себя, не видя этого тела, не напоминая себе о том, для чего его холили и лелеяли, содержа в «рабочем» состоянии, признаться себе было легче. Она начала доверять ему.
Как? Когда? Почему? Понятия не имела.
Как, вообще, можно было рискнуть довериться мужчине, после всего, что те с ней творили? На этот вопрос она не знала ответа.
А вот что Карина знала, это то, что нечто изменилось в ней, когда она нашла свой пояс в его рабочем столе. Что-то треснуло и надкололось. И пошло трещиной, когда, проснувшись, она увидела Соболева, спящего у нее на коленях.
Ни один из ее покровителей, ни один из тех, кто избивал ее, кто мучил — никогда не оставались настолько беззащитными и открытыми перед ней. Никто и никогда настолько ей не доверялся. А Костя сделал это легко и просто, словно так и должно.
Нет, конечно, дело было не только в этом. Дело было во всем этом месяце. В каждом его поступке, слове, во всем отношении. Но эта, последняя ночь — подтолкнула подсознание, сознание и все, что было ею к такому странному и необычному для Карины решению. И, пусть не полностью, пусть лишь на какую-то долю, но и она ему доверилась. Он добился того, чего хотел. Даже более, наверное.
И, Господи! Как же ей было хорошо. Она и не знала, что может быть настолько хорошо от секса. И так больно от этого нового знания, от понимания, насколько же многого, на самом деле, ее лишили.
Однако, несмотря на все то, что испытала с ним, Карина все еще не понимала этого мужчину. Мужчину, руки которого ласкали, а не били, который целовал, а не мучил, который заботился о ней. Мужчину, который приравнял ее к себе и назвал свой дом — их домом, чем полностью ее дезориентировал.
И сейчас, сидя в гардеробе, словно маленькая девочка, прячущаяся в шкафу от мира, который ей не понятен, Карина не знала, сможет ли понять Константина? Или же, уже поняла, и просто боится это себе признать, страшась очередного обмана и новой боли? Такой боли, которой еще не испытывала. Такой, какой может и не вынести.
— Что ж, ладно. Теперь уже что? Обошлось, и ладно. — Валентин взъерошил волосы и со вздохом плеснул себе коньяка в кофе. — Знаешь, Соболев, я с тобой так алкоголиком стану. — Проворчал психотерапевт.
— Я оплачу твое лечение. — Невозмутимо ответил Костя, не прекращая курить.
Несмотря на то, что на улице не так уж и потеплело сегодня, температура держалась максимум на один-два градуса выше нуля, окно в кухне было распахнуто настежь. Он стоял у того и курил, раздумывая над какой-то фантасмагоричностью ситуации. Они так и продолжали встречаться у Валентина Петровича дома. Соболеву так было удобней, меньше народу знало об этих визитах. А, учитывая то, сколько именно он рассказывал этому психотерапевту, такая предосторожность не казалась лишней.
Выдохнув в холодный воздух дым, Соболев вдруг подумал, что там, внизу, его водитель, и охранник по совместительству, наверняка, на все лады костерит сейчас шефа. То есть его самого. Додумался, тоже, выставился в окно, как бесплатная мишень. Вечером. На фоне хорошо освещенной кухни. Умник. Словно у него сейчас мало «доброжелателей», которые обрадуются такому подарку.
Развернувшись, он вернулся на свой табурет.
— Ты бы, хоть, нормальный коньяк брал, что ли. — Посоветовал он Валентину, с некоторой грустью глядя на бутылку все с той же бурдой, что тот пил и при первой их встрече. Выпить хотелось. Но не это. — Есть же хорошие сорта и виды коньяка, знаешь ли…
— Есть разные доходы, знаешь ли. — Ехидно прервал его психотерапевт. — Я по своим деньгам сорта рассчитываю.
— Я тебе мало плачу? — Соболев приподнял бровь, припоминая, что, вроде, намекал на возможный расстрел. Напомнить, что ли?
Хотя, по виду Валентина нельзя было сказать, что тот продолжал его бояться. А вот смутился, это да.
— Нет. Нормально. Мне просто…, — Валентин уставился на стол перед собой и покрутил чашку в пальцах. — Мне на другое деньги нужны. Коньяк перебьется.
Соболев хмыкнул. Он платил очень приличные деньги, куда больше обычного гонорара Валентина Петровича. На что же это ему не хватает?
— Ты играешь? Или другое — это наркотики, женщины?
Валентин удивленно посмотрел, оторвавшись от своей чашки.
— Нет. Ты что. — Он даже рассмеялся. — Я… — Валентин помедлил и снова смущенно отвернулся. Девица перед ухажером, ей-Богу. — Я клинику хочу открыть. Чтоб все там было, и для наркоманов лечение, и от алкоголизма, и группы поддержки. Как на Западе, знаешь…
— Нет, Бог миловал от таких заведений. — Хмыкнул Костя.
Но расслабился. Слишком много этот человек знал о Карине. И имей какие-то пристрастия — его на этом могли бы подловить другие. И прижать.
— Эм…, да, я не то имел в виду. — Валентин растерянно потер лицо.
— Я понял. — Костя усмехнулся и вдавил сигарету в пепельницу. — Ну, с клиникой я тебе помогу. Об этом не переживай. А коньяк — купи нормальный. А то, и правда, как алкоголик уже, все сам и сам пьешь, я такую муру в рот не возьму. Точно сопьешься.
— Слушай. — Валентин занервничал вдруг с чего-то. — Я ничего такого не имел в виду. И не намекал. Ты мне и так в три раза больше платишь. Не надо.
— Прекрати ломаться. Когда такое предлагают за просто так — «спасибо» надо говорить. — Костя достал пачку сигарет. Но вместо того, чтоб прикурить новую, принялся крутить ее в пальцах, постукивая по столу. — Ты еще рад не будешь, когда мой пресс-отдел развернет рекламную компанию и начнет расхваливать то, как я молодежи в борьбе с такими проблемами помогаю. И тебе хорошо, и я из этого пользу и выгоду извлеку. Опять-таки, благотворительность позволяет уменьшить налоги. — Он передернул плечами, отметая любые возражения. — Я в накладе не останусь.
Валентин, кажется, собирался и дальше спорить. Но, посмотрел на него, передумал. И правильно. Похоже, не забыл все-таки, об угрозе. Да и, вообще, нечего с умными людьми спорить. В этом деле Костя понимал больше. Любая подобная клиника, если только Валентин не планировал сразу же разориться — это бизнес. А бизнес — это его, Костина стихия.
— Значит так, возвращаясь к Дарье, — переключился Валентин на предыдущую тему. — Ты теперь, только, не вздумай ей покупать что-то или бриллианты дарить.
— А что не так с бриллиантами? — Костя откинулся на стену.
Насколько он помнил, Карина всегда надевала украшения именно с бриллиантами. Не то, чтобы он планировал прямо сейчас бежать и покупать ей украшения, но в перспективе у него могли появиться такие идеи.
— Ты же не хочешь встать в один ряд с ее покровителями? — Похоже, удивился Валентин. — Она же это посчитает «платой» за то, что у вас было.
Костя вновь принялся стучать пачкой по столу.
— Ну, это я, положим, и сам понял. Не дурак. Только мне теперь, что, никогда ей подарки дарить будет нельзя?
— Подарки — можно. — Великодушно позволил Валентин. — Только не стандартные. Не меха, драгоценности, платья. Не то, что там у вас в кругах любовницам дарить принято, если ты хочешь показать, что воспринимаешь ее совсем в ином статусе.
— А что тогда? — Константин заинтересовался, вдруг поняв, что и правда, давно привык мерить любые дары принятыми категориями для его круга.
Так всем легче, вроде. И дарителю не надо особо напрягаться, и одариваемый легко трактует посыл.
— Не знаю. — Валентин усмехнулся, видно поняв, что у Соболева на уме. — Ты с ней живешь, вот и узнай, что ей интересно. Придумай, что-то.
— Говорил бы ты поконкретней, Валентин, цены б, вообще, не имел. — Костя усмехнулся и спрятал сигареты. Поднялся. — А так все время — «сам думай».
