смех, суета, крики. На облупленных стенах факультетов — обрывки афиш и объявлений. Связь с прошлым была, конечно, символическая. Только силой воображения можно было попробовать представить себе, что и как было здесь в начале начал.
Ортопедическая хирургия преподается в Институте Риццоли, в бывшем монастыре, в пригороде Болоньи. Там оказалось гораздо тише и чище. Директор института профессор Пьетро Джоржио Маркетти повел нас в библиотеку — богатейший музей истории ортопедии. Ничего подобного я до сих пор не видел.
Монастырь был основан в IV веке. В многочисленных войнах его многократно разрушали и опять восстанавливали. В конце 1400-х годов к нему сделали пристройку для временной остановки проезжавших через Болонью Пап, кардиналов и князей. В нее поместили богатую библиотеку монастыря, стены и потолок расписали известные мастера. При объединении Италии, в 1880 году, монастырь был куплен известным болонским хирургом Франческо Риццоли. Он основал в нем первый в мире Институт ортопедической хирургии и передал туда свою богатую медицинскую библиотеку и коллекцию хирургических инструментов. Следующие директоры и многие хирурги института пополняли книгами и коллекциями старинных инструментов библиотеку и музей. В ней более тысячи редких книг и рукописей, а в читальных залах — 2500 современных изданий для работы сотрудников.
Я впился глазами в редчайший, первый в мире, анатомический атлас Андреа Везалия с непревзойденными гравюрами Джованни из Калькара, изданный в 1543 году. Во всем мире сохранилось несколько экземпляров этой книги. Перелистывая ее громадные листы, я не мог от них оторваться. Для меня, рисовавшего иллюстрации к своему учебнику, держать в руках эту знаменитую книгу было тем редким моментом, когда ты переживаешь наплыв почти религиозных чувств.
Профессор Маркетти — моих лет, мы быстро нашли с ним общий язык и общих знакомых, и стали звать друг друга по имени, как давние друзья.
— Что ж, Владимир, теперь пойдем на твою лекцию.
В аудитории собралось около ста докторов и сестер. И вот я взошел на старейшую медицинскую кафедру Европы. Я читал лекции в четырнадцати странах, но эта лекция была особая. Болонцы вели себя сдержаннее римлян, а сам профессор, сидя в первом ряду, слегка вздремнул (после тяжелой операции, да еще и в нашем с ним возрасте!). Но он вовремя открыл глаза к концу лекции. Все прошло гладко, и он пригласил нас с Ириной вечером к себе домой на обед.
Маркетти унаследовал дом — настоящий дворец: трехэтажный, в стиле барокко, в глубине прекрасного парка, за высокой чугунной изгородью. Мы с Ириной никогда не были гостями в таком палаццо. Необычно высокие потолки, стены обиты красивыми обоями и увешаны старинными картинами, мебель, которой несколько веков. На этот раз на обеде не было кучи родственников. Обстановка аристократическая. Хозяин расхваливал каждое блюдо, рассказывал, что в каком порядке надо есть. Блюда разносил вышколенный слуга-филиппинец. В конце обеда подали чудесный кофе, мужчины сняли пиджаки, Маркетти развалился в кресле и стал жаловаться, что этот дом для них слишком велик, сыновья и дочь не хотят в нем жить:
— Владимир, это все — уходящее. Не станет нашего поколения, и это все пропадет.
Наверное, он был прав. Мы пили кофе и думали, что за один день посетили два музея: в институте и в этом доме.
Венеция — шкатулка с сюрпризами. И первый сюрприз, конечно, то, что она построена на воде. Кому пришло первому в голову превратить восемнадцать небольших островов и сто шестьдесят узких проливов между ними в прекрасный город, соединив все его части тремя с половиной сотнями мостов? С XIII века и до сих пор город мало изменился, лишь вместо примитивных деревянных мостов сооружены каменные.
Задолго до христианской эры предки венецианцев, которые звали себя «венето», скрывалось от вражеских нашествий на островах мелкой лагуны в северной Адриатике. Римский историк Тит Ливий писал, что в 302 году до н. э. эти люди уже сумели отразить натиск флота царя Спарты. Но главное их достижение было в том, что они научились вбивать в подводный грунт деревянные столбы, укрепляли ими берега и делали из них фундаменты для своих домов и церквей. На таких столбах построены и до сих пор стоят многие палаццо Венеции. Постепенно город разрастался, становясь приманкой для сильных соседей — Ломбардии с севера и Византии с юга. Но маленькая Венеция всегда умела за себя постоять. Благодаря победам в той неравной борьбе она укрепилась, разбогатела и с XIII до XVIII век была культурным центром побережья Средиземного моря. Этому способствовала еще одна особенность: с самого начала Венеция была республикой, ею управлял не монарх, а выборный совет из богатых купцов во главе с дожем, тоже купцом, — прообраз капиталистического устройства общества.
Подтверждением служит венецианский Арсенал — самая большая военно-морская база древности. Перевод арабского корня Dar sina’a — Дом строения. Здесь в XIV в. организована первая в мире поточная линия: 16 000 работников строили корабль всего за 12 часов. Данте был так поражен устройством работ, что описал его в своей «Божественной комедии». В 1597 году за два месяца изготовили и спустили на воду сто военных кораблей, призванных отражать набеги турецкого флота. Весь мир был так поражен, что слово «арсенал» перешло в 14 языков.
Мы поселились в небольшой гостинице возле центральной площади Сан Марко. Окна просторной комнаты на втором этаже выходили прямо на узкий канал Rio del Mondo Nuovo. Когда мы бывали дома, могли видеть проплывающие под окнами гондолы и слышать песни гондольеров. Но дома мы бывали редко.
Мы хотели оживить в памяти то, что видели в первый свой приезд, и стремились увидеть новое. А нового — как ни странно — так много! В Венецию приезжают сорок миллионов туристов в год, большинство — на один-два дня. И все хотят покупать, глазеть и есть-есть-есть. Я хорошо помнил город и освежил память с помощью путеводителя, так что мы почти всегда умело обходили толпу стороной.
Самые красивые дворцы выстроились вдоль Большого канала. Мы несколько раз проплыли по нему. Нас поражало, насколько этот маленький город (всего 7,5 квадратного километра) насыщен искусством и музыкой. Как и в Риме, каждую церковь здесь украшают картины величайших мастеров — Тициана, Беллини, Веронезе, Тинторетто, Каналетто — и скульптуры Кановы. Но Венеция — это еще и музыка Вивальди. Он родился и прожил здесь большую часть жизни. Венеция долго была музыкальной столицей Европы, пока в XVIII веке не уступила первенство Вене. Мы обошли все места, связанные с жизнью Вивальди, а вечером были на концерте в церкви Евангелиста. Музыку Вивальди, Тартини и Альбинони играл камерный ансамбль в костюмах той эпохи. Как будто сам «рыжий монах» Антонио Вивальди играл для нас с Ириной.
Американская достоевщина
Много лет я наблюдал, какие перемены происходили в Америке с иммигрантами из России. Те из них, кто не замыкал свою жизнь в узких русскоязычных рамках, а приспосабливался к новым условиям, — у тех быстро менялась и психология. После нескольких первых лет адаптации они постепенно американизировались (как мы с Ириной). Но и в самой американизации было много разных граней — ярких и тусклых, радостных и трагических. Я описал в первой книге воспоминаний историю самоубийства молодой красавицы Тани, которая в Америке стала наркоманкой и проституткой. Подобных трагедий на моих глазах разыгралось несколько, и одна из них произвела на меня особенно сильное впечатление.
В начале 1970-х советским евреям был официально разрешен выезд в Израиль, в обмен на закупку американского зерна, вследствие так называемой «поправки Джексона — Вэника». Но подавшие заявления о выезде очень часто получали отказ. Из них образовалась большая группа так называемых отказников. И не то чтобы эти люди нужны были советской власти — она лишала их работы и всячески унижала. Отказники искали пути вырваться. Один из путей — помощь их жен: отказники формально расходились с женами, те выезжали за границу и будоражили общественное мнение всего мира, привлекая на свою сторону американских и европейских политиков и звезд мировой науки и. культуры, сенаторов и дипломатов. Иногда это помогало. Женщины те были настоящими героинями, достойными прославления, как и жены декабристов. Авиталь Щаранская, жена Натана (Анатолия) Щаранского, теперешнего министра
