послышалась тревога: хотя Сиаран не особо ей нравился, она относилась к нему с пониманием и сочувствием.
– Как видишь, отошел, - глухо произнес Мэтью. - У меня есть и свои дела… Имею я право… подышать воздухом. А с ним все в порядке, он мирно спит в своей постели и никуда оттуда не денется.
– Я так и думала, - с плохо скрываемой горечью промолвила Мелангель, - что ты пришел не ради того, чтобы повидаться со мной.
Она собралась встать, и, хотя движение ее было легким и быстрым, Мэтью, словно бы сам того не желая, протянул руку, чтобы поддержать ее за талию и помочь подняться. Но рука его повисла в воздухе - девушка отстранилась и встала сама.
– Слава Богу, - сказала она с расстановкой, - что, завидя меня, ты не обратился в бегство. И на том спасибо.
– Но я не свободен, - возразил задетый за живое молодой человек, - ты знаешь это не хуже меня.
– Но коли так - ты не был свободен и тогда, когда мы вместе шли по дороге, - горячо возразила Мелангель. - Однако это не помешало тебе нести мою ношу, поддерживать меня под локоток да еще и поотстать от Сиарана, чтобы тот не видел, как ты со мной любезничаешь. Мне казалось, что я тебе приглянулась, что тебе в радость идти рядом со мной. Почему ты сразу не сказал мне, что не волен в своих поступках. А еще лучше было бы тебе повести своего приятеля каким-нибудь другим путем и оставить нас в покое. Тогда бы я смирилась и, может быть, со временем и позабыла бы тебя. А теперь мне это не под силу! Не забыть мне тебя! Ни за что не забыть!
Мэтью стиснул зубы, на щеках выступили желваки, его лицо исказила гримаса то ли гнева, то ли отчаяния - этого Мелангель сказать не могла. Девушка смотрела на него в упор, взгляд ее был исполнен страсти, а в таком состоянии трудно размышлять и строить догадки. Мэтью отвел глаза.
– Я заслужил твой укор, - хриплым шепотом произес молодой человек, - я виноват перед тобой. Я не имел права забывать о том, что счастье в этой жизни не для меня. Мне надо было расстаться с тобой, как только я тебя увидел. О Господи, и ты думаешь, я мог бы Сиарана увести? Нет, вряд ли удалось бы мне оторвать его от вас… И все же я должен был проявить твердость и проститься с тобой…
Быстрым движением Мэтью взял девушку за подбородок и приблизил ее лицо к своему так резко и бесцеремонно, что едва не причинил ей боль.
– Знаешь ли ты, какой жертвы от меня ты требуешь? - воскликнул он. - Нет! Ведь ты никогда не видела своего лица, верно? И судить о том, как ты выглядишь, могла лишь по глазам окружающих. У тебя же нет зеркала, да и откуда ему взяться? А значит, ты могла лишь случайно увидеть свое отражение на поверхности речушки или пруда - и потому понятия не имеешь о том, что, завидя тебя, человек может потерять голову. А ты еще удивляешься тому, что, изнывая от жажды, я не бежал прочь от родника с живительной влагой. Но поверь: я предпочел бы умереть, нежели потревожить покой твоего сердца. Боже милосердный, спаси и помилуй меня грешного!
Мелангель была пятью годами моложе Мэтью и, хотя девушки взрослеют быстрее, в сравнении с ним оставалась почти ребенком. Как зачарованная, слушала она эту пылкую речь, слегка пугаясь ее страстного тона. Рука, державшая ее подбородок, крепкая мужская рука с длинными сильными пальцами, дрожала, да и все его тело трясло, как в лихорадке. Она мягко положила свою маленькую ладошку на его руку. Собственные переживания показались ей ничтожными в сравнении с его неизбывной и неизъяснимой тоской.
– Я никогда бы не осмелилась говорить за Господа Бога, - с твердостью промолвила девушка, - но что могла простить тебе я сама, я уже простила. Ты не виноват в том, что я тебя полюбила. Ты просто был добр ко мне как никто другой, с тех пор как я покинула Уэльс. И ты говорил мне, что связан обетом, да, любовь моя, говорил, - только тогда я не обратила на это внимания. Что за обет ты принес, я так и не узнала, но это и не важно. Главное, душа моя, чтобы сердце твое не томила печаль…
Они стояли, глядя друг на друга, а тем временем золото закатных лучей сменилось багрянцем, а затем и тот истаял, словно жар тлеющих угольев под слоем золы. Мягкий, розовый сумрак осенил юношу и девушку своим крылом, последний луч заходящего солнца упал на их лица, и глаза обоих подернула жемчужная, радужная пелена, ибо в них - и у него, и у нее - застыли слезы. Он склонился к ней, она потянулась к нему, и губы их слились в поцелуе.
Стоял тихий прозрачный вечер, и звон маленького церковного колокола, призывавшего братию на вечерний молебен, слышался особенно отчетливо. Пребывавший в благостной полудреме брат Кадфаэль тут же встрепенулся. Еще в юности, в годы ратных трудов и дальних странствий, он приучил себя мгновенно засыпать и мгновенно пробуждаться свежим и бодрым, независимо от времени суток. Этой привычке он не изменил и в пору зрелости, в стенах мирной обители.
Он вышел из сарайчика в светящийся сумрак вечера и закрыл за собой дверь. Требовалось всего несколько минут на то, чтобы дойти до церкви через розарий. Монах шел с легким сердцем, которое полнилось красотой нынешнего вечера, такого дивного, словно сама природа предвкушала грядущий праздник, и, сам не зная почему, он на ходу обернулся и бросил взгляд на запад - разве что хотел полюбоваться полоской нежно светящегося неба, теплого и чистого как девичий румянец. И там, на фоне затухающего закатного костра, на гребне холма над пологим берегом Меола, он увидел четко очерченные тени, слившиеся в долгом поцелуе, который так и не кончился, пока монах не вышел из сада и не потерял их из виду. Сомневаться не приходилось - это были Мэтью и Мелангель. Кадфаэля призывали иные заботы, но образ юной пары так глубоко запечатлелся в его сознании, что не покинул его и во время молитвы.
Глава 7
В тот же вечер 21 июня в город прискакал всадник из числа сопровождавших посланца епископа или, скорее, императрицы Матильды. Его проводили в караульное помещение надвратной башни, чтобы он мог представиться Хью Берингару. Сам шериф как раз в это время собирался с полдюжиной стражников к мосту, с тем чтобы растроить планы Симона Поера и его сообщников. Дело предстояло серьезное, ибо надо полагать, что здесь, в чужом городе, мошенники не расстаются с оружием. В таких обстоятельствах неожиданный визитер пришелся очень некстати, но Хью хорошо понимал, в каком шатком положении пребывают сторонники короля, и не мог пренебречь подобающими церемониями и не принять такого гонца. С чем бы ни ехал к нему этот посланец, Берингар предпочитал выяснить все заранее, чтобы иметь возможность подготовиться и выработать план действий.
В караульном помещении он лицом к лицу встретился с крепким, средних лет сквайром, который и изложил свое поручение.
– Мой лорд шериф! Наша достойная государыня и епископ Вестминстерский просят вас принять их посланника, уполномоченного от их имени предложить вашей милости мир и заручиться вашей помощью в установлении доброго порядка в нашей многострадальной стране. Я послан вперед, дабы известить вас о его скором прибытии.
Итак, императрица стала именоваться государыней Англии еще до своей коронации! Ну что ж, в конце концов, коронация, как видно, не за горами.
– Посланник лорда епископа встретит в Шрусбери радушный прием. Я внимательно выслушаю все, что он найдет нужным мне сообщить. Но в настоящий момент меня ждет дело, не терпящее отлагательств. Скажи, намного ли ты опередил своего господина?
– Примерно часа на два, - подумав, ответил сквайр.
– Хорошо. Тогда я распоряжусь начать приготовления к его приему, а сам тем временем постараюсь закончить одно маленькое дельце. А сколько человек сопровождают посланника?
– Двое оруженосцев и я, достойный лорд.
– В таком случае я оставляю тебя на попечние моего помощника: он разместит тебя и двоих твоих сотоварищей на ночь здесь, в замке. Что же касается епископа, то я и моя супруга почтем за честь принять его под крышей нашего дома. А сейчас, не сочти за обиду, я не могу уделить тебе больше внимания, ибо задуманное мною необходимо выполнить до темноты. Но, надеюсь, ты будешь доволен оказанным
