–?Но у тебя ведь, кажется, есть приятель по имени Фрейзе?
Лука впервые за все это время улыбнулся и воскликнул:
–?Да он просто у нас в монастыре на кухне прислуживает! Чем-то я ему сразу приглянулся, с самого первого дня. Мне, когда я в монастырь поступил, всего одиннадцать лет исполнилось. Да и сам он был всего года на два постарше, но почему-то сразу решил обо мне заботиться, говорил, что я слишком худой, что я и одну зиму там не протяну. И за каждой трапезой приносил мне добавку. Он, правда, всего лишь на кухне повару помогает.
–?Братья или сестры у тебя есть?
–?Нет, я один во всем свете.
–?Скучаешь ли ты по родителям?
–?Да, очень.
–?Чувствуешь ли ты себя одиноким? – Этот вопрос прозвучал как очередное обвинение.
–?Да, пожалуй. Я чувствую, что остался совсем один, если вы об этом спрашиваете.
Инквизитор задумался, поднеся к губам кончик черного пера.
–?А твои родители… – Пробежав глазами список вопросов, он вернулся к самому первому. – Они ведь, кажется, были уже немолоды, когда ты родился?
–?Да, – с удивлением подтвердил Лука. – Да, это правда.
–?И люди, по всей вероятности, удивлялись: как это у таких старых супругов вдруг родился мальчик, да еще такой хорошенький и умненький?
–?У нас ведь очень маленькая деревня, – пробовал защищаться Лука. – Людям там только и остается, что сплетничать.
–?Но ты ведь и впрямь хорош собой. И явно неглуп. Но твои родители отнюдь тобой не хвалились, не выставляли тебя напоказ, а, напротив, все больше дома держали, верно?
–?Мы трое были очень близки, – ответил Лука. – У нас сплоченная маленькая семья. Мы никогда никому беспокойства не доставляли. И всегда жили очень тихо и замкнуто.
–?Но почему в таком случае родители отдали тебя церкви? Может, им казалось, что в лоне церкви ты будешь в большей безопасности, чем дома? Или, может, они опасались какого-то особого дара, которым ты обладаешь? Может, из-за этого дара тебе и была необходима защита церкви?
Лука, по-прежнему стоя на коленях, неловко поерзал: ему было неудобно.
–?Не знаю, – честно признался он. – Я же тогда совсем ребенком был, мне едва одиннадцать исполнилось. Я не знаю, что мои родители на сей счет думали.
Инквизитор молча ждал продолжения, но Лука довольно долго молчал, потом все же признался:
–?Они хотели, чтобы я получил образование и стал священником. Мой отец… – Голос его дрогнул и прервался, ибо он вспомнил своего горячо любимого отца, его седые волосы, его крепкие объятия, нежность и терпение, которое не раз испытывал его маленький шустрый сынок… – Мой отец очень гордился тем, что я сам научился читать и считать, справляться с самыми разными числами. Он-то даже читать не умел и полагал это умение великим талантом. А однажды через нашу деревню проходил цыганский табор, и я научился говорить на их языке…
Инквизитор сделал какую-то пометку и спросил:
–?Так ты умеешь говорить на разных языках?
–?Люди у нас в деревне считали, что по-цыгански я за один день говорить научился. Мой отец был уверен, что Господь ниспослал мне некий дар. У людей ведь бывают разные таланты, это не такое уж редкое явление, – попытался объяснить Лука. – Например, Фрейзе, мой приятель из кухни, отлично ладит с любыми животными, а уж лошади его и вовсе слушаются беспрекословно; он на любой может сразу верхом проехать. Вот и мой отец считал, что у меня тоже есть похожий дар, только насчет учебы. Ему очень хотелось, чтобы я стал не просто крестьянином, а добился в жизни чего-то большего.
Инквизитор устало откинулся на спинку стула, словно ему уже надоели рассуждения Луки. Похоже, он и так уже услышал более чем достаточно.
–?Хорошо. Можешь встать.
Он заглянул в свой список, испещренный чернильными пометками, и, когда Лука с некоторым трудом поднялся с пола, сказал:
–?А теперь я отвечу на те вопросы, которые, безусловно, роятся у тебя в голове. Я духовный предводитель некоего ордена, назначенный на этот пост самим святым отцом, папой римским, и я несу перед ним ответственность за деятельность нашего ордена. Тебе не нужно знать ни мое имя, ни название нашего ордена. По приказанию папы Николая V мы проводим различные судебные расследования, пытаемся раскрывать всевозможные тайны, ереси и грехи, по мере возможности выясняя их суть и по мере возможности оказывая им всемерное сопротивление. Мы составляем, если можно так выразиться, некую «карту страхов», свойственных жителям различных стран мира, и наши братья странствуют по всему свету – от Рима до самых дальних окраин христианского мира, – желая выяснить, о чем говорят люди, чего они боятся, с чем сражаются. Мы должны знать, по каким тропам в мире людей бродит дьявол. Ибо святому отцу известно, что близок конец света.
–?Конец света?
–?Да. И тогда Христос явится вновь, чтобы судить живых, мертвых и неупокоенных. Ты, должно быть, слышал, что оттоманы захватили Константинополь, сердце Византийской империи, центр нашей церкви на Востоке?
Лука перекрестился. Падение восточной столицы христианства[2] под давлением непобедимой армии еретиков и неверных явилось для верующих самым ужасным событием, поистине невообразимым несчастьем.
–?А теперь, по всей вероятности, силы тьмы двинутся на Рим, и если Рим падет, это станет концом всего. Станет концом света. Наша задача – защитить христианство, защитить Рим – и в мире людей, и в том невидимом мире, что лежит за пределами мира видимого.
–?А где этот невидимый мир?
–?Он окружает нас повсюду, – спокойно ответил инквизитор. – Я, например, вижу его столь же отчетливо, как ты, возможно, видишь разные числа. И с каждым годом, с каждым днем он все теснее нас обступает, надвигается на нас. Люди приходят ко мне, рассказывая о кровавых ливнях, о псе, который способен почуять след чумы, о колдовстве, об огнях в небе, о воде, превращающейся в вино. Близится конец света, и тому есть сотни свидетельств, сотни проявлений добра и зла, чудес и ересей. Такой способный молодой человек, как ты, мог бы, наверное, отличить в этих рассказах правду от лжи, а провидение Божие – от дьявольских происков. – Он поднялся со своего тяжелого деревянного кресла и подтолкнул к Луке, стоявшему по другую сторону стола, лист бумаги. – Посмотри.
И Лука увидел еретические значки – мавританскую, или арабскую, систему счисления. Лука еще в детстве узнал, что одна черточка, изображенная пером на бумаге, I, означает «один», две черточки, II, – «два» и так далее. Но среди этих мавританских значков была также какая-то странная округлая фигура. Лука видел подобные значки и раньше, но купцы в его деревне и брат-алмонер – монах, раздающий милостыню, – у них в монастыре упрямо отказывались пользоваться «еретическими значками», придерживаясь старых порядков[3].
–?Вот это означает «один», это – «два», а это – «три», – пояснил инквизитор, указывая на тот или иной значок кончиком своего черного пера. – Помести цифру 1 в эту колонку, и она будет означать «один», но если ее поставить вот сюда, а рядом с нею изобразить пустой кружок, то она будет означать уже «десять»; а если поставить ее вот сюда и рядом с нею изобразить два пустых кружка, это будет уже «сто».
Лука охнул:
–?То есть от положения цифры меняется значение числа?
–?Именно так.
Инквизитор указал кончиком заточенного пера на пустой кружок, напоминающий вытянутую букву «о», в заполненных различными цифрами колонках. При этом его запястье словно вынырнуло из широкого рукава, и Лука невольно перевел взгляд со столбиков арабских цифр на белую кожу магистра, где на внутренней стороне запястья была отчетливо видна татуировка, выполненная красными чернилами: дракон, свернувшийся кольцом и прикусивший собственный хвост.
–?Это не просто пустой кружок и не просто вытянутая буква «о», – сказал инквизитор. – Эту цифру
