Ощущение избранности, оно или есть в человеке или его нет.
Если оно в тебе есть, и другие люди это чувствуют - с тобой все ясно! Признайся себе в том, что ты избран. Почувствуй, ощути свою миссию. И начинай трудиться!
В этом нет никакой гордыни, только осознание того, что ты - избран.
В этом нет страха. Ты просто живешь и делаешь то, что должен.
Башлачев так и жил. Он не сомоугверждался. Все его экспансии были нужны для того, чтобы люди поняли, что он - избран. И ни для чего больше.
ЛЮДМИЛА ПАВЛОВНА МАМЧЕНКО
АРИФМЕТИКА ПРИЛАВКА
Был август восемьдесят второго года. Ко мне в отдел редактор привел человечка и сказал: «Это Саша Башлачев, он приехал на практику. Его интересует социальная тематика, поэтому он хочет проходить практику в вашем отделе». Такой невысокий мальчик с растрепанными непричесанными волосами, негламурно одетый. То есть о гламуре в то время вообще понятия не вели, а просто было видно, что ему на одежду до фени, как сейчас говорят.
Я почему-то сразу прониклась к нему какими-то почти материнскими чувствами. Я дала ему задание, но, к сожалению, сама заболела. Тогда было принято ругать всех работников рынка, я имею в виду рынок не как экономику в целом, а просто базар: «Бессовестные, цены опять поднимают!» И вот я однажды решила понять, что стоит привезти яблоки из Кабардино-Балкарии? Или орехи с Кавказа? Во сколько это обходится? Да, елки-палки, а где они живут? А где они хранят свой товар? Вот женщина пожилая, почти старушка… В ящиках у нее товар. А как она его доставляет?.. Я все разузнала и написала большой материал. И возмущенные читатели начали звонить в партийные отделы, полагая, что они не просто освещают партийную жизнь, а нами всеми командуют. «Как вы посмели писать об этих спекулянтах?!» И вот, после всей этой шумихи, я и сказала Саше: «Прочитай мою статью, пойди на рынок и напиши по-своему». Я не была уверена, что этот тихий мальчик что-то сделает, и не сразу прочитала его материалы. А зря! Он написал отличную статью «Арифметика прилавка». Тему изучил - досконально! Он добрался до таких глубин, до которых я еще не дошла. То есть он сделал следующий шаг, он меня опередил. Так что, можно сказать, Саша прошел практику без моего руководства, к сожалению. Самостоятельно - к счастью.
Отдел партийной жизни, в котором Саша работал, изучал партийную жизнь. Партия у нас тогда была одна. Ну и комсомол еще. Заведовал отделом очень хороший, добрый человек, Борис Иванович Андрюшанов. Он никогда не корил своих работников за то, что те не пришли на работу вовремя. Когда у него отпрашивались по делам, он краснел и говорил: «Да-да! Конечно!» Очень добрый был человек. Это я к тому, что Сашу на работе никто не третировал. Просто никто не понял, что рядом с ними был поэт. Иногда подшучивали над ним, но не зло. Он не из-за этого ушел из редакции. Просто ему не хотелось тратить время на выполнение нормы строчек. Если бы он занимался в газете тем, что было бы ему интересно, как знать, может, он и не уехал бы из Череповца, может быть, задержался еще в редакции на годик-другой. Но есть же еще так называемая «обязаловка». Есть материалы, которые я хочу написать, а есть такие, которые надо написать. Например, рейд по овощехранилищам, рассказ о том, как там овощи хранятся - это «обязаловка». Откуда взяться вдохновению? Но журналист должен добросовестно это сделать. Совсем не о том, что интересно, о чем пишется взахлеб… Такие темы наверняка нашлись бы у Саши, но не в этом отделе и не на этой тематике. Иногда он загорался какой-то идеей, когда готовил свою страничку «Семь нот в блокнот». Он ее делал очень хорошо, с любовыо, ведь это была его тема. Он бы мог стать хорошим журналистом, но поэзия перевесила. Поэзии в нем было слишком много.
Бытовые условия у Саши были не ахти какие: сестра, родители, бабушка - и все в двухкомнатной квартире. У него и места-то своего не было. Он, наверное, на кухне, а, может, в ванной сидел, стихи писал. Невозможно было так жить. Он любил их всех, но жить в этом общежитии ему было невозможно. Не сразу же он начал снимать квартиру - надо было денег сначала заработать.
На летучках он молчал, никогда не говорил ничего. Подружился с молодыми - были у нас молодые сотрудники, но они его тоже не смогли понять. Мой сын рассказывал потом всем, что Сашка в Питере зазвучал… А ему отвечают: «Что значит зазвучал? Приехал домой, а на нем все та же потертая курточка!» Все было у него внутри. Я думаю, он и дома-то ничего не говорил. Но жизнь у него была наполненная, не пустая - он писал стихи!
В газете Сашу Башлачева интересовала социальная тематика. Социальная тематика - это то, что обращено к человеку. Жилищно-коммунальное хозяйство - сложная тема. Транспортное, бытовое, торговое обслуживание, медицинское обслуживание… Но это все обращено к человеку. Он бы познавал человека, его нужды. Он бы знакомился с людьми, а не с этими комсомольскими функционерами, с которыми ему разговаривать было неинтересно и, я думаю, даже противно. О комсомоле, так искренне писать было нечего, а врать и притворяться Саша не умел. И как журналист он просто завял.
Он приехал к нам на работу в восемьдесят третьем, в восемьдесят четвертом уехал, а в восемьдесят восьмом он погиб. И тут мы узнали, что погиб поэт.
Так было… Ночыо мне не спалось, я тогда все время слушала «Радио Свобода», на «Би-би-си». Глушилки сняли, я слушала напропалую… И вдруг я слышу, прервалась передача Севы Новгородцева. Совершенно серьезно: «Вчера в России, в Ленинграде, покончил с собой…», - у меня сердце забилось, я почему-то сразу подумала, что это Башлачев. Хотя я, конечно, не могла предположить, что он так кончит. Близко не предполагала! «…покончил с собой большой русский поэт Александр Башлачев». Больше я не спала этой ночыо… По «Би-би-си» исполняли его песни, читали стихи. А в Ленинграде словно бы ничего и не произошло! Ни в городе, ни в стране ничего не произошло. А «Би-би-си» откликнулось…
А мы как раз собрались в редакции на какой-то редакционный праздник, и мы заговорили об этом. Для многих было откровением, что Саша не просто стишки кропал, а был большим серьезным поэтом. Вообще, когда он у нас рабо-
65
л »1.Ч тал, над ним все похихикивали - мол, ходит опять сонный. Ладно, дело молодое… Думали, с девками гуляет, а он стихи писал по ночам.
Прочитав стихи Башлачева, я сказала его маме: «Нелли Николаевна, ему невозможно было с этим жить! В этом маленьком, тщедушном тельце такое огромное содержание… Да оно его разорвало!»
Все его называют Сашей. Да, он умер молодым… Но Саше-то уже пятьдесят! Он давно уже Александр Николаевич. Вот его читаешь и невозможно поверить, что это написал двадцатисемилетний мальчик. Кажется, он прожил несколько веков такой глубоко русской жизни! Вот, например, союз «да» он часто применяет: «Рассыпь, гармошка!Да к плясу ноги!» или: «Ой, даяпезнаю…» - это настолько в духе русских былин, русских песен. Откуда у него все это взялось? Арины Родионовны ведь у него не было. «Да что есть
