освободив плечи от тяжелого гнета, Солнцевский вспомнил, что у Сусанны было какое-то дело к их компании. Ничто так эффективно не отодвигает личные проблемы на задний план, как какое-нибудь срочное и желательно ответственное дело. В крайнем случае, может сгодиться простое поручение или даже отчет о проделанной ранее работе. Какой вообще может быть разговор о личной жизни, когда служба стоит?
Сусанна уже смекнула, что ее готовы выслушать, и обратилась к дружинникам с простым на первый взгляд вопросом:
— Ребята, а вы не знаете, что, собственно, происходит?
— Как, что? — удивился Илюха и на всякий случай огляделся по сторонам. — Закончился Первый Киевский чемпионат по биатлону на приз твоего отца, князя Берендея.
— И что планируется дальше? — продолжала гнуть свое Сусанна.
— Поздравление, вручение и обмывание, — тут же влез черт, всем существом не терпящий, когда беседа идет без него, вездесущего.
— Ну с третьим номером программы все более или менее ясно. А что будем делать с первыми двумя? — поинтересовалась супруга князя Галицкого, бросив выразительный взгляд в сторону спешащего к подиуму Ильи Муромца.
Пока компаньоны выясняли отношения, былинный богатырь стойко выдержал положенную порцию весна родной любви и славы и теперь собирался получить честно заслуженный кубок.
— А где, собственно, князь? — Любава первой догадалась, куда клонит Сусанна. — Ведь он лично собирался вручать приз.
— Он обещал быть к началу гонки, — уточнил Изя. — Берендею всегда были по душе молодецкие забавы.
— Может, случилось чего? — поинтересовался скромно молчавший доселе Вилорий. В присутствия жены он предпочитал помалкивать и никогда не лез вперед.
Конечно, Мотя мог бы еще долго сквозь сон выслушивать всевозможные версии происходящего, но вместо этого он лениво выпустил из ноздрей сноп искр и, убедившись, что привлек к себе внимание, выразительно кивнул на дорогу. Именно по ней, со стороны Киева, во весь опор неслась княжеская тройка, запряженная белоснежными жеребцами.
— А вот и князь! — обрадовалась Любава.
— Или кто-то в его санях, — остудил эмоции черт.
Спустя пару минут все присутствующие убедились в правоте среднего богатыря. Вместо князя из саней на снег соскочил воевода Севастьян и тут же стремительно взлетел на помост. Зная степенный и основательный нрав воеводы, все поняли: произошло что-то из ряда вон выходящее. Даже дремлющий Мотя прервал свой отдых и с интересом стал следить за происходящим.
— Будьте здравы, — торопливо бросил Севастьян именитым гостям и тут же без проволочек обратился к Солнцевскому и его команде: — Как дела? Вижу, что хорошо. Кто победил? Наверняка Муромец. Живо в сани, Берендей ждет!
Закончил Севастьян особенно «удачно»:
— Вы не волнуйтесь, ничего не случилось.
Если до этого момента хоть у кого-то оставались иллюзии, что все в порядке, то после такого торопливого заверения они испарились окончательно и бесповоротно.
Между тем воевода перешел от слов к делу и чуть ли не силой потащил Илюху по направлению к транспортному средству мощностью в три лошадиные силы. Изе с Соловейкой ничего не оставалось, как отправиться следом. Мотя также не пожелал отставать от остальной команды и, тщательно встряхнувшись, чтобы окончательно прогнать дрему, спрыгнул с подиума и расправил крылья. При всем своем желании Змейчик не смог бы поместиться в тройке и потому намеревался следовать во дворец по воздуху.
— Э… — начала было Сусанна, но продолжить Севастьян ей не дал.
— Говорю же, ничего не случилось!
— Но… — попытался вставить хоть слово Солнцевский, указывая на участников соревнований, столпившихся тут же во главе с победителем.
— Ах да! — спохватился воевода.
Старый служака торопливо вытащил из-за пазухи золотой кубок и сунул его Илье Муромцу:
— Поздравляю, — коротко бросил Севастьян ошарашенному богатырю. — Молодец и прочее.
На этом церемония награждения была исчерпана. Видя обиду, застывшую на лице Муромца, Солнцевский попытался исправить ситуацию.
— Первому победителю чемпионата по биатлону, Илье Муромцу, ура! — что есть мочи завопил старший богатырь, когда тройка уже рванула с места.
Ответом ему послужили восторженные крики тысяч преданных болельщиков и благодарный взгляд победителя. Несмотря на то что шум стоял невероятный, Изя также решил внести свой посильный вклад в исправление последствий странного поведения воеводы:
— Пир во славу победителей завтра!
Как и следовало ожидать, слова черта были услышаны и оценены по достоинству. Во всяком случае, второе «ура!» было ничуть не тише первого. Народ во все века любил погулять и повеселиться, особенно за казенный счет.
— Что ты себе позволяешь? — сурово поинтересовался Севастьян, когда бушующая народная масса осталась далеко позади. — Насколько я знаю, никакого пира не планировалось.
— Так это такой хитрый ход, — не моргнув глазом, отозвался черт, — чтобы все окончательно поверили, что ничего не случилось, так сказать, отвлекающий маневр.
Севастьян открыл было рот, чтобы высказать свое личное мнение по поводу стратегического гения Изи, но столкнулся с выразительным взглядом Соловейки, осекся и передумал. Матом ругаться в присутствии женщины (хоть и младшего богатыря) как-то неприлично, а другими словами выразить свое отношение к выходке черта было просто невозможно.
— Может, все-таки стоит рассказать, что нас ждет у Берендея, — осторожно поинтересовалась Любава, когда легкая тройка въехала в главные ворота и понеслась по улицам пустынного Киева по направлению к княжеским палатам.
В ответ Севастьян только лишь махнул рукой и отвернулся. Мол, когда приедете, сами все услышите из первых уст. Некоторое время друзья ехали молча, пытаясь каждый сам по себе угадать, что же произошло во дворце. Несмотря на то что для анализа ситуации было слишком мало информации, один общий вывод уже можно было сделать. Именно его озвучил черт, обращаясь к Солнцевскому:
— Помнится, кто-то говорил, что стало скучновато жить на белом свете? Таки я уверен, что с этой напастью ты можешь распрощаться надолго…
Рогатый хотел было добавить еще что-то, но в этот момент тройка проезжала мимо неестественно пустого базара (так как все покупатели на какое-то время переквалифицировались в болельщиков). Сам этот факт ровным счетом для черта ничего не значил, но вот зрелище двух десятков горожан самого сомнительного вида, столпившихся вокруг двух масштабных личностей в восточных одеждах, вещающих что-то толпе с перевернутых бочек, не оставило его равнодушным.
— Стоять! — что есть мочи завопил Изя, и в то же мгновение княжеский возница резко натянул вожжи. Лошади, возмущенные таким к себе отношением, предприняли попытку остановиться, сопроводив ее энергичным ржанием. Сани пошли юзом и только благодаря какому-то чуду не перевернулись. Еще никто толком не успел понять, что же, собственно, произошло, как черт ловко спрыгнул на снег и сломя голову понесся к толпившемуся народу.
— Вот обнаглели, уже средь бела дня…
Кто, почему и в чем «обнаглел средь бела дня» — никто так и не понял. Времени же разобраться, что к чему, просто не оказалось, так как события стали развиваться с поразительной скоростью. Кто сказал, что один в поле не воин? Еще как воин! Особенно если это не поле, а городской базар, и один — не просто отвлеченная единица, а черт Изя. Ну и что, что морок он использовал совершенно негероический? Смотреть, как лупит собравшихся почем зря румяный мальчиш-плохиш, было от этого еще забавнее.
Изя, уступающий противнику в росте, весе и, главное, в количестве, сумел-таки добраться до иноземцев и принялся с толком, с чувством, с расстановкой объяснять им, что за пределами «Иноземной слободы» никто не может гарантировать им неприкосновенность. Мол, времена сложные, должного
