может не выглядеть подозрительно. Так думаю я.
Похоже, моего мнения никто не разделяет.
Но по-настоящему я успокаиваюсь лишь тогда, когда оказываюсь в самолетном кресле, рядом с престарелой шведкой. Шведка прижимает к себе охапку стеблей молодого бамбука, в самом верху каждый из стеблей сворачивается в спираль, – лишнее напоминание о Лоре, которую я тоже оставил в роще из бамбука – только неоновой, ненастоящей. Напоминание мне неприятно, тем более что шведка совсем не похожа на Лору. Она похожа на эмиссара по правам человека – из тех, что вечно шастают по миру и проводят хренов мониторинг в одной отдельно взятой стране. А потом строчат доносы в Европарламент – о том, как в одной отдельно взятой стране нарушаются эти самые хреновы права. И всегда найдутся лизоблюды, которые (в надежде на грант) подпоют старой европейской бляди и будут выслушивать все ее комментарии и поучения, вместо того чтобы наподдать ей под зад мешалкой или того похуже. И послать мадам со всеми ее выкладками далеко и надолго.
Я бы так и сделал.
Шведка улыбается мне мертвыми, ослепительно-белыми искусственными зубами, я тоже улыбаюсь ей в ответ.
– Евросоюз – это полная хуйня, – шепотом говорю я.
Шведка улыбается еще шире.
Либо дура, либо вообще ни в зуб ногой в русском, либо разделяет мои убеждения.
– Сбросить бы на вас атомную бомбу, – я никак не могу уняться. – Хотя нет, вы и сами рухнете. Албанцы вас уделают. Турки вас уделают. Черная Африка вас уделает. Наплачетесь еще кровавыми слезами.
Шведка улыбается. Представить ее плачущей кровавыми слезами я не в состоянии. «Все эти европейцы – они как дети. Дурилки картонные», – говаривал Великий Гатри. Не так уж он неправ.
Ну ладно, хватит балагана.
Последний раз я летал на самолете пару лет назад и сейчас с трудом могу вспомнить, боюсь я летать или нет. Скорее всего – просто пережидаю, впадаю в легкий анабиоз, при этом мысли в голову лезут самые возвышенные: о том, что надо бы пожертвовать хоть копейку на какой-нибудь строящийся храм (в жизни этого не делал); о том, что надо бы накормить и согреть хоть одного беспризорного ребенка (до этого бедные маленькие ублюдки получали от меня одни тумаки); о том, что надо бы жениться на простой честной женщине и прожить простую честную жизнь и о том, что надо бы наконец-то перестать дрочить на что ни попадя и завязать с порнорассказами… о, черт!., об этом во время каждого полета думаю не я – Пи. Он же в каждый полет берет с собой Библию, Коран и карманное издание «Дао Винни-Пуха».
Я отношусь к самолетам спокойно.
И хотя Библии у меня нет, зато есть «Две девушки в тени, одна девушка на солнце».
Чтобы скоротать время до взлета, я углубляюсь в «Девушек…»; я взяла в рот скромно поджидает меня на семнадцатой странице, именно семнадцатую страницу я и открыл. Беглого просмотра четверти книги хватает, чтобы понять: это, не что иное, как хроника сексуального становления юной шлюхи. Детское подражание «Эммануэль», обильно сдобренное колоритом рабочих окраин и прыщавыми рассуждениями о специфике русской ментальности. Связи Билли с мужчинами и женщинами нисколько меня не удивляют, вряд ли после многолетнего общения с Лорой меня хоть что-то может удивить. Но только мужчинами и женщинами связи не ограничиваются. Я даю себе труд прочесть пассаж об исповеди Билли какому-то отцу настоятелю: Билли грешна, и Билли кается – в том, что позволяла своему коту «э-э… орудовать языком у себя… э-э… там… ну вы же понимаете, святой отец? Десяти капель валерьянки вполне хватает… Это можно считать скотоложеством? Я не попаду за это в ад?»
Какая хрень!
И при этом не лишенная обаяния. И при этом очень похожая на саму Билли.
У Билли есть шанс стать надеждой новой русской романистики, если, конечно, она откажется от отцов- настоятелей, сексуально озабоченных котов и выражения «я взяла в рот». Или, наоборот, усилит их составляющую. У меня есть три готовых посвящения, сказала мне Билли еще в машине:
Лени Рифеншталь, которая на небесах.
Марлону Брандо, который на небесах.
Трем моим собакам, научившим меня верности, твердости духа и любви. Я всех их пережила, но верю, что они – на небесах.
После исповедальной истории с котом невольно задумаешься, о какой именно любви идет речь. Еще Билли озабочена тем, что будет делать в тот день, когда умрет актер Жан-Поль Бельмондо, дай бог ему долгих лет жизни, и что будут делать все остальные люди на земле – наверняка заниматься мелкими сиюминутными делишками. Теми же самыми, которыми занимались два тысячелетия назад, когда распяли Христа. Не все достойно на это отреагировали, и далеко не все узнали об этом, телевизоров тогда не было.
Бельмондо – не Христос.
Но за одно лишь участие в фильме «Ас из асов» место на небесах ему обеспечено.
Туда же отправится и Август, если еще не отправилась, Лоре же предстоит помаяться в чистилище; голова моя пухнет от собственных дурацких мыслей и от еще более дурацких мыслей Билли, ей удалось-таки насовать их мне в башку.
Отличительная черта модных писателей: от дури, которую они генерируют, трудно отвязаться.
– Russia is a wonderful country! Moscow is a fantastic city43! – говорит мне шведка.
Вряд ли это помешает ей настрочить донос в Европарламент о том, как у нас перекрывают кислород независимым СМИ.
– At Russians is shocking soul44!
Господи ты боже мой, не заткнули бы вы фонтан, мэм? Я перегибаюсь к шведке и доверительно смотрю
