Чисто убийственный бриллиант

Перекошенное от бешенства лицо Фьяммы сморщилось в подобие злобного грецкого ореха. Зеркало у нее за спиной треснуло, разбрызгав по полу каскад смертоносных осколков. Вода в ванне вспенилась и зашипела, окрасившись в цвет разлившейся желчи, и запахла склепом. Плитки пола под ногами покрылись рябью и заходили ходуном, словно кафель превратился в воду, под поверхностью которой плавал какой-то монстр. Секунду спустя, с той же быстротой, с какой все это случилось, настроение Фьяммы изменилось. Вздыбившись приливной волной, пол разгладился и затих, вода в ванной стала обычной грязной мыльной водой, осколки сами собой сложились в целое зеркало, и Фьямма, посмотревшись в него, нашла свое отражение весьма привлекательным. Втянув хвост и восстановив макияж, зубы и ноги, она теперь напряженно прислушивалась к тому звуку, который заставил приступ ее ярости испариться без следа. Звук донесся еще раз, и она улыбнулась. Звуком этим был младенческий голосок Дэмп, доносившийся из детской; он восходил все выше и выше, превращаясь в песню, которой малышка приветствовала новый день, и каждая нота звучала чисто и правильно.

— Какой нераскрытый потенциал, — поведала Фьямма своему отражению. — Какие дремлющие силы. — Демоница облизнулась и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Злобный разум взирал на мир глазами, которые меняли цвет и форму бесконечное число раз с каждым новым воплощением Асторота на Земле для сбора душ, столетие за столетием. Наследие Борджиа было, по счастью, его последним заданием на должности Второго министра Правительства Аида. Второй министр? Демон сплюнул на пол. Если честно, господство Босса над Аидом чересчур затянулось. С Хроностоуном в кармане, да еще с мощью ребенка-мага… — Ну, держитесь, — прошипела Фьямма, защелкивая свою сумочку, и вышла из ванной, оставив за собой еле уловимый запах серы.

НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫЙ ДРАКОН

Дэмп уже давно начала приветствовать каждый новый день песней, обращенной к своей пижамке. Малышка как-то обнаружила, что может расстегивать кнопки на пижамке одним резким движением. С тех пор пижама и подгузник каждое утро вылетали сквозь прутья кроватки. Эти действия неизменно сопровождались жизнерадостным исполнением песенки «Жила-была принцесса», прерываемой лишь приступами младенческого хохота, когда очередной слой ночной одежки покидал кроватку, падая на пол детской.

Сейчас Дэмп как раз добралась до куплета, где описывалось жилище принцессы:

«и жила она в красивом томике,
в красивом томике,
в красивом…»

БУХ… Миссис Маклахлан проснулась от влажного стука, с которым подгузник Дэмп приземлился на пол. К привычному звуку присоединились тяжелые шлепки из-за двери детской, сопровождаемые упорным царапаньем, словно кто-то вознамерился проскрестись сквозь массив дверной древесины.

— НЕСТОР! — прогрохотала няня. — Прекрати немедленно. Ты же знаешь, тебе сюда нельзя…

За дверью воцарилась тишина. Миссис Маклахлан застонала, выбираясь из кровати. «Это становится слишком утомительным», — решила она, шлепая по доскам пола, чтобы открыть дверь и убедиться в том, что маленький дракончик подчинился ее приказу. Как бы не так! Только жалость заставила миссис Маклахлан сделать шаг в сторону, пропуская звереныша в теплую детскую. Нестор пополз по полу и свернулся жалким клубочком у ножек кроватки Дэмп, положив голову на сброшенную пижамку.

— Странно, — пробормотала няня, запахивая пурпурный шерстяной халат и унося Дэмп в ванную. Спустя несколько минут, возвратившись с умытой и одетой Дэмп, миссис Маклахлан, словно пастух, погнала детей вниз завтракать.

Кухонный стол был завален остатками торопливого удовлетворения потребности в еде: миски из-под корнфлекса, почти пустая бутылка молока на плитке для разогрева еды, мокрый круассан в тазу для мытья посуды, масло, усыпанное крошками обуглившегося тоста. Дверь в палисадник была распахнута, снаружи до миссис Маклахлан донеслись отдаленные стоны и вопли, похоже, занятия йогой были в полном разгаре. Споласкивая миски для корнфлекса, няня с возмущением заметила, что Ффуп вместе с другими участниками спокойно выполняла упражнения, нимало не думая о своем сынишке.

— Эгоистичная зверюга, — пробурчала она, с несвойственной ей резкостью швыряя в сушилку вымытую посуду. С тех самых пор, как на прошлый Хогманай Нестор проклюнулся в Стрега-Шлоссе, миссис Маклахлан все надеялась, что Ффуп наконец целиком возложит на себя ответственность матери-одиночки и попытается воспитать сына достойным драконом. К сожалению, этого не происходило… Она, конечно, любила малыша, в этом сомневаться не приходилось. Но еще больше Ффуп обожала себя и гораздо больше времени уделяла чистке чешуек, полировке когтей, совершенствованию линии талии и разглядыванию себя в зеркале, чем заботам о маленьком Несторе. «К тому же, — думала миссис Маклахлан, помешивая горячую кашу на плите, — теперь уже было совершенно очевидно, что Нестор не чистокровный дракон». В Стрега- Шлоссе, похоже, действовал негласный запрет на разговоры о том, кто же является подлинным отцом Нестора. Действительно, одного взгляда на малыша с его недоразвитыми крылышками, ярко-синей (вместо законной болотно-зеленой) чешуей, отсутствием огнедышащих способностей (дракон должен с детства уметь зажигать свечки одним выдохом) и чересчур длинным хвостом было достаточно, чтобы понять, что папашей Нестора был отнюдь не дракон. И все это семья упорно отказывалась замечать… вот уж действительно! Миссис Маклахлан бросила в кастрюльку большую щепотку соли и громко фыркнула.

Когда она разливала дымящуюся овсянку в три миски и усаживалась за стол рядом с Дэмп и Нестором, на нее вдруг нахлынули воспоминания о том далеком времени, десятилетия тому назад, когда она еще не стала няней у Стрега-Борджиа…

…обширный замерзший залив, через который она бежала с группой женщин, спасаясь от какого-то неведомого ужаса. Конец года принес с собой самую холодную зиму на памяти живущих. Лед, сковавший водоемы Шотландии, на День Всех Святых был в палец толщиной, в середине зимы — с ладонь, а к Кэндлмасу уже ни одна лопата и даже лом не могли пробить твердое, как железо, ледяное покрытие на всех водоемах от Роксбурга до Сазерленда. Лишившись рыбы, которая разнообразила скудный зимний рацион, целые общины, жившие возле воды, оказались перед угрозой голода. Забыв о праздновании Кэндлмаса, дотоле богобоязненные прихожане разгромили свои церкви и съели свечи. Ходили слухи об оскверненных могилах, опустошенных склепах и других кошмарах, слишком гнусных, чтобы о них говорить. При явном отсутствии божьей благодати, жители озерного края вернулись к древней религии и темным ритуалам.

Женщины, бежавшие по замерзшей глади залива, нашли приют в маленькой прибрежной деревушке. Хижины и домики сгрудились совсем рядом с ледяным панцирем, под которым, как говорили, плавало столько рыбы, что ею можно было бы кормить все население Шотландии несколько столетий. В благодарность за гостеприимство, оказанное жителями деревушки, Флора Маклахлан решила спасти их от голода. С первыми лучами солнца она пробралась между людьми, спящими вповалку вокруг подернутого пеплом очага, и вышла на лед…

Вблизи берега ветер расчертил лед снежными кругами, но чуть дальше он был гладким. Стояла звенящая тишина, только ее дыхание поднималось над головой туманными облачками. Осознав невозможность сломать лед самостоятельно, она решила разбудить Спящего, пусть даже это сулило ей почти неминуемую гибель. Но как заставить это существо подняться после нескольких столетий сна? Может, произнести заклинание теплых вод и полных рыбы соленых южных морей, чтобы растопить