Наталья без всякого сожаления сунула в него деньги и документы.
Дело сделано. Теперь остались только дверные ручки.
Стараясь не касаться ни одного предмета в литвиновской мышеловке, Наталья на цыпочках вышла из комнаты. И тут же затаившаяся на время доберманиха начала выносить двери ванной.
Тума.
Как она могла забыть о собаке! Нельзя оставлять ее здесь на неопределенное время. Завтра Нинон заберет ее к себе, а сегодня ее нужно вывести из проклятой квартиры. Наталья решительно подошла к дверям ванной и открыла дверь.
Собака вывалилась в коридор с радостным визгом, она перебирала лапами и пританцовывала. Собачье терпение на исходе, понятно. Ухватив Туму за ошейник и пристегнув к нему поводок, Наталья на ходу протерла дверные ручки и выскочила из квартиры. Тума поволокла ее вниз, но было слишком поздно. Присев у приоткрытой квартиры Воронова и страдальчески закатив глаза, она наделала огромную, величиной с легендарное озеро Титикака, лужу.
Наталье оставалось только следить за этим неуправляемым процессом. Так же, как и Воронову, внезапно появившемуся на пороге.
— Это… Это что такое? — прерывающимся шепотом спросил Воронов.
— Собака… Она долго терпела… Не выдержала… Она не очень воспитанная… — Лучше бы Наталья этого не говорила.
— Вы что, хотите сказать, что собака тоже должна остаться?!
— Ну, а куда же ее девать? Не оставлять же в доме.
— Насчет собаки мы не договаривались… У меня аллергия.
— А мы закроем ее в ванной… Только одна ночь.
— А если у нее лептоспироз? — неожиданно спросил Воронов. — Вы знаете, что лептоспироз передается через собачью мочу?
— Я сейчас вытру.
— Я уже молчу о том, что у нее наверняка блохи, вши и глисты.
— Совсем не обязательно.
— У всех собак глисты. А лептоспироз опасен для человека. Поражает печень, почки, глазные яблоки и нервную систему…
— Нет у нее никакого лептоспироза, господи…
Дискуссию на ветеринарно-зоологические темы прервал внезапно заработавший лифт. Сигнал тревоги, воздушная сирена, всем скрыться в бомбоубежище, при обстреле эта сторона улицы наиболее опасна! Наталья, отодвинув опешившего Воронова и волоча за собой доберманиху, с такой прытью ворвалась в квартиру, что проскочила прихожую и оказалась на кухне. Теперь нужно действовать, пока рохля-писатель не очухался.
Через несколько мгновений, когда Воронов пришел в себя и был в состоянии хоть как-то выразить свое возмущение, Тума оказалась блокированной в ванной. И тотчас же начала бросаться на дверь.
— Что будем делать? — мрачно спросил Воронов. — Терпеть это я не намерен.
— Она сейчас успокоится.
— Сомневаюсь. Но если уж вы навязали мне свое общество до утра, то здесь и располагайтесь.
— Где?
— В ванной, голубушка, в ванной.
— Прямо в ванной?
— А что? Там в углу — надувной матрас, Семен когда-то притащил… Так что спокойной ночи. Заодно и за животным присмотрите.
Не очень-то вы гостеприимны, Владимир Владимирович!
Но в ее ситуации выбирать не приходилось. Вздохнув, Наталья повернула ручку.
В углу действительно лежал сложенный вчетверо надувной матрас. На то, чтобы хоть как-то надуть его, ушло добрых пятнадцать минут. Но когда процедура была закончена и зазевавшаяся Наталья опустила край матраса на пол, на нем моментально развалилась проклятая доберманиха. Все попытки согнать животное с матраса не привели ни к чему: Тума только рычала и скалила зубы.
— Гадина! Пожалела я тебя на свою голову, — укоризненно сказала Наталья, но от дальнейшей борьбы за матрас отказалась.
Приложив ухо к двери, она тихонько постучала.
Недовольный голос Воронова раздался сразу же:
— Что вам?
— Владимир Владимирович, все забываю спросить… А как будет называться ваша новая книга?
— «Смерть на кончике хвоста», — секунду подумав, сказал Воронов. — Если, конечно, коммерческий отдел издательства не сочтет название слишком бескровным. Извините, мне нужно работать. Спокойной ночи.
Голая ванная, тусклый кафель, презентованный, очевидно, почитателями из городского морга, и подтекающий кран: ничего не скажешь, спокойная будет ночь…
12 февраля
Леля
Он так и не уснул.
И он больше не уснет — ни в эту ночь, ни во все последующие.
Разве мог он еще несколько часов назад предположить, что эта девушка приедет к нему, чтобы остаться?
Припаркует «Фольксваген», тактично улыбнется его холостяцкой берлоге, откажется от кофе, согреет в руках пиалу с коньяком и коснется кончиками пальцев его заросшего подбородка. Разве мог он представить, что глухой свитер может быть таким бесстыдным, а нагота — такой целомудренной?
Нет, она не соблазняла его — ни минуты, ни секунды.
Она его искушала.
Она и сама была искушением. С ее появлением унылая, давно махнувшая на себя рукой квартира Лели волшебно преобразилась. Стала похожей на Безансон с его поздней готикой, а может быть, на маленький городишко на Рижском взморье, куда бабушка возила маленькую Регину лечить плевриты и воспаления легких. «Ночь — мое время, — сказала она ему. — С самого детства».
Ночь, которая скрывала шрам. Ночь, которая никогда не предавала ее. Они до сих пор союзники.
— Мы до сих пор союзники. Никто так не знает ночь, как я…
— Я понимаю…
Леля слабо помнил, что произошло потом, когда она согрела в своих руках коньяк. Впрочем, коньяк был совсем не нужен Регине. Ей вообще не нужен был никакой антураж.
Уже потом, когда все произошло, Леля по-настоящему испугался. В их близости было что-то от трагической ошибки, от воровства, от преступления: как будто он взял то, что никогда ему не принадлежало и принадлежать не могло, как будто он переспал с Девой Марией в самый канун Благовещения и возмездие обязательно наступит.
Он еще не знал, каким оно будет. Но только одно он знал наверняка: у него никогда не будет другой женщины. И если Регина не останется с ним, то все женское навсегда будет изгнано из его жизни — одушевленное и неодушевленное тоже. Если сегодня утром она сядет в свой «Фольксваген» и уедет, он разобьет все чашки, пиалы и тарелки, разрежет все простыни, вспорет ножом все подушки, никогда не будет носить маек и рубашек — только свитера и пиджаки. Даже от пижамы в старости откажется….
Был уже почти полдень, они провели в постели двенадцать часов, и Леля был полон решимости провести здесь еще двенадцать. Два раза по двенадцать. Три раза по двенадцать. Пока не кончатся продукты и вода, пока волны не накроют город, пока дом не истлеет и не рухнет от времени.
— Звонят, — сказала ему Регина и уткнулась прохладным лбом ему в подбородок. — Звонят. Разве ты не слышишь?
— Ну и черт с ними. Пусть звонят. — Леля поцеловал ее и почувствовал, что близок к обмороку. — Сегодня суббота, и я беру выходной.
— А вдруг что-то важное? Я бы не хотела, чтобы наши отношения отразились на твоей работе…
