— Не наплевать, девушка, не наплевать! — раздался чей-то тихий голос.
Все синхронно повернули голову к соседнему столику, за которым в тоскливом одиночестве сидела женщина лет сорока. Все пространство перед ней было уставлено маленькими бутылочками виски и пустыми пивными кружками. Было похоже, что женщина хочет капитально надраться. Инка взглянула на говорившую с жалостью: невозможно было определить — красива она или нет. Половину лица удачно скрывали тяжелые очки в роговой оправе. Линии глаз за толстыми линзами чудовищно преломлялись, они отталкивали и притягивали одновременно.
— Иона!.. — жалобно произнесла женщина, впившись линзами в равнодушное лицо горноспасателя.
— Пока не могу сказать ничего утешительного, Наташа.
Извините. — Иона потянулся за фисташками и с треском разломил одну из них.
Впрочем, женщина ухе не слушала его, ей неважен был ответ: она знала, каким он будет. Она встала из-за стола и направилась к стойке. У нее оказалась идеальная фигура. Настолько идеальная, что даже Марк с Ионой бросили в ее сторону машинально-заинтересованный взгляд.
— Безутешная вдова покойного? — ревниво спросила Инка, она не терпела ничьего превосходства.
— Подруга. — Иона отвел взгляд от женщины и повернулся в сторону Ольги. На Инку он даже не посмотрел.
— Не переживай, душа моя, по приезде куплю тебе зеркальце, которое всегда будет высвистывать тебе, что именно ты на свете всех милее, всех румяней и белее, — промурлыкал Марк Инке. — Может быть, хоть тогда ты успокоишься.
— Спасибо, зеркальце у меня уже есть.
Ди-джей, сидевший на возвышении в глубине зала, завел какую-то старую виниловую пластинку. Ольга сразу же узнала музыку, выплеснувшуюся из динамиков: ну, конечно же, тема из «Мужчины и женщины» с приглушенно-страстным французским речитативом.
Казалось, Инесса только этого и ждала.
— Можно вас пригласить, Иона? — спросила она томным голосом. — Это моя любимая вещь.
— Я не танцую, — железобетонный Иона спутал Инке все карты: непростительная глупость с его стороны.
За столиком повисло молчание. Но спустя несколько секунд Инка взяла себя в руки.
— Объясни своему братцу, что не принято отказывать красивым женщинам. Они этого не прощают. И тогда тебя находят в собственной кровати с перерезанным горлом, — сказала она Марку.
— Берегись, Иона, — засмеялся Марк. — От этой дамочки всего можно ожидать.
— Я учту. — Иона откинулся на стуле и втянул в себя пивную пену.
— А что прикажете делать соблазненной и покинутой. Иона?
— Не знаю.
Твердолобость шурина (или деверя, господи, как нелепо может именоваться брат человека, которого ты любишь!) не понравилась даже Ольге, которая наблюдала за происходящим с известной долей снисходительности. Она бросила укоризненный взгляд на Марка — приведи в чувство своего хамоватого аборигена! — а потом на самого Иону — не очень-то вежливо с вашей стороны так разговаривать с женщиной.
Марк тотчас же попытался исправить положение: он поднялся и склонился в церемонном поклоне над обиженной Инкой.
— Вы позволите?
— Ты, конечно, не предел моих мечтаний. Я бы предпочла кого-нибудь другого…
— Учти, я здесь не только как скромный отдыхающий, но и как представитель фирмы твоего мужа.
— И что?
— Должен присматривать.
— Это его распоряжение?
— Нет, но…
— Все понятно. — Инка обезоруживающе улыбнулась. — «Вечная бдительность — залог свободы». Картина Рокуэлла Кента.
— Мне больше нравятся импрессионисты.
— Ладно, — смилостивилась Инка. — Не могу сказать, чтобы я была в восторге. Но на безрыбье…
— Я предпочел бы высказывание «За неимением гербовой, пишут на простой», если не возражаешь. Как подчиненный твоего высокопоставленного мужа.
— Учти, я буду целенаправленно наступать тебе на ноги, — улыбнулась Инка.
— Я тоже.
Марк и Инка удалились к пятачку эстрады, и Ольга вдруг поймала себя на мысли, что они совсем неплохо смотрятся вместе: брюнетка и блондин, белое и черное, короткие стрижки… Уж слишком демонстративно они не ладят, а Инка действительно наступает Марку на носки, стерва… Вполне изящно и в такт музыке, как раз на синкопах.
Интересно, о чем они разговаривают? А они о чем-то говорили, Ольга это видела. При этом лицо у Инки было такое, как будто она раздавила гадину. Лучшего террариума для Ольгиной ревности и придумать невозможно…
— Вы не слушаете меня? — приглушенный голос Ионы только сейчас донесся до Ольги.
— Почему же? — Она ограничилась тем, что вежливо пожала плечами.
— Вам понравился ваш коттедж?
— Он просто великолепен.
— Вы никогда не были в горах?
— Никогда.
Это была не правда. Конечно же, она знает, что такое горы: ее воспоминания о Тбилиси венчались Мтацминдой, ей нравилось это тбилисское название: Мтацминда, Мтацминда, оно было похоже на считалочку… Но все равно это было не правдой. Как и все, что касалось Мананы, включая ее душевную болезнь.
— Хотите, я покажу вам горы?
«Почему он так странно смотрит на меня?» — подумала Ольга. Антрацитовые глаза Ионы прожигали ее насквозь, впрочем, антрацит и должен гореть… Ровным, чистым пламенем.
— Конечно. Мы будем рады. Завтра с утра.
— Я не имею в виду Марка, — об Инессе Иона даже не заикнулся. — Я имею в виду вас. Только вас.
— Я не знаю… — Господи, зачем она сказала это? Нужно было ограничиться милым и твердым «нет», обратить все в шутку. Тогда в самом финале можно было снисходительно коснуться его плеча: на правах родственницы. Выражение «Я не знаю» больше всего похоже на поощрение ухаживаний, на начало сентиментального платонического романа с далеко идущими последствиями. Только этого не хватало!..
Ольга заслонилась рюмкой с коньяком. Отпила глоток и с тоской подумала: почему же не приходят к логическому финалу эти бесконечные «Мужчина и женщина»?..
Выпитый коньяк придал ей уверенности.
— Вы давно не виделись с братом? — светски спросила она.
— Семнадцать лет. С тех пор, как он уехал из Кизыл-Арвата. Бросил мать, которая уже с постели не вставала… Мы ее похоронили через полгода. Тогда ему было восемнадцать, а мне одиннадцать. Я его ненавидел.
Ольга вздрогнула, а потом вспомнила: ну, конечно же, склока из-за имени Иона, Марк рассказывал.
— Марк рассказывал мне… Ему нравилось ваше имя.
— Имя! — Иона хмыкнул. — Он хотел отнять его у меня.
Он всегда отнимает то, что ему нравится. И если не дать отпор… Он может подмять под себя все и всех.
Это было так чудовищно несправедливо, что Ольга даже не нашлась, что ответить. Ее Марк совсем не такой: он нежен до самопожертвования, он предан делу, она видела его в разных жизненных ситуациях, и в каждой он был выше всяких похвал.
