Тингль-Тангль

наблюдать за рыбой, и всегда любила. А Мика только и знает, что пихать в нее каши, картошку и полуфабрикаты из ближайшего к дому магазина, – у Мики не забалуешь.

С вечера Васька закрыла дверь в свою комнату на один поворот ключа – тот же поворот она сделала и утром.

Ей приснился сон. Кошмар. На этом и нужно остановиться.

Тем более, что так оно и есть.

Единственным слабым звеном во всей цепи оставался йогурт. Вечером она точно не забирала его из холодильника, а…

Ладно.

Столько всяких вещей говорит в пользу самого обыкновенного ночного кошмара, что о йогурте можно и позабыть.

Раз, два, три. О-опс! Забыла!

Ваське стало так легко, что она даже рассмеялась от удовольствия. Теперь самое время возвратиться к своим обычным делам, а вечером не забыть попросить боженьку, чтобы он больше не посылал ей подобных кошмаров. А уж она со своей стороны…

Что бы такого совершить, чтобы умаслить боженьку, генерального продюсера всех ужастиков на свете., Васька придумать не успела: за окном раздался призывный свист. Это Леха и Бычок вызывали ее на улицу.

Втроем они провели чудесный день (и почему все дни, которые начинаются с прогула школы, выглядят такими чудесными?), выкурили три сигареты, принесенные Бычком; выкурили огрызок сигары, принесенный Лехой; синхронно проблевались, украли в супермаркете две банки с кока-колой, украли в гипермаркете пачку чипсов; пугнули влюбленную парочку в кустах на Крестовском, пугнули мужика со спущенными штанами в других кустах; подняли на смех двух целующихся в машине парней – продвинутый Леха тут же объяснил, что такие типы называются пидарасами. К несомненным достижениям этого дня можно было отнести четыре проколотых автомобильных шины, три поцарапанных гвоздем крыла и поджог помойки.

К вечеру Васька так устала, что, конечно же, напрочь выбросила из головы намечавшийся с утра диалог с боженькой. Но он все-таки внял ее просьбе: во всяком случае, кошмары, похожие на тот ночной кошмар с Микой в главной роли, больше не посещали ее.

А в скором времени из дома постепенно исчезла вся копившаяся десятилетиями кухонная утварь. Шесть жестянок – в первую голову. Да и Мика перестала ежесекундно мозолить глаза Ваське. Все происходящее объяснялось просто: у стари/ей сестры появилась новая, гораздо более интересная работа, и она требует концентрации душевных и физических сил.

Ты стала шлюхой? – угрюмо поинтересовалась Васька.

Где ты только набираешься подобной гадости? И как у тебя рот от таких слов не перекашивает?! – вспылила Мика. – Теперь я готовлю еду для сотрудников нашей компании. Это большое и ответственное дело. И, представь себе, твоя сестра пользуется большим уважением. А ты…

Значит, ты теперь повариха?

Это называется по-другому, – парировала Мика, но как именно, уточнять не стала.

И вся ваша компания ест твою стряпню?..

Каши, яичница, замороженные овощи, магазинные котлеты и битки – вряд ли такой набор мог устроить какую бы то ни было компанию; но Васька предпочитала думать именно о них и совсем не думать о рыбе в медных лапах зимородка. Думать о рыбе со специями из жестянок означало вновь и вновь возвращаться к ночному кошмару. С ним все произошло совсем не так, как с другими кошмарами, – он не позабылся, не стал смешным, нелепым и не стоящим внимания. Напротив, каждый раз случайно наткнувшись на него в темных закоулках памяти, Васька испытывала иррациональный ужас.

Он потускнел лишь со временем.

Года через три-четыре, когда Ваське удалось завалить его массой других событий, тут же становившихся воспоминаниями. Такими, как гибель Бычка, например. К пятнадцати нелепый и мешковатый Бычок вытянулся и оброс легкими мускулами: он серьезно увлекся фристайлом и прыжками с трамплина, принял участие в нескольких соревнованиях городского; и областного масштаба и даже успел завоевать место в первой двадцатке. Васька нравилась обоим – и Лехе, и Бычку, детская дружба незаметно переросла в некое подобие первого робкого чувства. И, если бы Ваське пришлось выбирать, она, несомненно, выбрала бы продвинутого Леху – рассказчика сумасшедших историй, кладезя всевозможных (в основном – бесполезных) знаний; рот у Лехи не закрывался, и в этом он выгодно отличался от молчаливого Бычка.

Они признались Ваське в любви одновременно. Так и сказали: вот мы. Вот ты. Тебе и решать, чьей девчонкой быть, Васька.

Конечно, она бы выбрала Леху, если бы Леха не был активным интернет-пользователем.

С некоторых пор он зависал в чатах и на каких-то диковинных интернет-конференциях, скачивал музыку и картинки, входил сразу в десяток интернет-сообществ и соорудил собственную страничку, которая (не сегодня-завтра) грозилась перерасти в полноценный сайт.

Леха взахлеб рассказывал об Интернете, считая его самым гениальным изобретением человечества. И никак не мог взять в толк, почему же Васька так к нему равнодушна.

Нет, Васька не была равнодушна к Интернету.

Она его ненавидела.

С ее крайней, редко встречающейся формой дислексии пялиться в экран монитора бесполезно. Все равно ничего не прочтешь, а если уж особенно сильно напряжешься, то разум выдаст тебе гору разрозненных паззлов, на каждом сантиметре поверхности, – только и всего.

Интернет-Леха потерян для нее навсегда.

А Бычок – вот он. Молчун, не склонный что ни секунду изрекать премудрости. К тому же Бычок занимался опасным делом, а опасные дела всегда привлекали Ваську, Благодаря Бычку она и сама втянулась в экстремальный спорт, обросла собственными новыми друзьями с ветром в голове и сноубордами подмышкой. С одним из них она даже закрутила роман, в то время как Бычок отправился на соревнования куда-то в Карелию. И уже подготовила небольшую речь, общий пафос которой сводился к «мы расстаемся». Речью Васька так и не воспользовалась – Бычок погиб.

Сломал себе шею – исполнение тройного сальто оказалось неудачным.

Гибель Бычка совпала по времени с открытием ресторана «Ноль за поведение».

Тогда новое место работы сестры мало волновало Ваську, кто мог знать, что через каких-нибудь три года и она окажется там.

Любая другая работа, кроме совсем уж бросовой (типа посудомойки, или дворника, или уборщицы, или сотрудника собачьего приюта), представляла для Васьки определенные сложности. Она не могла устроиться даже курьером: от курьера требовалась не только мобильность, исполнительность и хорошая память, но и умение ориентироваться в массе адресов, кабинетных табличек и телефонных номеров. При Васькинойредкой психологической особенности (как называла дислексию политкорректная Мика) это тоже было весьма проблематичным.

И когда Мика предложила ей поработать официанткой в «Ноле», Васька неожиданно для себя согласилась. Хотя и понимала, как это выглядит со стороны:

триумф паука.

Паук, не мытьем так катаньем, добился своего: он стал нужным Ваське.

Трудно представить что-либо более ужасное, чем этот скорбный факт.

И вот теперь чудесная птица Кетцаль, за спиной которой сидит Васька, спрашивает: не сука ли ее сестра?

Долго, слишком долго Васька обдумывала ответ.

– Она не сука. Она – ведьма…

* * *

…Когда у нее возникла мысль убить Мику?

После секса с Ямакаси.

Самого первого секса, в тот вечер, в ту ночь, когда Ямакаси впервые появился в мастерской и повесил