Везли вот два кавказца на легковушке. Два! После наших с Ренаткой прошлогодних кавказских вояжей я и одного-то с трудом выдержал бы. Я в машину сел, тронулись, тут-то я и заметил, что они горцы. Про них все говорят, что они практически поголовно гомосексуалисты, уж не знаю, откуда на тусовке такие слухи. Вон и Фриц с Сан Санычем, когда в Грузию собирались, так чуть ли не сковородки намеревались в джинсы подкладывать. Хайры у обоих внушительные, Фриц их разве что за ремень не заправляет. Таких роскошных белых хайров вообще ни у кого в тусовке нет. У меня-то волосы куда короче и жиже, но все равно ух как я стремался всю дорогу! Боялся, что оплату натурой потребуют. А я еще не выспавшийся, глаза слипаются. А они на своем нерусском о чем-то треплются, на меня смотрят и ржут. Жуть! Но обошлось, довезли меня до Луцка, еще и пути доброго пожелали. Видимо, и среди кавказских мужчин нормальные встречаются.
В Львове был в восемь. Город действительно очень красивый, только я так устал, что решил поспать, а утром уже наслаждаться красотами. Вписок нет, пойду, думаю, для разнообразия не на вокзале переночую, а на чердаке где-нибудь. Хожу, вверх смотрю, выбираю дом подходящий, чтоб с крыши вид был красивый. Подходят какие-то гопники, с виду нестрашные, и спрашивают:
— Который час?
— Пятнадцать минут девятого, — говорю.
Они переглянулись, да как втопят за мной!
— Москаль, — орут, — клятый!
И за мной бегут. Я с рюкзаком, усталый, ноги не ходят, но убежал-таки.
Заскочил в ближайший дом за поворотом, успел заметить еще, что ангелочки на крыше красивые. Ну, думаю, хрен я отсюда сегодня выйду. Пошел наверх, дверь на чердак открыта. Посмотрел в окошко, гопники эти стоят разговаривают, потеряли меня. А вид сверху на город отменный, как раз такой и искал! На чердаке было темно, и очень кстати пришлись охотничьи спички, которые мне в Риге Мишель подарил. Нашел уютный угол, завернулся в одеяло и моментально заснул. Даже не заснул, а вырубился — от нервов погони, дорожного стресса и кромешной чердачной тьмы.
Очнулся от звона трамвая. Интересно, думаю, долго ли я спал? На будильнике начало десятого, только вот уже утра или еще вечера? За окном те же сумерки. Покурил папироску и понял, что спал я всего час — на улице явно становилось темнее. Меня это так взбесило, что я решил валить с чердака восвояси и перекантоваться в каком-нибудь другом месте. Собрал шмотник, спустился и сделал для себя еще одно нерадостное открытие. Входная дверь заперта, что вполне естественно: конторы закончили работу и закрылись, а я, недоумок, буду сидеть тут до утра. Хорошо хоть свет не вырубили в общем холле.
Походил я по подъезду в призрачной надежде хоть кого-нибудь застать, для порядка потыкался во все двери с табличками редакций газет и управления ресторанов. Нашел туалет, в нем оказалась душевая кабина. Незапланированный душ пробудил меня окончательно, и я уже начал радоваться тому, что застрял здесь на ночь. Если поймают утром, притворюсь, что я пришел в какую-нибудь газету пожаловаться на притеснение русских на Западной Украине или что-нибудь еще придумаю. Побродил по коридорам, в курилке нашел заныканную кем-то под подоконником пачку «Ватры». Вальяжно покурил, почитал газету на украинском языке, пока голова сохла. Прилег наконец под лестницей, начал засыпать. И тут меня как током шибануло. Сегодня же пятница! А суббота и воскресенье — выходные! Значит, я буду сидеть тут не до утра, а до понедельника! Без еды!
Такая перспектива совсем не входила в мои планы, и меня на минуту охватило отчаяние. Все окна забраны глухими решетками. Паника!
Я принялся мерить шагами помещение. Поразмыслив и успокоившись, приступил к более тщательному осмотру входной двери. Дверь была железная, и, нисколько не рассчитывая на успех, я решил развинтить копеечной монетой замок. Долго ли, коротко ли, как в сказках говорится, но дверь я победил. Сначала разобрал замок, потом снял дверь с петель и шагнул на улицу. Шагнул — и тут же обратно, там менты мимо проходили, и, думаю, мое появление с дверью в руках вызвало бы у них несколько вопросов. Переждал, вышел, прислонил ее к проему и, воровато оглядываясь, свалил в ночь.
Ночевать-таки пришлось на вокзале. Утром поеду дальше, не складывается у меня что-то со Львовом. Опять же вписок нет и жрать нечего, у них тут все по купонам, ничего не купишь, а менять рубли не хотят. Да и вообще домой уже пора, а там и в Крым. Надо матери позвонить, давно не давал о себе знать. Надо же, уже больше двух недель путешествую, а энтузиазма ну никак не убавляется!
16 мая, суббота
Чертов вокзал! Уж очень неудобно спать в жестком кресле. Так и не выспавшийся, нехотя поплелся на трассу. Львенок все восхищалась: «Трасса — это так здорово!» Здорово-то оно конечно, но только когда не каждый день и если ночевать не на вокзале.
Пока шел по городу, умудрился за русскую трешку купить батон хлеба, продавщица сжалилась. Теперь хоть с голоду не помру.
Сразу стопить не стал, присел на обочине, пожевал, перебрал вещи. Что-то сегодня я психованный — наверное, аномальная солнечная активность. Надо расслабиться.
Везли опять плохо и мало. Под Тернополем в столовой удалось обменять 13 рублей на 13 же купонов. Супчику покушал. Однако до Винницы я все-таки не доехал, завис намертво в Хмельницком, городе, где когда-то жил клевый хиппи Скоморох. Пока в Израиль не свалил. Городишко так себе, поганый, а вон человек какой хороший из него вышел! Хоть и эмигрант. Ну и ладно, уехал и уехал. Как говорится, все умные уезжают в Израиль, а все клевые остаются здесь.
Вокзал здесь холодный и неудобный. Долго пытался заснуть, но не удавалось из-за двух хохлушек, которые во все горло обсуждали телесериал «Богатые тоже плачут». Делились впечатлениями, рассказывали, кто над какой серией плакал, спорили, что дальше будет. По-моему, к персонажам фильма они относятся уже как к членам своей семьи. Я смотрел как-то одну серию этого безобразия. Мрак.
А забавно они Луиса Альберто называют: «Альбертушка».
Сели рядом со мной два мужика. Пьяные. Один отлучился вскоре куда-то, а второй начал разговаривать с сидевшей рядом девушкой. А у девушки этой муж внизу билеты покупал. Пришел этот муж, значит, и сразу, без предисловий, треснул общительному мужику в морду — чтоб не приставал, значит. Ушли они вниз разбираться. Что там было, уж не знаю, зато появился товарищ, который отходил. Поинтересовался, где кореш, а узнав от меня, что драться пошел, совсем не удивился, но и на помощь спешить не стал. Со мной зато разговорился. Спросил, верю ли я в Бога. Получил утвердительный ответ и принялся рассказывать историю своей жизни. Тридцатилетний парень, служил в Афганистане, душманов отстреливал, а когда вернулся, начал пить, курить и матом ругаться. Попросил у меня совета, как ему к жизни вернуться и к Богу обратиться. Сообразив, что он меня за семинариста принял, я, как мог, что-то посоветовал, посочувствовал. Тут прибежали его пьяный товарищ в уже порезанной ножом куртке и вспыльчивый южный муж. Размахивая руками, «афганец» влился в эту мигрирующую с места на место драку, и все снова переместились куда-то вниз. А у меня в голове звучали последние слова парня:
— Я ухожу. Я, может быть, еще вернусь. Если меня не убьют.
Он не вернулся. Надеюсь, их всего-навсего повязали менты.
17 мая, воскресение
Поутру купил за 11 юксов тикет до Винницы. Можно было бы, конечно, доехать, как обычно, бесплатно, но уж больно не хотелось именно сегодня бегать от контры. Устал уже, не выспался. А так спокойно сел, заснул. Снились Ушаки...
...Дело было весной 1991 года. Всю ночь на Свечном пить портвейн с Егором — это, я вам доложу, не шутки. Шатаясь, я добрел до Московского вокзала и едва не разрыдался вслед уходящей электричке. Бывает же такое.
Пришлось идти на трассу. Была уже теплая весна, конец мая, часов девять стопа — и я окажусь дома,
