Но я думал, что наша земля выглядит иначе.
Где “гора до небес”, высоту которой Веденей определил на глаз в “полторы тыщи сажон”? Перед нами был всего лишь невысокий темный купол, за которым в отдалении виднелись еще три.
Прошло около трех столетий со дня, когда их впервые увидел корщик Веденей.
Почему же за это время земля так изменилась? Неужели рефракция так приподняла острова над водой, что Веденею привиделись горы на горизонте? Или дело было не в рефракции, а в другом?
Андрей приказал спустить шлюпки. В первой из них уселся он сам, я, Сабиров и Союшкин. Во второй — остальные научные сотрудники во главе со Степаном Ивановичем.
Между островами и берегом тянулся ледяной припай. Мы добрались до него на веслах, затем пошли пешком по льду.
Когда матрос, шедший впереди и пробовавший прочность льда шестом, уже готовился прыгнуть на берег, Сабиров испуганно крикнул:
— Стоп! Первым — Андрей Иванович!
А мы и забыли, что, по географической традиции, первому на вновь открытый остров полагается ступить начальнику экспедиции.
Традиция на этот раз была обновлена. Андрей подхватил меня и Сабирова под руки и, несмотря на наше сопротивление, шагнул на берег вместе с нами.
Сомневаться больше нельзя. Обеими ногами я стоял на Земле Ветлугина!
Удивительная земля! Сначала ее угадали в Весьегонске на расстоянии нескольких десятков тысяч километров. Потом услышали при помощи эхолота. И вот наконец мы ощущаем ее под ногами!..
Рядом раздался сердитый окрик Сабирова:
— Союшкин! Эй! Вас отдельно приглашать?
Я оглянулся.
Союшкин отстал от всей компании, уже поднявшейся на пригорок, и бродил взад и вперед по берегу, неуверенно смотря себе под ноги.
Нашел он там что-нибудь?..
Но оказалось, что, наоборот, потерял.
— Я потерял свое пенсне! — сказал он плачевным голосом.
Готовясь фотографироваться на вновь открытой земле (уж это должен был быть настоящий исторический снимок!), Союшкин еще на корабле размотал и снял проволочки и веревочки, которыми закреплялось его пенсне. Прыгая вслед за Сабировым на берег, он нагнулся и…
Мы принялись скопом искать его пенсне.
— Вот оно! — вскричал один из матросов. Удивительный случай! Пенсне уцелело. Оно упало в мох и не разбилось.
— Ваше счастье, товарищ Союшкин, что попали на землю, — сказал я назидательным тоном. — Был бы здесь лед, что осталось бы от вашего пенсне?.. Ну, а теперь поскорей надевайте его да пошире раскрывайте глаза!..
Мы двинулись вдоль берега. Под ногами бесшумно пружинил красновато-бурый мох, устилавший землю.
То и дело возгласы удивления и восхищения оглашали воздух. Наша земля была не такой, какой мы представляли ее себе, но своеобразно и сурово прекрасной.
Со склонов, сверкая на солнце, струились водопады — бесшумно, без плеска, без пены и брызг.
Мы подошли к ним ближе и увидели, что это висячая наледь. Могучие струи оцепенели в своем порыве, скованные морозом. В облачке пара сбегал по льду тоненький слой воды и застывал на полпути, не достигнув земли.
Пройдя еще двадцать или тридцать шагов по берегу, мы увидели обширную лагуну. Узкая песчаная коса, отделявшая ее от моря, была завалена грудами плавника.
— Холодно зимой не будет, — сказал Андрей.
Я понял его: он имел в виду будущих жителей острова, сотрудников полярной станции.
Затем мы увидели ослепительное ледяное ущелье, по дну которого звенел ручей. Выше сияла полоска яркой бирюзы. Это было маленькое горное озеро, колыхавшееся в прозрачной хрустальной чаше. А вокруг поднимались куполы, пирамиды, столбы, причудливые постройки — все возникшие изо льда.
— Такое может только во сне присниться! — шепнул мне Сабиров, разводя руками от изумления.
Но дальше было еще красивее.
Мы увидели нечто вроде русского терема из голубого кристалла. Два высоких ледяных зубца вздымались к небу, как сторожевые башни. На ребристой “крыше” сверкали веселые солнечные зайчики. А внизу зиял широкий вход.
Это был очень просторный высокий грот, под сводами которого гулко разносилось эхо наших голосов.
Я нигде еще не видел таких красок, как в этом гроте. У входа они были нежно-голубыми, потом постепенно начинали темнеть, а в углах становились ультрамариновыми. Полная гамма синего цвета!..
— Летняя резиденция деда Мороза, — сообщил мне Сабиров.
Он был отличный парень, но, к сожалению, принадлежал к числу тех людей, которые не могут наслаждаться красотой молча.
Площадка возле “теремка” была самым высоким местом на острове, и Андрей приказал укрепить здесь мачту.
— Объявляю эту территорию принадлежащей Советскому Союзу, — раздельно и четко произнес Андрей формулу, включавшую Землю Ветлугина в пределы нашей великой Родины.
— На флаг — смирно! — скомандовал Сабиров.
Участники экспедиции поднесли руки к шапкам. В торжественном молчании мы следили за тем, как красный флаг, плеща по ветру, медленно ползет вверх по флагштоку.
— Салют!..
Мы выстрелили в воздух. И тотчас же с моря донесся до нас ружейный залп. “Пятилетка”, стоявшая у ледяного припая, окуталась дымом. То матросы салютовали флагу Советского Союза.
Вновь открытые острова были положены на карту. Координаты их разнились от предполагаемых, предуказанных Петром Ариановичем, очень мало, как мы и ожидали.
Необходимость передать по радио рапорт об открытии нового архипелага в Восточно-Сибирском море заставила нас вернуться на корабль.
Рапорт правительству был отправлен вечером, и вскоре, по образному выражению Таратуты, эфир запенился, забурлил вокруг антенны ледокола.
Отклики с Большой земли шли беспрерывно весь вечер и всю ночь. Кроме сердечного, окрылившего нас поздравления руководителей партии и правительства, мы получили множество приветствий от научно- исследовательских учреждений и отдельных лиц. Открытие архипелага — наперекор скептикам и тупицам, раболепствовавшим перед заграницей — явилось делом всего советского народа!
Пядь земли в океане!..
Только мореплаватель может по-настоящему понять, что это такое. Много дней, даже недель находиться вдали от берегов, видя только море вокруг, ощущая себя затерянным среди колышущейся водной пустыни, и вдруг увидеть на горизонте землю! Пусть это всего лишь голая скала, без травинки, без деревца, — это земля, твердь!..
Но на корабль мы вернулись в некотором смущении. И Андрей, и Степан Иванович, и я были слишком опытными полярниками, чтобы с первого же взгляда не угадать природу архипелага.
А во время обхода самого большого острова поняли это также Союшкин, Синицкий, Вяхирев и другие.
На обратном пути к кораблю перед нами открылся как бы срез архипелага.
Возвращаясь на корабль, мы увидели вдали странный пятнистый холм. Он беспрерывно шевелился, точно осыпаясь. Внезапно холм распался на составные части. Туча птиц поднялась в воздух и закрыла собой
