попыталась успокоить себя, взять себя в руки. В конце концов, это может выясниться в любой момент. “Без паники, майор Кардаш!”, кажется, так назывался тупой венгерский детектив из моего детства. Карпик торопила меня, и, наскоро ополоснув лицо, я отправилась следом за ней.
В коридоре было непривычно тихо. На корабле, даже если он стоит на якоре, всегда присутствует множество звуков, они отражаются от переборок, пола и подволоков, они несутся наперегонки, и в любой момент можно ощутить их нетерпеливое дыхание. Сейчас “Эскалибур” молчал. Судя по всему, Карпик знала, что делает.
– Идем в рубку, – сказала она.
Рубка, или капитанский мостик, была святая святых “Эскалибура”. Только один раз я поднималась туда вместе со всеми пассажирами, в день отплытия. Тогда нам показали все основные службы корабля, и меня поразило обилие приборов, способных оказать честь какому-нибудь “Шаттлу” многоразового использования. В рубке постоянно несли вахту рулевые, механики и кто-нибудь из командного состава. Заходить туда пассажирам запрещалось. Не сделали исключения даже для Карпика, чей внешний вид призван был умилять поросшие шерстью морские сердца.
– Ну в какую рубку, Карпик? Нас же туда не пустят.
– А мы и не спросим. Не у кого спрашивать.
– То есть как это “не у кого”?
– Я же тебе полчаса уже говорю, что на корабле никого нет.
– А мы с тобой?
– Мы – не в счет. На корабле нет команды.
– А куда же она делась? – глупо спросила я.
– Откуда же я знаю?
– Ничего не понимаю.
Так, вяло препираясь, мы наконец-то добрались до рубки. Карпик прошла вперед и смело толкнула дверь.
Рубка действительно была пуста.
Абсолютно пуста.
Она была не только пустой, но и мертвой. Приборы, которые работали всегда, теперь были отключены, экраны погашены, а из всех подручных средств функционировали только внутренний телефон и селекторная связь.
– Давай, – подтолкнула меня Карпик. – Вызови машинное отделение.
– Как же я его вызову?
– А вот, видишь, список телефонов, по отсекам и службам. Прямо с машинного и начинай.
Голова все еще была тяжелой. Скорее поэтому, машинально повинуясь девочке, чем по какой-то другой причине, я щелкнула тумблером и сняла трубку.
– Что говорить? – спросила я у Карлика.
– Скажи, что рубка вызывает центральный пост управления, – сказала Карпик, раздувая ноздри: видимо, эта ситуация безумно увлекала ее.
– Рубка вызывает центральный пост управления, – послушно повторила я и затем добавила уже от себя:
– Ответьте рубке!
Никакого ответа. Ни шороха, ни звука. Холодный, почти космический вакуум.
– Ну? Что я говорила! – Карпик торжествовала. – Еще что-нибудь попробуем?
– Давай! – Виски наконец-то отпустило, и ситуация стала занимать меня по-настоящему.
В течение ближайших трех минут мы попытались пробить все основные службы корабля, и везде с тем же плачевным результатом. В конце концов отозвалась только буфетная кают-компании.
– Алло! – раздался на том конце провода чей-то сонный голос – Алло! Говорите, вас не слышно!..
Я облегченно вздохнула: наваждение кончилось, и все становится на свои места.
– Вот видишь! – подмигнула я Карпику. – А ты говорила, что на корабле никого нет!
– Я не говорила, что на корабле никого нет, – уточнила девочка. – Я сказала только, что на корабле нет команды.
– А кто же тогда со мной говорит? – поймала я Карпика.
– А ты спроси.
Я снова дунула в трубку:
– Кто говорит
– Дед Пихто. – Голос в трубке звучал раздраженно, а потом он стал глуше, послышался звон стекла: видимо, человек, который разговаривал со мной, что-то уронил. – Вот черт, надо же… Как башка гудит.
Господи, как я его понимала!..
– Ответьте рубке, – уже строже повторила я.
– Чего орать-то! – Кокетливый голос с преобладающими в нем высокими нотами и округлыми окончаниями показался мне знакомым.
– Муха, это ты?!
– Ну! А кто со мной говорит?
– Это я, Ева…
– Ева? Вот здорово! Играем в испорченный телефон, что ли? Ты где?
– На капитанском мостике.
– А что ты там делаешь? Нашла мужчину своей мечты?..
– Муха, ты гам один?
– Я не бываю один, это во-первых… Во-вторых, ищу, чем бы опохмелиться. Здесь разгром, как после войны в Персидском заливе, куда только экипаж смотрит? И жратвы никакой, а уже, между прочим, двенадцать часов, если верить моим “Картье”.
– Экипажа больше нет. – сообщила я Мухе, удивляясь попутно своей невесть откуда взявшейся истерической веселости.
– Как это – нет? А где он?
– Не знаю… Мы здесь вдвоем с Карликом… Мы прозвонили все службы, нигде никого нет… Мы к тe6e спускаемся… Отбой.
Я повесила трубку.
– Ну, что? – нетерпеливо спросила у меня Карпик.
– Во всяком случае, на корабле, кроме нас, есть еще Муха.
Передо мной, за стеклом рубки, лежало море, покрытое льдами, сверкающими на солнце. Ни единого следа человеческого присутствия, никакой суеты, только величие и покой. Вчера льды казались всего лишь деталью пейзажа, рекламной экзотикой, необходимым дополнением к стакану коньяка, не больше. Теперь они доминировали во всем. Казалось, что “Эскалибур”, покинутый экипажем, уткнулся в берег вечности. Остановился у начата времен. Или у их конца.
Карпик возилась возле приборов, которые не подавали никаких признаков жизни. Пропал экипаж, ни одна из многочисленных систем не работает.
Что же все-таки происходит, в конце концов?!
– Ну что, пойдем? – спросила я у Карлика. Дольше оставаться в рубке не имело никакого смысла. Может быть, потом, когда хоть что-то выяснится…
Карпик пристально посмотрела на меня и рассмеялась:
– Ты похожа на енота, Ева!
– Ну да, на енота, только наоборот. У него черные круги вокруг глаз, а у тебя белые.
– Ничего не понимаю, о чем ты говоришь?
– Сейчас я что-нибудь найду… Какое-нибудь зеркальце, и ты посмотришь.
Почему Карпику пришла в голову мысль искать такую невинную вещь, как зеркальце, в рубке, я никак не могла понять. И почему мое лицо вызвало смех? Может быть, это всего лишь нервная реакция на происходящее? Но почему тогда я сама не ощущаю никакого беспокойства, никакой паники? Разве что легкое покалывание в висках.
Никакого зеркальца Карпик не нашла, зато на свет божий был извлечен вахтенный журнал. Последняя
