депутация, хоть и робко, с оговорками, высказывалась все же в пользу Стефана - они не сразу согласились с тем, что им навязывали. Сдается мне, - вздохнул Кадфаэль, - не всякий решится возражать самому Генри Винчестерскому. Чтобы не оробеть перед таким лордом, требуется немалое мужество.
– Они согласились впустить ее, а это равнозначно признанию ее королевой. Правда, я слыхал, они до сих пор тянут время, оговаривая условия, а любые проволочки на руку мне и Стефану. Эх, - мечтательно произнес Хью, - вот бы мне послать верного человека в Бристоль. - Луч света упал на его лицо - решительное, сосредоточенное. - Можно ведь отыскать лазейку в любой замок, в любое подземелье. Двое- трое надежных людей многого могут добиться. Пригоршня золота тюремщику - глядишь, и дело сделано… Вызволяли же королей из плена в прежние времена, даже когда те были закованы в цепи, а Стефан, слава Богу, не содержится в оковах. На такое Матильда пока не решилась. Впрочем, Кадфаэль, все это пустые мечтания. Мое место здесь, и дай мне Бог удержать Шропшир, а до Бристоля, увы, мне не добраться.
– Если твой король вырвется на свободу, - промолвил Кадфаэль, - ему очень даже пригодится сбереженное тобой графство.
Монах снял горшочек с жаровни и поставил его остывать на специально для того предназначенную каменную плиту, лежавшую на полу. Распрямил спину он не без усилия, ибо возраст порой давал о себе знать. Правда, для своих лет Кадфаэль был бодр и проворен.
– Ну вот, с этим делом я вроде управился, - заявил монах, потирая руки. - Давай-ка выйдем полюбуемся цветами, что я вырастил к празднику Святой Уинифред. Отец аббат вернется в обитель как раз к этому событию и сам будет руководить церемонией перенесения мощей из часовни Святого Жиля. Хлопот нам предстоит немало, ведь к празднику в аббатство понаедет уйма паломников.
Четыре года назад на алтаре часовни приюта Святого Жиля, расположенной на самой окраине Шрусберийского предместья, была установлена рака с останками Святой Уинифред, привезенными из валлийского прихода Гвитерин, места ее захоронения. В богадельне призревали всех недужных и увечных, в том числе и прокаженных, которым доступ в город был заказан. Оттуда, из часовни, раку с мощами торжественной процессией перенесли в церковь аббатства, где и поместили на алтарь. Чудотворные мощи стали главной святыней аббатства: страждущие во множестве стекались в Шрусбери, дабы обратиться к валлийской святой с мольбой о помощи и исцелении. В нынешнем году шрусберийские братья решили повторить завершающий этап достославного путешествия святой и, как и четыре года назад, торжественно перенести раку с ее мощами из часовни в церковь, а затем допустить к алтарю всех, кто явился в аббатство с молитвами и дарами. Слава Святой Уинифред каждый год привлекала немало паломников, ну а уж нынче их следовало ждать в несметном количестве.
– Можно подумать, - промолвил Хью, оглядывая цветочные клумбы, на которых весенняя свежесть красок уже готова была смениться ярким великолепием лета, - что вы собираетесь ее венчать.
Садик Кадфаэля окружала живая изгородь из кустов боярышника, усыпанных белоснежными цветами, и орешника, на которых покачивались серебристые сережки. из травы выглядывали анемоны, поднимали плотные, тугие головки ирисы. Даже розы, судя по набухшим бутонам, вот-вот должны были распуститься, а круглые коробочки пионов, полные пахучих семян, которые брат Кадфаэль использовал при приготовлении целебных снадобий, а повар аббата брат Петр - в качестве пряной приправы, чуть не лопались.
– Пожалуй, ты не так уж далек от истины, - сказал Кадфаэль, с довольным видом созерцавший плоды своих трудов. - Но венчание это знаменует союз возвышенный и целомудренный, ибо блаженная дева хранила невинность до самой своей смерти.
– А что, после смерти ты ей суженого сыскал да и свадебку сыграл? - мимоходом пошутил Хью, желая отвлечься от тягостных размышлений о государственных делах.
Здесь, в благоухающем саду, хотелось думать лишь о покое, дружбе, любви, жизни и плодородии. Хью не ожидал, что слова его останутся без ответа, однако монах молчал, и молодой человек почуял, что за этим молчанием что-то кроется. Он навострил уши, украдкой повернул голову и устремил на друга пристальный взгляд. И в этот момент монах то ли по рассеянности, то ли с умыслом обронил:
– Свадьбу не свадьбу, а суженого, можно сказать, что и сыскал. Доброго человека и преданного ее защитника. Он заслужил награду, выпавшую на его долю.
Хью с любопытством поднял брови и через плечо кинул взгляд на монастырскую церковь, где, как известно, в запечатанной раке на алтаре покоилась пресловутая святая. Рака эта, богата изукрашенная, с виду была не слишком велика, хотя вполне могла служить достаточно просторным вместилищем для хрупкого скелета валлийской святой - народ в Уэльсе не особо рослый.
– Похоже, для двоих места там маловато, - лукаво заметил Хью.
– Так ведь что она, что он - вовсе не великаны, да к тому же и лежат не здесь. А уж там, куда мы их положили, места предостаточно, - промолвил монах. От него не укрылось, что Хью заинтригован и не успокоится, пока не разгадает эту загадку.
– По-твоему, выходит, - в недоумении спросил Берингар, - что в этом разукрашенном гробу, выставленном на всеобщее обозрение, никакой святой нет и в помине?
– Не знаю, что и сказать, приятель. Хотелось бы мне, чтобы она одновременно пребывала в двух местах. Простому смертному такое, конечно, не под силу, ну а для святой - кто знает? Три дня и три ночи она действительно провела там - уж это-то я доподлинно знаю. Не исключено, что она оставила внутри толику своей святости - хотя бы в благодарность за то, что мы вернули ее в родные края, туда, где, как я искренне верю и всегда буду верить, она желала остаться. Но при всем при том, - добавил Кадфаэль, покачав головой, - меня все же гложет сомнение. А что, если я неверно истолковал ее волю?
– Тогда тебе остается надеяться лишь на исповедь и покаяние, - беспечно промолвил Хью.
– Дождусь, когда брат Марк станет священником!
Молодой брат Марк, служивший в последнее время в богадельне Святого Жиля, покинул родную обитель и уехал в духовную школу епископа Личфильда. Денег, пожертвованных Леориком Аспли, должно было хватить молодому монаху на то, чтобы оплатить учение и хотя бы в отдаленном будущем добиться исполнения заветной мечты - удостоиться священнического сана, к каковому Марк, несомненно, был предназначен самим Всевышним.
– Ему-то я и собираюсь поведать кое-какие свои грехи, - признался Кадфаэль, - хотя, может, я ошибаюсь и греха в тех делах никакого нет. Марк целых три года был моей правой рукой, я вложил в него частицу своей души, и он знает меня лучше, чем кто-либо другой. Ну если не считать тебя, - промолвил монах с лукавой невинностью во взоре, - Марку я открою всю правду - пусть судит. От него я готов принять любую епитимью. Ты, Хью, и сам умеешь судить по справедливости, но грехи отпускать не властен.
– Да и епитимью налагать тоже, - весело рассмеялся Хью, - может, так оно и лучше. Откройся-ка мне, старина: и душу облегчишь, и обойдешься без церковного покаяния.
Предложение молодого друга, как ни странно, показалось монаху вполне приемлемым и даже заманчивым.
– Ладно, - согласился он, - так и быть, но имей в виду - это история длинная, так что наберись терпения.
– Ну и рассказывай ее не спеша - мне ведь торопиться некуда. Все дела на сегодня я уже переделал, а терпения мне не занимать. Я не прочь послушать историю, которая наверняка окажется занятной. Да и у тебя еще полно времени до вечерни. К тому же, - Хью напустил на себя шутливую важность - впору священнику, - ты сделаешь благое дело, доверившись представителю мирской власти. А тайну твою я сумею сохранить не хуже любого исповедника.
– Будь по-твоему, - отвечал Кадфаэль, - только погоди чуток. У меня тут как раз винцо дозревает. Я его принесу, присядем на лавочке у стены, где солнышко посильнее, - тут я тебе все и расскажу. Здесь нам никто не помешает.
– Случилось все это примерно за год до того, как мы с тобой познакомились, - начал Кадфаэль, удобно привалясь спиной к нагретой солнцем шероховатой каменной стене. - В ту пору в нашей обители не было святых мощей, и мы, понятное дело, малость завидовали Уэнлоку, потому как тамошние клюнийские братья разыскали останки основательницы своего монастыря - саксонской святой по имени Мильбурга - и раззвонили об этом на весь свет. Правда, потом и нам были явлены кое-какие знамения. Следуя им, мы отправили одного недужного брата в Уэльс, дабы он исцелился, омывшись водой из Святого Колодца. Колодец этот сооружен на месте источника, забившего там, где эта дева, наша святая, в первый раз рассталась с жизнью. Саму-то ее тут же воскресил Святой Беуно, но источник остался, и возле него до сих
