Тингль-Тангль

голову, порошки немыслимого цвета (их тоже, при желании, можно отнести к специям). То, что роднит содержимое жестянок:

они всегда приходятся к месту.

Мика знает точно: когда и какую бы коробочку она не открыла – там обязательно найдется то, что нужно в данный конкретный момент, для данного конкретного блюда.

Мика считает содержимое жестянок нежданным подарком из витражно-средневековых Гента-Утрехта- Аитверпена, принесенным на крыльях стеклянных птиц, принесенным на хвостах стеклянных собак, как обстояли дела со специями в шестнадцатом веке?

Много лучше, чем сейчас.

Единственное, что удручает Мику в жестянках и что не дает им слиться с Микой окончательно – это то, что она до сих пор так и не поняла, что же именно скрывается в рисунках на потрескавшейся эмали. Поначалу ей еще казалось, что разгадать их – пара пустяков, достаточно будет хорошего (желательно – дневного) освещения и хорошей лупы. Она даже выловила такую лупу на Сытном рынке, в акватории любезного ее сердцу ларька «ВСЕ ПО 10», причем торговец-китаёза поклялся ей Мао Дзедуном, что при помощи этой лупы можно увидеть и деление клеток.

Траты на лупу оказались напрасными.

Ничегошеньки-то она не увидела, кроме знакомых трещин, сколов и потертостей – а ведь ей всегда казалось, что там спрятаны тайные, едва ли не масонские знаки, прочитав которые, можно получить власть над целым миром.

Мика, Мика, тебя погубит гордыня, как будто одной власти над кухней недостаточно!

Впрочем, до сегодняшнего дня (вернее, до вчерашней ночи) ее устраивало все или почти все. Кроме отношений или, лучше сказать, – полного отсутствия отношений – с Васькой. За столько лет Мика сумела- таки приноровиться, привыкнуть к Васькиной ненависти: привыкают же к диабету, в конце концов, и к близорукости, и к отсутствию правой ноги, отрезанной трамваем. Лишь иногда на нее накатывала глухая тоска, лишь иногда ее мучила невысказанная обида, но от обиды и тоски еще никто не умирал, так почему Мика должна быть исключением?

Все же остальное было в относительном порядке: работа в «Ноле», толпы посетителей, жаждущих прикоснуться, припасть, урвать кусок от ее непревзойденного кулинарного искусства. Именно так: все, что она не сочинила бы на своих противнях, в своих сковородах и кастрюлях – все это было «Erschuttert»[42], «bezaubert»[43] и «verblufft»[44].

И еще Ральф.

Бедняжка Ральф, влюбленный в нее уйму лет, еще со времен средневековых Гента, Утрехта и Антверпена, – а она так несправедлива к нему! Она мучает его так же, как мучила ее саму сволочная Васька. Разница состоит лишь в том, что у нее нет никакой ненависти к бедолаге-немцу, напротив, чувства, которые она испытывает, можно назвать дружескими, доверительными, нежными. Жаль только, что блеклая невыразительная дружба иногда бывает хуже, чем ненависть.

Конечно же у нее все в порядке.

Но если бы она могла… о, если бы она только могла разгадать проклятые знаки на жестянках, всю эту масонскую, или околомасонскую, или вудуистскую, или алхимическую абракадабру, дающую власть над миром!.. О, если бы… Она взяла бы эту власть и тотчас же обменяла бы ее на власть над одним- единственным человеком.

Этим парнем.

Пака-хопе – она заставила бы его трепетать от одного ее приближения, сходить с ума от одного ее прикосновения.

Пака-ити — она заставила бы его обнимать и ласкать ее тело, как это делали до сих пор только пергаментные герои легенд о любви.

Пака-нуи — она заставила бы его сгорать от страсти.

Матаио-аниата — она и сама бы сгорела вместе с ним.

И суток не прошло, как этот парень выпил до дна ее душу. Мика растеряна, испугана, подавлена, ей каждую минуту, каждую секунду хочется плакать и хочется думать о чем-то другом, кроме этого парня, его безволосого тела и белых брюк, натянутых прямо на тело, и белой жилетки; снимал ли он жилетку, когда работал на бойне? А когда набивал чучела? И на что похожи его крылья – на крылья ангела или на крылья «Боинга»? И что сделать, чтобы в его раскосых глазах, из которых так предусмотрительно ушли все ящерицы и богомолы, поселилась она, Мика.

Желательно – навеки.

Это даже хорошо, что они с Васькой враги.

Будь они любящими, во всем поддерживающими друг друга сестрами, Мике пришлось бы несладко. Она бы пала жертвой чудовищных угрызений совести, мысли о собственном коварстве и вероломстве приходили бы ей в голову все чаще и чаще и в конечном итоге довели бы до петли, пол-литровой банки с барбитуратами или эмиграции в Суринам.

Мика себя знает.

Она – совестливый человек.

А Васька всегда была несговорчивой упрямой сукой. Еще с детства. Такой же, если не худшей, какой была в свое время извечная бабкина врагиня «эта сука В.». Но у «этой суки В.» хотя бы было всё в порядке с головой. Васька же – психопатка, истеричка и даун, страдающий совершенно очевидным психическим расстройством (а Мика еще имела глупость назвать это редкой психологической особенностью, ха-ха!, особенность – как же!). И совершенно не исключено, что в скором времени у нее разрушатся лобные доли головного мозга, отвечающие за индивидуальность и темперамент, и наступит эпилепсия височных областей.

Васька – ненормальная, да.

А в скором времени может стать еще и овощем.

Артишоком, который Мика с наслаждением приготовит по старинному иудейскому рецепту.

Пусть ей двадцать – ну и что? Конченые дебилы, типа ее околоспортивных дружков, могут сколько угодно считать Ваську сексуальной, но сексуальная психопатка хороша для триллера, а в реальной жизни от нее сплошные неприятности.

Сплошные хлопоты.

И еще одну вещь должен знать этот парень: белокожие блондинки всегда предпочтительнее смуглых (а лучше сказать – обугленных) брюнеток. Брюнетки стареют намного быстрее, чем блондинки, с возрастом у них начинают пробиваться усы над верхней губой, а это отвратительно, и денег на эпиляцию Мика Ваське не даст, она и так сделала достаточно вливаний в эту неблагодарную стерву, так что, ариведерчи, стерва!

Ищи себе другого спонсора.

Надо остановиться.

Иначе в своем, так неожиданно прорезавшемся, мутном отвращении к Ваське Мика зайдет слишком далеко. И не выберешься потом.

Надо остановиться.

Черт с ней, с психопаткой. Этот парень куда важнее.

Мысли о нем сжирают Мику, заставляют бесцельно метаться по кухне «Ноля», то и дело натыкаясь на совершенно безобидных и совершенно незаменимых гомиков Ревшана и Резо. Они помогают Мике с первого дня работы «Ноля» и примерно такое же количество времени мечтают натурализоваться в Дании, где разрешена регистрация однополых браков. Ревшан и Резо уже составили список приглашенных на торжественное бракосочетание, под первым и вторым номером там значатся Йошка и Себ, а под третьим и четвертым – сэр Элтон Джон и режиссер Дерек Джармен.

Правда, Дерек Джармен уже умер, но Мика до сих пор не сподобилась сообщить об этом влюбленной парочке. Сама она тоже есть в списках и занимает строчку как раз между Сергеем Пенкиным и Филиппом