человеческий…
А впрочем, что такое человеческий век? В дни моей юности — на круг — семьдесят лет. А теперь… В сто двадцать врачи не позволили мне ехать в Гренландию. Но, черт меня побери, я не хотел сдаваться. Я не мог вообразить себя без работы. Она была необходима мне как воздух — настоящая работа, рука об руку с крепкими людьми; суровые ветры, льды и долгие ночи с радугами полярных сияний… Выйдешь из теплого домика в ночь и слушаешь тишину льдов. А она особенная — эта тишина. Звенит в ней что-то далекое, томительно волнующее, как ожидание вечной новизны. И пьешь морозный воздух, обжигающе холодный, чистый, как прозрачный родник. С каждым глотком сил прибывает. Разве можно человеку без этого?..
Спорил я, доказывал — все впустую… Потом предложили ехать сюда. Управляющий Паужетским геотермальным заповедником и природным музеем на юге Камчатки! Это я — то — строитель Великой плотины на Лене и Берингова моста. Штат управления заповедника: управляющий — один плюс восемнадцать киберов, преимущественно старой конструкции, некоторые требуют капитального ремонта… Вот так. Впрочем, Камчатский заповедник — это еще лучшее из того, что предлагали неугомонным ветеранам моего покроя. Конечно, я погорячился, покричал там в бюро кадров, даже кулаком по какому-то электронному лбу постучал, а потом поехал… Так, посмотреть поехал… Как и что… Ведь я не был на Камчатке сорок лет. Интересно все-таки: был «гигант дальневосточной энергетики», а теперь — «Заповедник»…
Прилетел сюда, в эту долину. Полдня бродил среди молчаливых домиков поселка, по притихшим корпусам бывшей геотермальной электроцентрали. Почти век она освещала и обогревала добрую половину Камчатки…
День выдался сумрачный, и сумрачно было на душе…
«Нет… Мы оба стали ненужными, — думал я. — Эта гигантская электростанция — детище моего отца. И я сам. Какой тут заповедник! Это кладбище… И никому до него нет дела. Жизнь ушла отсюда навсегда… Конечно, теперь вулканическое тепло уже не используют, как в двадцатом веке… Чем тогда служил вулкан? Печкой, в лучшем случае паровым котлом. Теперь придумали штуки похитрее. Бурят скважины глубиной в тридцать-сорок километров. А такие скважины можно бурить где угодно… Опускают в скважины термоэлементы — и получай энергию.
На севере Гренландии, куда меня не пустили «по состоянию здоровья», сейчас бурятся четыре таких скважины. Вот это работка! Постройка энергоцентрали мощностью в сорок миллиардов киловатт. Вторая будет на Земле — после Антарктической. И тоже — для уничтожения льдов. А тут…
Я с отвращением посмотрел вокруг. Мачта высоковольтной передачи возле центральных трансформаторов покосилась. Наверху у изоляторов свили гнезда какие-то шальные птицы. Стекла над дверью, ведущей в круглое здание диспетчерской, выбиты ветром… «Их надо вставить в первую очередь, — мелькнуло в голове. — А то зимой нанесет снегу в диспетчерскую. Там — капризные приборы, электронный мозг…
А впрочем, зачем? Кому теперь нужны эта старая электронная башка и покосившаяся мачта?.. Ведь ток уже не потечет по проводам. Птицы могут спокойно высиживать птенцов в гнездах у самых изоляторов…
Музей! Смешная идея… Для кого?! Держу пари на свою старую трубку, с тех пор как станцию закрыли и улетел последний наблюдатель, нога человеческая тут не ступала…»
— Здравствуйте, — послышался тоненький голосок у меня за спиной. — А мы вас ждали…
Я поспешно оглянулся. Девочка лет девяти в голубом комбинезоне с интересом разглядывала меня. У нее было очень милое круглое личико с заметно выступающими скулами, широкий нос, чуть раскосые карие глаза. На смуглых щеках — яркий румянец — печать солнца и камчатских ветров. Капюшон комбинезона, отороченный пушистым белым мехом, был отброшен. В рыжеватых вьющихся волосах недавно запутался ветер.
— Здравствуй, — сказал я, несколько озадаченный. Во-первых, кто ты и откуда взялась, а во-вторых, кто мог ждать меня и зачем?
— Я — Ксанта из поселка Серебристый Лебедь. А ждали вас мы все…
— Вот как! Интересно… Но что ты делаешь тут одна… в тайге? И где находится этот ваш поселок?
— Он внизу у моря, в семи километрах отсюда. И здесь совсем не тайга, а бывшая вулканическая электростанция — Паужетская геотермальная энергоцентраль. — Девочка хитро прищурилась и добавила: — Разве вы не слышали про нее?
— Слышал кое-что… Так, значит, ты одна пришла сюда за семь километров?
— И совсем не одна, а с Букой.
— С Букой? Не вижу его… И потом, кто он — этот Бука?
— Бука — мой друг. Он — американец. Прадедушка привез его с Алеутских островов, когда я была маленькой. Тогда и Бука был совсем крошечный. Он помещался в рукавичке. А сейчас! О-о… Сейчас, если он встанет на задние лапы, он будет выше вас.
— А, вот что! Понимаю… Однако это нехорошо с его стороны оставлять тебя одну в таком пустынном месте.
— Он совсем не виноват. Я разрешила ему проведать Фому. Я здесь сегодня дежурная…
— Дежурная? Где же ты дежуришь?
— Здесь на электростанции. Мы всем интернатом взяли над ней шефство до вашего приезда. Надо же, чтобы кто-нибудь присматривал за киберами. Мы передадим вам все в полном порядке. А потом будем вам помогать.
— Гм… Видишь ли, Ксанта… Впрочем, мы еще потолкуем об этом чуть позже… Ведь мне надо хорошо подумать, все взвесить…
— Вы, наверно, уже все подумали, когда летели.
— Ну, это было очень быстро. Из Петропавловска сюда всего полчаса полета… Скажи мне лучше, а что этот Фома — он постоянно живет тут?
— Да, он тут за главного сторожа, чтобы не приходили волки и дикие кабаны.
— Интересно! Неужели тут еще сохранились волки?
— Конечно. Они живут вон там — за Курильским озером. Там у них свой заповедник. Но они приходили сюда, и выли, и портили цветы… Теперь Фома их не пускает.
— Гм… Слушай, Ксанта, а почему бы этого Фому не назначить тут управляющим? Вот не знал, что он постоянно живет тут!
Ксанта внимательно посмотрела на меня. В ее взгляде мелькнуло что-то похожее на сомнение: не шучу ли?.. Однако она сказала очень серьезно:
— Я думаю — Фома не справится. Нет, вы больше подходите…
— Спасибо… Пойдем все-таки к Фоме, поговорим с ним.
— Пойдемте, — тоненьким голоском сказала Ксанта.
Она повела меня по узкой, посыпанной красноватым песком дорожке в глубь поселка. Вокруг рыжевато-огненным ковром горели цветы, осенние цветы Камчатки: астры, хризантемы, георгины, сальвии. Густая поросль цветов почти в рост Ксанты. Девочка уверенно вела меня сквозь этот пестрый живой лабиринт. Мы обогнули одно здание, потом другое, наискось пересекли широкую поляну — цветник. Над нами была тайга в ярком осеннем уборе — бледно-зеленые, почти прозрачные лиственницы, огромные мохнатые кедры, оранжевые березы, золотистые тополи, ярко-красные осины. А вокруг — буйный ковер осенних цветов, аккуратные, посыпанные песком дорожки, разноцветные домики поселка.
Местами кроны деревьев расступались, и высоко в бледно-голубом небе — в полдень ветер угнал тучи — блестели нити проводов, подвешенные на высоких ажурных мачтах. Лучи неяркого солнца пробивались сквозь осеннюю листву и заставляли вспыхивать цветными огоньками зеленые и розовые стекла на верандах. Было очень тихо. Лишь чуть слышно шелестели опавшие листья под легкими шагами Ксанты. Пахло осенним лесом. Это был удивительный запах горьковатой свежести, прелых листьев, грибов и хвои и еще чего-то почти неуловимого, но странно знакомого и волнующего…
Мы все шли и шли… И мне уже начало казаться, что нет никакой Паужетки, нет старой геотермальной станции. Я в заповедном сказочном лесу своего детства. Маленькая лесная фея ведет меня куда-то… Не все ли равно куда… Сейчас мы повстречаем доброго волшебника и начнутся чудеса…
Волшебника мы не встретили, но чудеса начались сразу, как только мы с Ксантой очутились на
