собственную речь, дорогая моя Пибоди: «Прожитые вместе годы и моя неизменная преданность должны были убедить тебя в том, что мне не нужен никто другой. Если этого не случилось — слова тут бессильны». Лучше не скажешь, ты согласна?
Всхлипнув, я спрятала пылающее лицо у него на груди.
— Да, дорогая, мы были знакомы с Айшей. Не просто знакомы. Мы были близки. Я впервые приехал в Египет — не археологом, а едва оперившимся птенцом, только-только выпорхнувшим из Оксфорда, наивным, как наш с тобой малыш. Стоит ли удивляться, что зеленого юнца закружил водоворот столь доступных в Каире наслаждений? К счастью, такая жизнь не для меня. Уже очень скоро я порвал с так называемыми друзьями и занялся делом. Если бы ты знала, дорогая моя Пибоди, как я презирал себя, как ненавидел весь мужской род, обрекший этих несчастных женщин на рабское существование! Прежде я не задумывался над тем, что значит быть женщиной в этом мире... Айша открыла мне глаза. Глядя на прелестную, умную, наделенную многими талантами женщину, ставшую игрушкой в мужских руках, я впервые осознал свою ответственность... Словом, я предложил ей другой путь. Она отказалась. Слишком поздно. На ней уже стояло клеймо парии, Пибоди, и она это понимала. Еще несколько раз, уже занимаясь раскопками, я заглядывал к Айше — в то время самой известной и дорогой... из этих женщин. Года через два Айша исчезла из Египта. До меня доходили слухи, что она жила в Париже с каким-то очень богатым поклонником, который не только содержал ее, но даже помог открыть свое... гм... дело. Грустная история, Пибоди... Не знаю, правда ли то, что Айша предала своего покровителя... Возможно, ее оговорили, только он вышвырнул ее вон, оставив на память чудовищный шрам, навсегда изуродовавший несчастную. По-видимому, кое-какие средства у нее остались. Айша переехала в Лондон и уже здесь продолжила свой... бизнес. Но клянусь тебе, Пибоди! Клянусь всем, что для меня дорого! Я не видел Айшу много лет, не искал с ней встреч, и сам был потрясен, когда мы столкнулись в опиумном притоне.
— Да-да... Она мне сказала то же самое. Бедная заблудшая душа...
— Пибоди... — Любимый приподнял мне подбородок и заглянул в глаза. — Ты в самом деле предложила ей переехать в деревню?
— А что? Она заслуживала лучшей... Ой, больно! Отпусти, Эмерсон, я же задохнусь!
— Ах, Пибоди, Пибоди! — Он разжал объятия. — Ты у меня — восьмое чудо света. Да разве может кто-нибудь сравниться с тобой?
— Все мы равны перед Создателем. Да, кстати! Прости меня за то, что я наговорила там, за столом, в присутствии Гаргори. Похороны, памятник... Но раз уж речь зашла... Мне кажется, это самое меньшее, что мы можем для нее сделать, Эмерсон. В конце концов, она отдала за тебя жизнь...
— Как это? Нет, я не возражаю против памятника, но при чем тут...
— Господи, ты ведь и не можешь этого знать! Ты уже был без сознания, когда...
Выслушав мой рассказ о последних минутах жизни Айши, Эмерсон долго молчал.
— Мы поставим ей самый лучший памятник, какой только... Черт побери! Ты что, не понимаешь? Она не меня спасала! Тебя, Пибоди!
— Дорогой мой...
— Со мной уже было покончено — так, по крайней мере, считала Айша. Убийца и стрелял-то, скорее всего, в тебя, но промахнулся. Ты должна была стать следующей жертвой. Она тебя спасала, Пибоди! Ты увидела в ней человека, предложила свою помощь, готова была встать на ее защиту...
— Ладно, дорогой... — Я на миг прильнула щекой к его плечу. К чему споры? Пусть остается при своем мнении. Я же навсегда сохраню в сердце память о женщине, которая спасла его жизнь ценой своей. — Можно еще вопрос? Последний?
— Последний? — Эмерсон чмокнул меня в макушку. — Верится с трудом.
— Ты говоришь, что у меня не было причин ревновать. Тогда почему ты так себя вел? Так... странно, как будто был виноват! Сам на себя не был похож! Воплощение любезности, предупредительности... тьфу! Даже не наорал на меня за рукопись...
— Ну точно, — вздохнул Эмерсон. — Восьмое чудо света. Дорогая моя Пибоди! Ты что, не видела надписи на этой распроклятой ушебти?
— Мен-маат-Ре Сет... Эмерсон! Ты тоже ревновал?
— Безумно. Отчаянно. Беспробудно, если хочешь! — провозгласил любимый, стиснув меня в объятиях с такой силой, что кости хрустнули. — А ты чего ожидала? Чтобы я сразу поверил в совпадение?... Это ведь совпадение, правда, Пибоди?
— Ну конечно. Вернее... надеюсь. Могу поклясться всем, что мне дорого...
— Не нужно. Прочь сомнения, Пибоди!
— О, дорогой мой Эмерсон!
Прошло еще немало времени, прежде чем я, отдышавшись и более-менее приведя себя в порядок, нажала на звонок.
— Рановато, конечно, но мне бы не повредил глоток виски с содовой. Присоединишься, дорогой?
— Прекрасная мысль! А потом, если не возражаешь, скрестим копья на детективном поле. Идет? Поделимся своими догадками. Фактов-то, согласись, более чем достаточно. Начнешь первой, дорогая моя Пибоди?
— Нет, тебе слово, дорогой мой Эмерсон.
— Я так и думал. А, вот и ты, дружище Гаргори. Не сочти за труд принести виски с содовой.
— Думаю, вы будете рады услышать, Гаргори, — добавила я, — что у нас все в порядке. Как и обещал профессор.
— Вижу, мадам! — расцвел дворецкий. — Счастлив за вас, мадам.
— А знаешь что, Пибоди... — глубокомысленно протянул Эмерсон, когда сияющий Гаргори удалился, оставив поднос с напитками, — не обменять ли нам Уилкинса на Гаргори? В этом доме Уилкинсу будет спокойнее.
— Разумно, — согласилась я. — Стоит обдумать. Не отвлекайся, дорогой.
— Ах да. — Эмерсон прошел к письменному столу, сгреб в сторону одну стопку бумаг, разметал другую. — Где же этот распроклятый... Вот он!
Взглянув на протянутый листок, я расхохоталась.
— Ой, не могу... Прости, я не над тобой смеюсь. Видишь ли, в ящике
— Неудивительно. Я всегда говорил, дорогая моя Пибоди, что мы с тобой — одно целое.
— Похоже, в главном мы сходимся. О-о! Да ты даже о мусоре вокруг тела сторожа не забыл. Признаюсь, я думала, что на такую мелочь ты не обратишь внимания.
— Ха! На тебя это похоже. И какой же вывод из этой мелочи сделала ты, Пибоди?
— К сожалению, мне не удалось поговорить с мистером Баджем. Вывод будет зависеть от того, насколько усердны в музее уборщицы.
— Интересно... — вскинул брови Эмерсон. — Тут ты меня обошла. Я об этом не подумал.
— Не страшно. Ум, как говорится, хорошо... Разумеется, осколки и увядшие цветы могли валяться в зале неделями, но есть кое-какие доказательства обратного.
— Первое — мумия, — кивнул Эмерсон.
— Второе — упоминание Исиды.
— Чьи «речи мудры, а жало языка поражает цель», — с ухмылкой добавил Эмерсон.
— Именно. Наш вчерашний противник — и есть убийца Олдакра. Согласен?
— Разумеется. Он же — фальшивый жрец. Согласна?
— И да и нет, Эмерсон.
— Дьявольщина! То есть...
— Оставим пока этот вопрос, как несущественный, Эмерсон. Важнее тот факт, что убийца — тот самый человек, который прислал ушебти и напал на Рамсеса. Но кто он такой, черт по... гм. Кто из наших подозреваемых является вдохновителем... так сказать, мозгом всего преступного предприятия?
— Ну-у... — качая головой, протянул Эмерсон. — Это-то как раз очевидно!
— Неужели? И для тебя тоже? В таком случае не назовешь ли ты...
— Ты первая, Пибоди.
— Еще чего! Рано, Эмерсон, слишком рано. Недостает одной-двух улик, без которых гипотеза
