— Скажите кучеру, чтобы плащом моим укрыл, — сердито прервал его Ушаков.
Когда прапорщик и его люди вышли из помещения, городничий сказал ему осуждающе:
— Напрасно вы так, Федор Федорович! Зачем вам все это? Уж коли так хотите, устрою я этих несчастных у обывателей темниковских. А вам-то они зачем?
Ушаков посмотрел на него пристально и, не ответив, направился к выходу.
На улице заметно посветлело. Моросивший с утра дождь перестал. Ушакова это обрадовало: дождя нет, значит, не так будет боязно за больных… Те сидели уже на тележке рядом с кучером. От барского плаща они отказались. Вместо плаща кучер дал им лошадиную попону, чем они и прикрылись от ветра.
— Удобно вам так-то?
— Благодарствуем, батюшка наш, гоже сидим.
Пока ехали городом, они не произносили больше ни слова, но за околицей осмелели:
— А что, батюшка наш, правду ли бают, будто Москву бусурманам отдали.
— Правду, дети мои.
— Может, мы теперь и на войну не понадобимся? Бают, государь наш мира у француза запросил.
— Не знаю, дети мои, — сказал Ушаков, а про себя подумал: 'Зачем государю мира просить? Просить надо не ему, а Наполеону: хотя и занял Москву, положение его плохо'.
О военной обстановке, сложившейся после вступления французов в Москву, Ушаков думал всю дорогу, до самой Алексеевки. По-всякому прикидывал, и каждый раз выходило, что верх должен быть за русскими. Кутузов правильно сделал, что после Бородина не полез у ворот Москвы в новую драку. Исход войны был уже предрешен. После Бородина главным вершителем военной брани — кто кого? — стало время, а время уже давно приняло сторону русских.
В противоборстве противников в силу одного какого-нибудь просчета порою складывается такое положение, изменить которое стороне, допустившей просчет, уже невозможно. Именно такое положение сложилось в этой войне. Будь Наполеон в десять раз умнее и талантливее, он все равно уже не смог бы изменить исход борьбы. Чтобы победить Россию, ему нужно было генеральное сражение на ее границе. Тогда, имея огромное превосходство, он просто бы смял русскую армию и стал бы полным хозяином положения. Но, не сделав этого, он пустился в сомнительную погоню и растерял свое превосходство. Бородинское сражение все ему сказало. Хотя он и вышел из этого сражения с каким-то перевесом, этот перевес был настолько ничтожен, что не оставлял ему никаких надежд на победу в новом сражении с армией, которая была у себя дома и поэтому могла быстро пополнять свои силы.
'Прав был фельдмаршал Румянцев, когда говорил, что для победоносного завершения войны важны не захват территорий, не овладение крепостями, а уничтожение живой силы противника, — думал Ушаков. — Кутузов поступает дальновидно, что следует этой же стратегии'.
Приехав домой, Ушаков приказал Федору освободить для больных на первом этаже комнату, поставить койки, да и вообще сделать все, чтобы им было удобно.
— Да накормить не забудь, — напомнил он.
— Накормить — накормим, хлеб найдется, — промолвил без воодушевления Федор, которому не очень нравилась затея барина с поселением посторонних людей, неведомо чем больных.
— И еще: пошли кучера за уездным лекарем. Приедет — скажешь. Я буду у себя, полежу немного.
— Хоть бы чаю выпил с дороги, — хмуро посоветовал Федор.
Ушаков распорядился, чтобы чай принесли ему в опочивальню. Он чувствовал себя усталым и не хотел оставаться в столовой, где происходил их разговор с Федором.
В опочивальне было тепло и уютно. После горячего чая с липовым цветом по телу разлилась приятная истома. Ушаков лег в постель. Его удивляла быстрая усталость. Казалось бы, и поездка недолгая, а вот надо же… Притомился. А впрочем, стоит ли удивляться? Скоро за седьмой десяток перевалит. Возраст! 'Хоть бы успеть записки свои закончить!' Ушаков покосился на железный сундучок, где хранилась его рукопись, и вздохнул горестно: нелегко доставалась ему писательская работа.
Вошел Федор.
— Разместил я, батюшка, мужиков твоих. Еще что прикажешь?
— Денег у нас много осталось?
— Почти шесть сотен.
— Маловато.
— Аль еще чего задумал?
— Надо бы в Темникове госпиталь устроить, а денег этих не хватит. На госпиталь, пожалуй, тысячи будет мало.
— Еще одна новость, госпиталь! Твое ли это дело, батюшка? Для устройства госпиталей власти имеются.
— Властям денег не дают.
— А у тебя что, мильон? На пенсии живешь и нас, дворовых, кормишь. Откуда деньги-то?
— Ладно, не шуми, — нахмурился Ушаков. — Я еще подумаю. Лекарь приедет, пусть сначала больных осмотрит, потом оба ко мне зайдете. Все. И Ушаков повернулся лицом к стене, давая понять, что желает остаться один.
* * *
Уездный лекарь, осмотрев больных, нашел их недуги неопасными, возникшими от простуды.
— Полежат с неделю в тепле, попьют настоя липового с медом, и можно обратно в команду отправлять, — сказал он Ушакову.
Ушаков уговорил остаться его ужинать. Они сидели в столовой до позднего часа, разговаривали о Наполеоне, о том, какой поворот может принять война после захвата им Москвы. Лекарь, в средних годах, толстый и медлительный, все допытывался, может ли Наполеон пойти в южные губернии, дойти до Тамбова и Темникова? Или, быть может, сразу на Петербург пойдет, чтобы полонить Российский двор?
— Никуда он не пойдет, — с неохотой отвечал Ушаков. — Ему теперь о своем спасении думать надо.
Федор тоже сидел за столом, но в разговоре не участвовал. Подливал из самовара чай и слушал.
После разговора о Наполеоне беседа на некоторое время прервалась, все занялись чаем. Ее возобновил сам хозяин, но заговорил он уже не о войне. Обращаясь к лекарю, он вдруг спросил, можно ли в Темникове подыскать приличный дом под госпиталь.
— Госпиталь? Какой госпиталь? — не сразу понял лекарь, мысли которого все еще были заняты Наполеоном.
— Госпиталь для больных и раненых.
— А, госпиталь!.. — дошло наконец до лекаря. — Госпиталь — это хорошо, госпиталь нужен. Только где его взять?
— Я спрашиваю, найдется ли в Темникове такой дом, в котором можно было бы госпиталь открыть? Найдется такой дом?
— Почему не найдется? Дом найдется. Только какой дурак задарма его уступит?
— Почему задарма, за деньги.
— Тогда другое дело, за деньги все можно. — Лекарь отодвинул от себя допитую чашку, лицо его сделалось сосредоточенным. — Кажется, купец Меднов заведение одно продает. Дом большой, каменный и в самом центре. Только ведь Меднов может за него тысячу рублей запросить. При нынешней дороговизне на меньшее он не пойдет.
— Пусть будет тысяча.
— А откуда взять деньги?
— Я заплачу.
Федор сразу же закряхтел, задвигал стулом.
— Тысяча рублей! Откуда, батюшка, возьмешь столько? Деньги не огурцы, в огороде не растут.
— Не твоя забота. Найду.
Федор говорить больше не стал. Молчал и лекарь, в глубине души разделявший сторону камердинера. Он знал: из темниковских дворян на войну Ушаков больше всех выложил. А ведь большинство дворян во много раз его богаче! Несправедливо получится, если он и госпиталь на одни только свои плечи
