Обезьяны расселись на нижних ветвях и смотрели на куст. Они, лопоча, толкали и щипали друг друга, бросали вниз листья и обломки веток.
Макак слез с дерева и подбежал к кусту. Заглянул в него, отскочил, снова заглянул. Прыгнул назад на дерево, закачался, повиснув на лиане.
Стая с визгом спустилась на землю. Макаки полезли в куст, начали дергать детеныша за руки и за ноги, потащили его из куста.
Детеныш кричал и вырывался, хватаясь за ветви. Вырвался, побежал, крича и спотыкаясь. Макаки прыгали вокруг него, ловили за руки, толкали.
Он упал. Обезьяны, визжа, бросились к нему. Они щипали друг друга и детеныша, вскакивали, отбегали и снова бросались в эту живую кучу. Детеныш ворочался среди рук и хвостов и орал изо всех сил. Вдруг макаки бросились к деревьям. Тинг не видел, что случилось, кто испугал макаков. Может быть, им просто надоела возня с детенышем?
Внизу остался лишь один макак. Детеныш, лежа на животе, крепко держал в руке его длинный хвост. Обезьяна рвалась, визжала, но рука не разжималась.
Стая уселась на нижних ветвях. Макаки вскакивали, перебегали с ветки на ветку, глядели вниз, подталкивая друг друга. Казалось, они смеялись над рвавшимся из рук детеныша макаком.
Макак оскалил зубы и обернулся. Тинг ждал, что он укусит детеныша, и ошибся. От звонкой оплеухи обезьяны подпрыгнули на ветвях, а детеныш выпустил хвост.
— Ху-ху-ху! — прохрипел он вдогонку убегавшему макаку.
Несколько мгновений — и стая шумела высоко в ветвях.
Детеныш остался один. Он лежал на животе, вытянув вперед руку, из которой вырвался макак. Придвинул руку к себе, посмотрел на ладонь, на траву, взглянул на дерево. Он словно хотел понять, куда девалось то, что было зажато в его руке.
Сел, поднял с земли сучок и начал вертеть его между пальцами. Подбросил его вверх, поднял, опять подбросил. Он не ловил сучок на лету, и Тинг был очень огорчен этим: занятно было бы видеть питека играющим в мяч.
На одной из веток, у самой головы Тинга, лежал и грелся на солнце летающий дракон: ящерица в двадцать сантиметров длиной. Бурая окраска его, пятнистая и металлически блестящая, хорошо сливалась с цветом коры сука. Тинг не видел дракона, хотя тот лежал в каком-нибудь метре от его глаз. Но он не мог не увидеть небольшую бабочку пяденицу, чуть не задевшую крыльями его ухо. А увидев бабочку, увидел и дракона: тот прыгнул.
Распустив кожистые складки-перепонки между передними и задними ногами, дракон пролетел, планируя, несколько метров. Схватил на лету бабочку и, как на парашюте, спустился на куст.
Летевшего дракона заметил и детеныш. Он поднял голову, выронил сучок и повел глазами за драконом. Хотел было вскочить, но дракон, опустившись на вершину куста, снова стал невидим. Детеныш растерянно глядел на куст, приподнимался, снова садился.
С куста упало, кружась, крыло бабочки. Детеныш вскочил и подбежал и кусту. Ловил крылышко, но оно не давалось: рука хватала лишь воздух, а крыло кружилось рядом.
Детеныш разглядел дракона на ветке: у бабочки еще оставалось одно крыло, и оно было хорошо заметно. Маленький питек приподнялся на цыпочках, шевеля губами, словно шепча, и тянулся кверху. Вертясь под кустом, он толкнул ветку, та задела другую. Дракон распустил перепонки и полетел.
Он мог летать только вниз — кверху он всползал, как обычная ящерица. Ниже куста были лишь трава и земля, и дракон спустился на землю. Пополз к дереву: внизу, на земле, ему было очень не по себе.
Увидеть ползущую ящерицу нетрудно. Детеныш подбежал к дракону, с размаху упал на четвереньки, хлопнул рукой по земле раз, другой…
Сел, держа в руке оглушенного ударом дракона. Разглядывал его, тянул за хвост и вдруг испуганно выронил, вскочил, отбежал: дракон, придя в себя, раздул горловой мешок и громко зашипел.
Детеныш убежал, а дракон все еще шевелил хвостом и шипел, подняв голову, под которой вздувался огромный пестрый пузырь.
Он пугал врага, а врага уже не было.
Тинг видел только одно огромное дерево. Его ствол был так толст, что за ним мог спрятаться слон. Ветви раскинулись широким шатром, и их тени хватило бы укрыть небольшую деревню. Сотни лиан опутывали дерево, лестницами свисали с ветвей.
Большая голова с маленькими ушами и крохотными подслеповатыми глазками просунулась меж листьев. Мелькнула черная грудь с ярко-рыжим ошейником-галстуком. Медведь буруанг[4] неуклюже пробирался по ветвям.
Хватаясь за лианы, буруанг задом сполз по стволу и вперевалку пошел меж кустами. Он останавливался у каждого пня, у каждого трухлявого, гнившего на черной земле ствола. Отдирал кору, разламывал гнилую древесину. Подхватывал личинок и жуков, слизывал их с лап и громко чавкал.
Тинг повернулся. Теперь перед ним был отлогий берег реки, поросший редкими кустами. Возле груды камней копошился питек-детеныш.
Буруанг шел к воде, раскачиваясь и суя голову в каждый куст. Он выглядел очень любознательным: ему нужно было все поглядеть, обнюхать, попробовать. На самом деле он просто искал еду. Увидя детеныша, буруанг замедлил шаги, насторожил уши и потянул воздух, забавно шевеля ноздрями. Мотнул головой и свернул к гнилому стволу.
— Уй-уй-уй! — завопил детеныш, заметив буруанга. — Уй-уй-уй! Уй-уй-уй!..
Оглянувшись на крик, буруанг запустил лапу под кору трухлявого ствола. Он не успел содрать кору: из-за камней выбежала питек-мать.
Она метнулась к детенышу и загородила его собой, оскалив зубы, сверкая глазами и злобно хрипя.
Буруанг поглядел на нее, замотал головой и отдернул лапу от коры. Повернулся, поглядел еще и неторопливо пошел к лесу.
Мать заревела, и Тинг задрожал, услыша этот рев. Она побежала за буруангом, ревя и размахивая кулаками. Огрызаясь на ходу; буруанг исчез в лесном сумраке.
— Ху-ху-ху! — закричал ему вдогонку детеныш, сжимая кулаки.
Прогнав буруанга, мать вернулась. Детеныш ползал возле гнилого ствола, пытаясь отодрать кору. Совал в трещины пальцы, ложился на ствол, пыхтел и сопел… Встал, пошел вдоль ствола, пробуя то тут, то там ухватиться за выступ коры. Увидел дыру: ствол был с дуплом.
Детеныш засунул руку в дыру и с жалобным криком потащил ее обратно. Рука застряла, детеныш кричал и дергал руку. В его глазах был ужас, лицо сморщилось от боли.
На крик подошла мать: она была совсем рядом. Поглядела на детеныша; поглядела по сторонам. Ухватила руку, рванула.
Детеныш завопил еще громче.
Вытащив застрявшую руку детеныша, мать засунула в дупло свою и начала шарить в дупле. Потащила руку обратно.
Рука застряла. Тинг видел, как мать дергала руку, вертела ею в дупле, выворачивала в локте и в плече. Ничто не помогало. Она громко сопела от напряжения, скалила зубы, злилась. Детеныш сидел возле и то сосал палец, то лизал оцарапанную кисть.
Возясь у дупла, мать зацепила ногой детеныша. Падая, он прикусил палец и завизжал от боли. Отбежал в сторонку и жалобно заскулил, снова засунув палец в рот.
Мать вдруг вытащила руку из дупла. Вытащила так легко, словно и не было всей этой возни.
Тинг увидел вымазанные чем-то желтым пальцы. Мать облизала их и снова просунула руку в дупло. Теперь Тинг понял: в дупле было гнездо, мать схватила яйцо, и сжатая в кулак рука с яйцом застряла. Оставить яйцо в дупле мать не хотела, вытащить руку с яйцом не могла.
Питек возился у дупла: в гнезде было не одно яйцо. Детеныш пососал палец и, успокоившись, встал и побрел к реке.
У самого берега на воде плавали листья кувшинок, а по ним ползали блестевшие на солнце бронзово- зеленые жуки. Детеныш увидел жуков и начал красться к воде.
