шепот в свой адрес.
Но сейчас надо было взгляд менять.
Валера ломал голову над содержанием слова «чарующий». Что под этим следовало понимать? Взгляд змеи на кролика? Он толком и змеи не видел, не говоря уже о её взгляде.
Взгляд волшебника? Что он — ребенок? Взгляд какого-нибудь актера? Кто из них смотрит чарующе?
Валера начал перебирать в голове взгляды артистов, запомнившихся ему на экране телевизора и по видеокассетам. Ни одного не мог вспомнить. Казалось, все смотрели жуликами, подлецами, прохиндеями.
— Что ты всё перед зеркалом вертишься? — спросила проходившая за спиною мать. — Влюбился?
Валера смутился, взял зеркало поменьше и пошел в свою комнату.
Там продолжал искать чарующее выражение своих глаз. Не найдя ничего, лег в постель.
Поиск продолжался дней десять. Валера думал о своем взгляде днем и ночью. Утром и вечером продолжал делать первое упражнение. В нём добился успеха — не моргая мог смотреть больше десяти минут. Но очарования во взгляде не было. В этом он не обманывался.
Однажды, во сне, под утро, ему кто-то сказал: «Ты должен смотреть с любовью». Валера тут же проснулся и понял, что нашёл мучившее его решение.
Но решение мало было знать, его еще следовало понять. Как смотреть с любовью? Валера никого не любил, если не считать глупостей в школе. Пользоваться опытом других? — Что тут хорошего…
И вдруг он вспомнил, как смотрит иногда на него мать, как она любовалась им, когда он был веселым, смешливым, живым пацаненком. Когда мир был прекрасным и жизнерадостным, сверкающим и цветущим, ласковым и любящим, тогда казалось, что впереди ждет только счастье, а горя и обид не будет никогда.
С первой же попытки Валере удалось найти для своего взгляда выражение пронзительной любви ко всему, что его окружало. Любви, ничего не требующей взамен, являющейся выражением безграничного счастья из-за того, что этот мир существует, и мы в нём живем.
Гончаров в первый момент даже не узнал Валеру, когда тот после месячного перерыва снова появился в Школе. Оценивая взглядом его стройную фигуру, облаченную в модный серый костюм от достойной фирмы, со вкусом подобранные галстук, носки, туфли и почувствовав аромат изысканных духов, сказал:
— Перемены — революционные. Но не слишком ли быстрые?
— Одно связано с другим, — обаятельно улыбаясь, ответил Валера. — Когда мне удалось поставить чарующий взгляд, понял, что он диссонирует с тряпьем, в котором я раньше щеголял. Пришлось с ним расстаться.
— На я не слышу ответа на свой вопрос.
— О, не беспокойтесь, Геннадий Аркадьевич! Таким я буду всегда. Мой новый имидж привел к успеху в бизнесе. А я не намерен ссориться с капризной дамой по имени Госпожа Удача.
После того как Валера стал другим человеком, его жизнь круто изменилась. Люди стали смотреть на него другими глазами. Случайный знакомый предложил ему выгодный контракт на поставку вин из Франции. Пришлось даже слетать в эту страну в командировку. Затем последовали еще два подарка Судьбы. У него начали появляться ценные знакомства. Он начал нравиться женщинам, и они стали Валеру интересовать.
И всё же проницательному Гончарову во взгляде его казалось что-то наигранным. Где-то в глубине глаз Валеры сидела жесткость? Или даже жестокость?
— Дать вам еще упражнение? — спросил он.
Валера согласился без особой охоты. Гончаров предложил смотреть в темной комнате на пламя свечи и отождествляться с ним.
Валера заглянул к нему месяца через три. Он был великолепен. Нельзя было им не залюбоваться. Дела его процветали. Он бросил частный бизнес и устроился в государственную фирму на высокооплачиваемую работу, стал помощником известного депутата, одного из лидеров партии с громким названием. Собирался жениться на его дочери. Честно признался, что упражнения забросил — нет времени. Да и незачем ему больше заниматься всякой ерундой.
— Словом, спасибо и извините, Геннадий Аркадьевич.
Валера расплатился по прейскуранту и пообещал сделать Школе ценный подарок. С тем и отбыл.
Раза два или три после этого Гончаров видел его по телевизору. Валера с чарующим взглядом вещал с экрана о любви к обездоленным учителям и врачам, обещал, что когда его партия придет к власти, Россия забудет слово «кризис».
Потом случайно прочитал в газете, что Валера попал в какую-то темную историю и ему грозит суд.
Размышляя над его судьбой, Гончаров еще раз убедился в правильности положения о том, что прекративший саморегуляцию человек отбрасывается не только на исходные позиции, но даже за них.
Как распускается роза
— Помните ли вы меня, Геннадий Аркадьевич?
Вопрос задала женщина лет сорока с расплывшейся фигурой и резким неприятным выражением крупного лица. С косметикой она переборщила и потому чем-то была похожа на вождя краснокожих.
Безвкусица и неряшливость чувствовались также в дорогой одежде от Кардена или Версаче. Даже украшения привлекали внимание не работой ювелиров, а массивностью и аляповатостью.
Пока Гончаров напрягал память, посетительница подсказала:
— Десять лет назад вы выступали в Доме культуры имени Горбунова. Я оказалась среди приглашенных на сцену.
Говорила она резким, скрипучим голосом, вызывающим на конфликт. Именно такие дамы бальзаковского возраста из-за пустяка затевают свары в общественном транспорте, магазинах, на рынках. Од ним-двумя тщательно подобранными словами они способны вызвать в современном человеке лютую злобу далекого пещерного предка.
Предчувствие его не обмануло.
— Как чертик из табакерки, вы вылетели на эстраду и начали откалывать свои колдовские номера, — продолжала женщина. — Из меня вы сработали пятилетнюю девочку. Мне потом рассказывали, что я играла в куклы, пела и плясала. Спасибо, что на горшочек не посадили! Люди бы такое увидели… Га-га-га!..
От её смеха задребезжали стёкла в окнах. Посетительница резко его оборвала и продолжала:
— Но я помолодела всего на несколько минут, тогда, десяток лет назад, мне было …дцать годков и о старости я не думала. А сейчас я — женщина бальзаковского возраста.
Она запнулась и неожиданно спросила:
— Хотите анекдот на тему?
Не дожидаясь ответа, рассказала:
— Один говорит другому: «Мне нравятся женщины бальзаковского возраста». Другой отвечает: «Да вы, батенька, гурман! Бальзаку через два года двести лет стукнет».
Отсмеявшись, женщина вздохнула.
— Это про меня. Мне еще сорока лет нет, а я считаю, что мне двести стукнуло… На ряшке морщины, как у слона подмышкой, волосы засеребрились. На пляже разденусь — мужики свирепеют.
И расплакалась. Горько, как маленькая девочка. Гончарову стало её жаль. Когда женщина успокоилась и, достав зеркальце, стала приводить лицо в порядок, спросил:
— Вы, наверное, пришли в Школу в надежде, что гипноз поможет вернуть молодость?
— Да ну! — отмахнулась посетительница. — Если б гипноз помогал, то к вам бы стояла очередь до Владивостока. Я об этом не мечтаю. Мне хотя бы удержать то, что есть. В последние годы стала очень
