— Владимир, я очень рад, что познакомился с тобой. Я уверен, что мы сделаем в Ленинграде хороший бизнес.
Это особое искусство в Соединенных Штатах — контактировать с людьми, с ходу понять их, показать им себя. Нельзя быть ни слишком скованным, ни слишком развязным, но уметь создать в короткое время то, что американцы называют «chemistry», то есть как бы «химическую реакцию». По-русски я назвал бы это артистизмом. Контакты с людьми мне всегда легко давались в России, за исключением самых матерых коммунистов, но там помогал родной язык. Теперь я радовался, что умею налаживать контакты в Америке, на их языке.
Прямого полета из Нью-Йорка в Ленинград в то время не было, я летел транзитом самолетом «Финнэйр» до Хельсинки.
В первом классе нас было всего шесть пассажиров. Развалившись в креслах, мои спутники спали почти весь перелет. И напрасно: всю дорогу по нашему салону расхаживала с икрой и шампанским изящная стюардесса, финка-блондинка. Три раза меняла она платья за время полета, и каждый раз выглядела все красивее.
— Скажите, ваша семья не из Лахденпохья? — спросил я.
Она удивилась:
— Да. Как вы узнали?
— Потому что я знаю, что самые красивые финские девушки из того города, и люди нарочно приезжают туда выбирать невест.
Стюардесса рассмеялась:
— У вас точные сведения. Но только не приезжают, а приезжали. Потому что Лахденпохью после войны забрал себе Советский Союз. Моя семья успела бежать в Финляндию. Но откуда вам это известно?
— Хотете знать? Я служил в Лахденпохье советским офицером.
— Вы?., советским?., а сейчас вы?.. — она совсем растерялась.
— Тогда я был советским гражданином и молодым доктором. А теперь я американский гражданин и старый доктор.
Я рассказал ей свою историю и показал мою книгу. По правде говоря, рассказывая, я сам удивлялся: какие происходили со мной в жизни чудесные события! И одно из них совершалось теперь — возвращение в Ленинград.
Хотя я москвич, но всегда радовался каждой встрече с Ленинградом, единственным европейским русским городом. Москва — это зеркало России, она сфокусировала в себе и отражает все противоречия страны, все положительные и отрицательные стороны жизни русского народа. Но Ленинград — это символ всего лучшего в стране. По воле единственного прогрессивного русского царя Петра Первого он искусственно вырос на границе северных просторов. И взяв начала от своего создателя, он всегда и во всем был более прогрессивным, чем Москва. Триста лет он воплощал в себе надежды на обновление страны. Когда в 1917 году русским людям уже казалось, что обновление явилось к ним бесповоротно, Москва отняла у «колыбели революции» ведущую роль. И что из этого получилось? А то, что Москва в конце концов обманула чаяния народа… Правда, в то время Ленинград назывался Петербургом — кто бы знал, что первоначальное название города вернется к нему!
В аэропорту меня ждала черная «Волга» с предупредительным шофером. Он ожидал встретить американца, но, когда я поздоровался с ним по-русски, обрадовался, расслабился и болтал всю дорогу:
— Вот говорят, у нас теперь новая политика. А продуктов еще меньше, чем раньше было. Какая же это «новая политика»?!
Номер в гостинице «Москва» был бедный, с дешевой мебелью и узкой кроватью. Ладно, мне в нем долго не жить, не затем я сюда прилетел. Пустил воду в ванну, пошел звонить Андрианову, чтобы договориться о встрече назавтра. Раздевшись, отправился купаться — и остолбенел на пороге: в ванну лилась вода темно-коричневого цвета, крепко вонявшая ржавчиной. Что делать? Звать слесаря? Даже с помощью подарков я добьюсь чистой воды не скоро. Я решил сам заняться спуском и наливанием воды. Каждый раз вода постепенно светлела: после коричневой потекла оранжевая, после оранжевой — лимонная. Но все мои старания так и не довели воду до прозрачности, и я встал под желтоватый душ. Вот когда я пожалел, что мне не достался «Ленинград»: уж там наверняка течет прозрачная невская водица!
Я спустился в ресторан отеля — закрыт. В буфете на шестом этаже только растворимый кофе и сухой хлеб. В ближайшем магазине — пустые полки. Все-таки мне попалась маленькая уличная лавочка, в которой оказалось в продаже сухое печенье. А я ждал гостей. Ко мне в гостиницу ехали Ефим Лившиц и Марк Берман.
В 1953 году, когда я начинал свою карьеру в Петрозаводске, там работали и эти два молодых доктора. В те годы государственного антисемитизма туда посылали много молодых врачей-евреев из Ленинграда и Москвы. Я тогда сочинил про Карелию стихи:
Край далекий, Берендеев, Край непуганых евреев…
Теперь оба мои друга занимали солидное положение в Карельском университете. Ехали они ко мне шесть часов на поезде, триста километров. Во всем мире доктора сели бы на свои машины и по скоростной трассе покрыли расстояние за два часа. Но только не в России: автомобилей у моих друзей-профессоров не было, и скоростной трассы между городами тоже не было.
Друзья рассказывали о тяжелых условиях жизни и докторской работы. Я вспомнил:
— Ефим, а ведь в последний раз я встретил тебя как раз в Ленинграде, на улице. Ты мне тогда сказал, что жена послала тебя купить капусту — в Петрозаводске капусты не было.
— Верно. А теперь и картошки нет! — воскликнул он.
Забегая вперед, скажу, что Ефим вскоре уехал в Америку, а Марк — в Израиль…
Мы вышли из гостиницы, отправились на метро на станцию «Невский проспект». Я хотел пройти по проспекту, полюбоваться им, выйти на Дворцовую площадь и набережную Невы. С замиранием сердца поднимался по лестнице из подземного перехода. Передо мной возникли облупленные серые дома.
— Где Невский? Правильно ли мы вышли?
— Это Невский.
— Это — Невский?!.
И все-таки город оставался прекрасным. Так бывает: остаются красивыми глаза, хотя улыбаются они на потускневшем лице.
На следующий день я позвонил Стиву в отель «Ленинград».
— У нас такого гостя нет.
Обзвонил еще несколько отелей — нет. Вот так история, что я тут буду делать один? У меня же нет миллионов, чтобы их жертвовать. Может, Стив поменял день вылета?
Под вечер он сам постучал в мою дверь.
— Стив, наконец ты нашелся! Где ты был?
— Понимаешь, нас привезли в отель «Ленинград», но оказалось, что там нет воды. Мы ждали, но вода так и не появилась. Тогда нас привезли сюда. Нам с сыном дали комнату на одном с тобой этаже.
А я еще ему завидовал!
— Что, здесь часто бывают перебои с водой?
— Не знаю. Раньше не было. Во всяком случае, в первоклассных отелях не было.
— А как ты моешься?
— У себя в ванной.
— И вода у тебя чистая?
— Не идеальная, но терпимая.
— Покажи.
Когда я пустил струю воды, он воскликнул:
— Как ты этого добился? У нас вода темно-коричневая! Позвони, пожалуйста, в техническую службу, чтобы нам наладили воду.
— Не стоит звонить, это займет слишком много времени.
— Вызвать слесаря займет много времени?
