— Буду, — согласно кивнула Эм.
Она обычно так плотно не завтракала, но ей ужасно хотелось, чтоб он
что-нибудь сделал для неё.
Сковородка уже стояла на плите, он мигом разбил на неё пару яиц.
Эм нарезала хлеб и поставила тарелки на стол. Оба молчали, но тишина
показалась ей какой-то уютной и содержательной.
— Готово, — Глеб разложил яичницу по тарелкам. — Приятного
аппетита.
— Спасибо, тебе тоже приятного аппетита.
— Угу.
Они пару минут молча звенели вилками. Эм прикидывала, о чём с ним
поговорить.
— Глеб, как у тебя дела с тем зельем, которое в прошлый раз не
получилось?
— А, не выходит пока ничего. Надо ещё подумать над ним.
— А что это за зелье?
— Это лекарство от одной жутковатой болезни, которую можно
заполучить в результате укуса гигантской сколопендры. Довольно
эффективное, но у него куча неприятных побочных эффектов. Само
зелье сварить не проблема, но я хочу его усовершенствовать.
— Это сложно, наверное?
— Да, непросто. Можно годами ставить эксперименты и не получить
нужного результата.
— А тебе больше нравится экспериментировать, или больных лечить?
— Я экспериментирую для того, чтоб лечить более эффективно. Одно с
другим связано.
— Нет, я имела в виду, тебе с людьми больше нравится работать, или
опыты ставить?
— Ну, оба эти процесса приносят удовлетворение. Хотя... я, кажется,
понимаю, о чём ты.
Он помолчал минутку.
— Я как-то не задумывался над этим, но, пожалуй, я не хотел бы
запереться в лаборатории и заниматься исключительно наукой.
Понимаешь, я ставлю эксперименты не ради самих экспериментов, а
чтоб это помогло конкретным больным. Я хочу сам применять их в
клинике. И ещё, мне совсем не скучно лечить людей от самых банальных
неприятностей, хотя обычно я имею дело с особыми ситуациями. По
крайней мере, пока работа с людьми мне не надоела и меня не тянет
заниматься исключительно научными разработками… Эм, мне пора
бежать.
Он поднялся с места и стал собирать посуду.
— Ты иди, я сама уберу.
Эм непроизвольно остановила его руку, которой он потянулся за
тарелкой. Для неё самой это прикосновение стало неожиданностью, и
она еле удержалась от того, чтоб резко не дёрнуться. У него на лице не
дрогнул ни один мускул, но во взгляде мелькнуло что-то похожее на
беспокойство. Он убрал свою руку только после того, как она её
отпустила.
— …Ладно, тогда я пошёл.
В дверях он обернулся.
