Солнечный луч передвинулся, зажигая искру на фаянсовом боку Димуровой пиалы. Крылья летучих мышей предупреждающе поднялись.
«Гил… — ворвалось в голову Тамы, — опасность… порох господа…»
— Иди на все четыре полдня! — Тама вскочила и принялась сердито одеваться. Повалялась, называется! Ещё придурок этот в голову лезет.
«Это важно, гил! Порох господа…»
— Отвянь!
В этот миг в дверь позвонили.
— Кто там? — Девушка бросилась в прихожую. — Стэнчик, ты?
Дверь отозвалась нетерпеливым лязгом. Тама насторожилась. Стэн тоже дёргал ручку, но не так требовательно.
— Кто там? — повторила она.
— Телеграмма, — отозвался казённый голос. — Откройте. Сердце пропустило два удара и заколотилось с бешеной скоростью. За дверью стоял Анатолий Павленко, телохранитель Валентина. Рассказывали, что как-то он бежал с лесоповала и две недели пёр сквозь тайгу, питаясь мясом убитой им сторожевой овчарки. Байка эта была сродни историям булгаковского Бегемота, но почему-то Толика все звали профессором Павловым.
Не отрывая взгляда от дёргающейся ручки, Тама потянулась за рюкзачком. Возня за дверью усилилась. Вместо того чтобы выломать фанеру, Павлов зачем-то принялся ковыряться в замке. «Домушником себя мнит», — решила Тама. У уголовников тоже есть свои комплексы.
«Дерринджер» куда-то запропастился. Тама подняла рюкзак и вытряхнула его на пол. Оружие загремело по линолеуму, кувыркаясь, и в этот миг дверь сорвало с петель.
Ослепительный свет залил комнату. Тяжёлая рука сграбастала девушку за ворот («мамочки! мамочки! мамочки!») и швырнула на диван.
— Что, овца? Беды не нюхала?!
От удара у Тамы из глаз посыпались искры.
— Полегче, Толик. Она мне целой нужна.
«И Валентин здесь, — обмерла Тама. — Ну, сейчас начнётся…»
— Да ты че, Миядзаки? Ты гля на лярву! Она ж с козлом этим и в рот, и в грот, и в красную армию!
— Стал здесь. Умер. Понял?
Валентин подошёл к Таме. Поправил на её груди разорванную рубашку:
— Ну здравствуй, девочка моя. Что ж ты? Гуляешь с кем попало, от жениха бегаешь…
— Кто ещё жених?! Ты, что ли?
Разбитый глаз уже начал заплывать. Тама потрогала его пальцем и подтянула колени к груди. Будущее виделось ей всё более и более расплывчатым.
— Тома…
— Слышь, бугор, — перебил Павлов, — а может, её того… с нежностью?
— Пасть закрой с нежностью. И фильтруй базло. — Валентин повернулся к Таме: — Не жених, говоришь… Ты подарки брала? Брала. За красивые глаза, думаешь?
Тама хотела былб объяснить за что, но пороху не хватило. Пришлось отмолчаться.
— Вот, сама видишь. Но я гордый, навязываться не буду. Часы верни, и в расчёте. Ну? Что молчим?
— Нет у меня… часов…
— Правильно. Вот они.
В его руке мелькнул «Ролекс». Тама сжалась. Глядя на её лицо, Валентин смягчился:
— Жив, жив твой гадёныш, не бойся. Я просто так не убиваю… Но тебе многое придётся рассказать. — Взгляд его упал на пиалу: — Вот об этом, например.
Павлов с осторожностью коснулся пиалы пальцем. Отдёрнул. Покосился на Валентина:
— Это его, что ли?.. Колдуна твоего?
— Да, Толик. Видишь, как вышло? А теперь оставь нас наедине.
Когда телохранитель ушёл, Валентин присел на диван рядом с девушкой:
— Тома, слушай. Твой парень жив и в общем-то невредим. Я…
— Так в общем или невредим?!
— Да ты дослушай, дура! — обозлился он. — Пара рёбер, фингал… Ничего особенного. Давай лучше о Димуре поговорим.
— Ты и о нём знаешь.
— Я многое знаю, Тома. Не о том речь. Ты была у него, а значит, все мелкие обиды, — он подкинул в ладони «Ролекс», — в сторону.
Девушка насупилась, а Валентин продолжил:
— Он ведь тебе рассказывал, кто он, зачем?.. Вижу, что рассказывал. Димур — это сила. Письма куда угодно. Мгновенно. Понимаешь? А если послание не отдать — оно наполняется магией. Магией… — Валентин вытер испарину на лбу. — Я ведь когда-то фэнтези любил. Все снами жил, мечтаниями. А самая магия здесь, — он с хрустом сжал кулак. — Вот она. Толик любому назгулу сто очков форы даст. Короче, Тамара, нам нужна твоя помощь.
— В чём именно?
— Забьещь Димуру стрелку. Так, мол, и так, пиала твоя у меня, хочешь её обратно — выходи, потолкуем.
— Он не станет с вами разговаривать.
— Знаю. Разговаривать мы и не будем. Я был у Димура два раза. Мог бы и третий, да вот не сложилось. И знаешь, что я увидел? Царапину на щеке — от бритвы. А раз его можно ранить, значит, и убить можно.
С деланым равнодушием Валентин откатал штанину и вытащил из ножен «шварцмессер».
«Сейчас будет ногти чистить», — решила Тама.
Так оно и вышло.
— Нам квартира его нужна. Зеркало. Сам-то колдун — союзник ненадёжный. Морок наведёт, магией ударит, хрена ли? Мне требуется кто-то вместо него. А на кону — жизнь твоего парня.
— Понимаю, — Тама облизнула пересохшие губы, — А если… — она чуть помедлила, — твоё бандитьё не справится?
— Тогда, милая, всё будет зависеть только от тебя.
Грязные московские улицы слились в один гремящий, вопящий, воющий моторами водоворот. Тонированные стекла «Лендровера» серебрились весенними брызгами. Тама скорчилась на заднем сиденье, прижимая к груди пиалу.
Джип вёл Павлов. Рядом сутулился кадыкастый нескладёха с моноклем в глазу. Валентин сидел за его спиной. Они неспешно переговаривались на тягучем воровском арго. Для Тамы их болтовня была, что Каинова «трека калач ела» для филолога, — сплошные загадки.
— Теперь направо, — сказала она.
— Здесь поворота нет, — не оборачиваясь, бросил Павлов.
— Давай, Толян, жми, — отозвался Миядзаки. — А то пусть Денди за руль сядет.
Кадыкастый Денди осклабился. За руль его сажать было никак нельзя: под Новый год его раздухарило и он обещал своей подруге, что будет бить по машине в месяц. Зачем, никто не знал. Но две машины уже скончались (обе краденые), а март близился к концу. От Денди следовало ждать любых подвигов.
А Таму вело. Чувство избранности вновь захватило её. Путь к Димуру она нашла бы с закрытыми глазами.
Эх, если бы утром она не отмахнулась от голоса…
«Димур! — мысленно крикнула она, стискивая потными ладонями пиалу. — Димур, в бога порох, откликнись! Тебя ищут!»
