выучит.
Гуру шикает на меня, грозит пальцем и вызволяет дядечку из досадного недоразумения.
И через минуту мы с ним оба, со шпаргалками в руках, стройным хором поем на санскрите.
После столь забавной и успешной кундалини-практики, с распахнутой настежь чакрой, я решаю махнуть на Тверскую… Но не за тем, за чем вы подумали, а в гастрономический бутик Fauchon. Айрапет частенько посылает туда водителя Юру, и я хочу, наконец, увидеть своими глазами — что же такого там дают? Должна же оставленная на произвол судьбы женщина чем-то поднять себе настроение!
В магазине — подлинная гастрономическая вакханалия!
Кладу в тележку свежую клубнику, виноград, австралийские орехи макадамия, французский овечий сыр и какой-то неприлично дорогой швейцарский шоколад. А запутавшись миллионе наименований элитных вин, между стеллажами натыкаюсь на Стаса Пьеху.
Вот это денек! Сначала легендарный полководец, теперь внучок легендарной Эдиты Пьехи!
А какой симпатичный! Уж куда лучше всех жиголо, гусаров и уланов вместе взятых!
Мы с молодым дарованием никак не можем разъехаться в узком проходе огромными тележками, и я пользуюсь случаем:
— Никак вино не выберу! — печально развожу я руками.
Чакра-то открыта! Иначе стала бы я приставать к звездным мальчикам в ночном магазине. Да еще в винном отделе.
— Вот, великолепный вкус. И тонкое послевкусие.
Уверенным жестом Стас кладет мне в тележку бутылку Chassagne-Montrachet урожая 98 года и очаровательно улыбается.
Выбор сделан! И улыбка прелестная! Черт, я опять почти влюбилась! Смотрю на часы: на внезапно нахлынувшую страсть мне потребовалось меньше одной минуты! Хотя едва ли это любовь с первого взгляда: юного Пьеху я видела по телевизору раз сто. Другое дело, что с экрана он меня не впечатлял. Наверное, опять работает звездная харизма, при личном общении имеющая свойство сражатьт наповал.
Да и много ли мне надо: муж покинул, чакра нараспашку, заходи кто хошь… А прекрасный юноша, стоящий передо мной с тележкой, полной деликатесов, тоже Стас. А вдруг это судьба?
Я обещаю сама себе: как только я стану известной журналисткой, а еще лучше — писательницей, и полноправно войду в богемную тусовку, я первым делом попрошу кого-нибудь лично познакомить меня со Стасом Пьехой. ЖП писал, что Стасик во всем прислушивается к мнению своей бабушки. Надеюсь, Эдита Станиславовна не будет возражать против нашего знакомства. А Стас оценит, насколько я тонкая, страстная и непредсказуемая штучка, и не посмотрит на то, что я старше его лет на десять. Тем более, разница в возрасте в пользу женщины — сейчас модная тема. Между нами возникнет нешуточная страсть, а заодно мне не придется привыкать к новому имени своего любимого мужчины.
Боже, но что творит с нами кундалини! Диалога из трех слов напротив полки со спиртным для меня было достаточно, чтобы разогнать целую историю любви с хэппи-эндом!
Но ведь эти фантазии совсем безвредны, но так прекрасны и так будоражат воображение! А вдруг однажды наши со Стасом жизненные пути, действительно, где-нибудь пересекутся? И мы, правда, познакомимся.
Дома, расположившись в гордом одиночестве на огромной супружеской постели, наливаю себе Chassagne-Montrachet.
Гусары пьют стоя. Дамы пьют лежа. Твое здоровье, Стас!
ГЛАВА 12
ПОБЫВАТЬ В Ж… И НАПИСАТЬ ОБ ЭТОМ КРАСИВО
«Объявление в аэропорту: „Девушка, вылетающая в Талды-Мурды, одумайтесь!“»
Мой почти исторический опус про дам и гусаров имеет большой успех. В редакцию приходит масса писем: девушки спрашивают, что надо сделать, чтобы влитья в ряды реконструкторов? Ритка честно всем отвечает и дает координаты военно-иторического общества.
Айрапет окончательно кидает меня на «социалку», и даже временно забывает про свою Альбицию. Теперь моя работа предусматривает частые разъезды. Иногда я думаю, а не сама ли я их себе накаркала, наврав про срочную командировку в автосервисе?
Правда, до недавнего времени мои выезды ограничивались лишь Подмосковьем. Я уже посетила женскую колонию под Можайском, неблагополучную семью в Дедовске и школу-интернат для безпризорников где-то под Тулой. Чаще всего я провожу журналистское расследование по следам читательских писем, кажущихся главреду стоящими нашего внимания. С психологической точки зрения это очень интересно — за исключением тех случаев, когда кто-то кого-то спьяну зарезал и потом забыл, за что. Реже — просто отправляюсь в какую-то интересную точку, и уже на месте генерирую тему для остросоциального репортажа.
Пока мои поездки укладываются в один рабочий день, Стас все это еще терпит. Но не могу не признать: с каждым моим новым рабочим днем в ЖП, наши отношения с мужем дают все большую трещину.
И когда я узнаю, что, возможно, мне придется осветить автопробег, устраиваемый концерном «Maserati» по маршруту Москва-Ростов-на-Дону-Сочи, я первом делом напрягаюсь — что скажет Стас? Это неделя — как минимум!
Вместо очередной ЖП-планерке Айрапет совещается со всеми по очереди, те-а-тет. Сначала закрывается в кабинете со Шнырской, потом с Надей Булкой. А затем надолго уединяется с Кейт с сиськами. В ожидании своей очереди под дверями главреда остальные развлекаются слухами и сплетнями.
Лия из «красоты» рассказывает, что Маша Распутина все никак не может вытащить из себя силикон устаревшего поколения. Кейт с сиьсками добавляет, что теперь у Маши неконтролируемо растут губы. Это называется фиброз, и бедняжку обкалывают гормонами.
Шнырская седлает своего любимого конька и в красках живописует, как на ЖП подпольно пашет пол-союза писателей. Она сетует, что титулованные и премированные живые классики соцреализма по свовместительству сочиняют для нас любовные истории — чудовищные по своей пошлости. И Шнырь очень странно: откуда в этих почтенных дедках берется столько скабрезности?
Может, нашей поэтессе просто в душе обидно, что вместо верлибров, она должна заниматься гинекологической прозой? И ей хочется думать, что она хотя бы не одинока в своей беде? Вот она и успокаивает себя тем, что члены ее высоколобого профсоюза тоже задействованы в зарабатывании денег в бульварной прессе.
Представляю себе, как маститые прозаики сидят в своем ресторане при ЦДЛ — прямо как булгаковские Берлиоз с Бездомным в «Грибоедове» — и, напряженно почесывая лысины, усердно сочиняют для нас свежую похабень. А потом половина Ассоциации российских психиатров также подпольно дает к ней свои заумные комментарии.
И в результате лучшие силы российской науки и искусства кинуты не куда-нибудь, а на ЖП. Оно и понятно: у нас платят. А у них, видимо, нет.