.
Мистер Флетчер задумчиво посмотрел на меня.
– Мисс Амелия, могу я спросить, на этот раз уже как адвокат, есть ли у вас намерение вступить в брак?
– Никакого! Я принципиально возражаю против брака. – Седые брови мистера Флетчера поползли вверх, и я поспешила добавить: – Для себя, разумеется. Полагаю, что для некоторых женщин брачные узы – вполне приемлемая кабала, поскольку бедняжкам больше ничего не остается. Но зачем независимой, умной и энергичной особе подчинять себя капризам и тирании глупого мужа? Уверяю вас, я еще не встречала мужчины разумнее себя.
– Охотно верю! – рассмеялся мистер Флетчер.
Адвокат на мгновение заколебался; я поняла, что он борется с желанием задать еще один непрофессиональный вопрос.
– Почему вы носите такие ужасные платья? – неожиданно выпалил он. – Если для того, чтобы отпугивать ухажеров...
– Ну, знаете, мистер Флетчер! – возмутилась я.
– Прошу прощения... – Мистер Флетчер вытер лоб. – Не могу понять, что на меня нашло.
– Я тоже. Что касается платьев, то они вполне соответствуют той жизни, что я веду. Нынешние моды совершенно непрактичны для деятельной женщины. Юбки такие узкие, что в них ковыляешь как парализованная, а корсеты такие тесные, что каждую минуту рискуешь умереть от удушья. А уж турнюры! Из всех идиотских изобретений, навязанных беспомощным женщинам, турнюр, безусловно, самое гнусное. Конечно, деваться от них некуда, но по крайней мере я имею право не навешивать на себя всякую дребедень. До чего ж глупо я бы выглядела во всех этих рюшечках и оборках!
Или в платье, отделанном мертвыми птицами, я такое однажды видела, представляете?!
– И все же, – с улыбкой заметил мистер Флетчер, – я всегда считал, что вы бы выглядели значительно привлекательнее именно в оборках.
Возможность прочесть лекцию вернула мне хорошее расположение духа. Я улыбнулась в ответ и решительно покачала головой.
– Не стоит, мистер Флетчер! Вы мне не польстите; я слишком хорошо знаю свои недостатки. Я чересчур долговяза, слишком тоща в одних местах и толста в других. Нос не мешало бы укоротить, а мой волевой подбородок отпугнет кого угодно. Кроме того, бледность и черные как сажа волосы в этом сезоне не в моде. А уж про глаза мне все уши прожужжали – мол, они наводят страх даже тогда, когда я пребываю в благодушном настроении, что случается со мной крайне редко. Полагаю, мы покончили с этим вопросом, мистер Флетчер? Давайте же перейдем к делу!
По предложению адвоката я составила завещание. Нет-нет, я вовсе не собиралась умирать в ближайшие полвека, но прекрасно понимала, что в путешествии всякое может приключиться. Особенно если речь идет о путешествии по столь нездоровым местам, как Египет. Все свое состояние я завещала Британскому музею, где отец провел столько счастливых часов. К этому музею я питала особые чувства – папа вполне мог бы скончаться в читальном зале, и служителям потребовалось бы несколько дней, чтобы понять, что он перестал дышать.
Последнее, что мне предстояло сделать перед отъездом, – это подыскать себе компаньонку. Хотя мой пол и подвергается угнетению в эти якобы просвещенные времена, все-таки женщина моего возраста и положения способна путешествовать в одиночку, не задевая ничьих чувств, кроме, быть может, отъявленных ханжей. Я взяла себе компаньонку потому... словом, чтобы не изнывать от скуки. Всю свою жизнь я заботилась о папе, и компаньонка требовалась мне вовсе не для того, чтобы она квохтала надо мной, а как раз наоборот.
Мисс Притчетт оказалась замечательной компаньонкой. Моя новая подруга была на два десятка лет меня старше, но по ее манерам и одеяниям об этом бы никто не догадался. Она обожала идиотские «элегантные» платья с ворохом оборок, которые кулем сидели на ее костлявой фигуре. Голос мисс Притчетт с полным правом следовало назвать нелепым пронзительным визгом. Моя компаньонка была неуклюжей. А глупость ее была столь чрезмерна, что граничила с полным идиотизмом. Мисс Притчетт обожала падать в обморок – стоило на горизонте появиться какой-нибудь трудности, как она валилась в ближайшее кресло, прижав к груди руки и закатив глаза. Я любила наблюдать за этими ее упражнениями и предвкушала, как весело и непринужденно мы станем проводить время, развлекаясь подобным образом. Наши совместные прогулки по зловонным улицам Каира и пустыням Палестины дадут моему деятельному уму достаточно поводов отдохнуть от размышлений.
Но, к великому моему сожалению, мисс Притчетт не оправдала возложенных на нее надежд. Люди такого склада редко болеют; они слишком заняты тем, чтобы прикидываться больными. И все же, едва мы добрались до Рима, мисс Притчетт не устояла перед тифом. Ее малодушная натура спасовала перед этим недугом, и, хотя она поправилась, мой отъезд в Египет отложился на две недели. К тому же стало ясно, что поспевать за моим быстрым шагом мисс Притчетт сможет только после окончательного выздоровления. Поэтому я отправила ее назад в Англию, естественно взяв на себя обязательство выплачивать жалованье до тех пор, пока она не подыщет новое место. Мисс Притчетт с ног до головы залила меня слезами, покрыла поцелуями и отбыла на родину.
Это нелепое создание нарушило мои тщательно продуманные планы, и именно бестолковая мисс Притчетт была причиной моего дурного настроения, когда я вышла из гостиницы в тот знаменательный день. Я отставала от графика уже на две недели, кроме того, путешествие было подготовлено с расчетом на двух человек. Найти другую компаньонку или обречь себя на путешествие в одиночестве? Требовалось как можно скорее принять решение, и именно над этим я размышляла, вышагивая в направлении римского Форума.
Стоял прохладный декабрьский день; солнце то и дело скрывалось за облаками. Пьеро напоминал продрогшую собаку, несмотря на то, что я купила ему теплый жакет. Сама я холода не чувствовала – сумрачное небо и холодный ветер вполне соответствовали моему безрадостному настроению. Разрушенные колонны и древние камни скрывались в сплетенных зарослях пожухлой травы. Среди развалин бродили
