Беглого взгляда достаточно, чтобы понять: это — тот самый медальон.
Все камни на месте, ни один не пропал. Осталось заглянуть внутрь: там ли —
Кико.
Но до того, как я успеваю понять, что это — именно Кико, медальон предательски выскакивает из рук и падает к его ногам. Обутым в сиреневые ботинки. «Ботинки — это важно», — отстранение думаю я, мой Кико был именно в сиреневых!.. Значит — это он: тот, кто привез меня сюда, заставил подняться на вершину маяка и познакомил с телескопом. Это — он, а не тот, другой, в других ботинках, и вряд ли стоит ждать, что из-за его спины появится моя дублерша — со свежими новостями от старухи Майтэ относительно обновления ассортимента в сувенирной лавке Анхеля-Эусебио.
— Ты меня напугал, — говорю я Кико.
Кико кивает: сначала задрав подбородок, а потом — опустив его вниз. Подбородок так и остается опущенным, приклеенным к груди, — теперь мы оба смотрим на лежащий на полу медальон.
Кто первый озаботится его судьбой, ну-ка!..
Первым не выдерживает Кико.
Он нагибается, сгребает вещицу в кулак. А потом делает то, что периодически проделывал все время нашего знакомства: медленно, очень медленно раскрывает руку. И я делаю то, что проделывала все время нашего знакомства: повторяю его жест. Без всяких понуканий, просто — мне нестерпимо хочется повторить его! И всё.
Кико издает губами что-то похожее на «пффф!» (первые звуки в его исполнении, если не считать велосипедного шепота, неизвестно кому принадлежащего) и осторожно кладет медальон мне на ладонь. Все это выглядит вполне невинно и даже галантно, что не мешает мне думать о том, каких жестов следует ждать от него еще. Не сейчас — когда-нибудь. Будут ли они такими же невинными и галантными? И захочется ли мне повторить их? И если захочется — к чему это приведет?
— Мне нужно взять его? — Я скашиваю глаза на медальон, а потом перевожу взгляд на Кико.
— Пффф…
— Может быть, ты знаешь, кто принес его сюда?
— Пффф…
— Это был ты?
— Пффф…
— Моя спутница? Та, рыжеволосая… Вы ездили сюда с ней?
— Пффф…
Толку от дурачка не добиться, ясно. А что, если…
— Пффф… — произношу я, старательно подражая Кико.
Нарисованные глаза на секунду исчезают за створками век, а лицо искажается гримасой, суть которой уловить довольно трудно: то ли сожаление, то ли раскаяние, то ли желание из последних сил сохранить чужую тайну.
Не исключено, что дрянную.
— Ну ладно. Что мы будем делать теперь?
Кико разворачивается и идет в сторону выхода. Мне ничего не остается, как присоединиться к нему, но, оказавшись на улице, я проявляю чуть больше самостоятельности. И устраиваюсь на велосипедной раме вместо багажника.
— Ничего, если я сяду здесь? — запоздало интересуюсь я у дурачка.
Вместо новоиспеченного подобия ответа («пффф…») Кико приподнимает пальцами лишь один уголок губы, правый: улыбка, но не совсем, недоулыбка. Кико недоволен, но не может отказать девушке?.. Кико только этого и ждал, но жалеет меня заранее?.. Кико торжествует, что я попалась в ловушку?.. Сигналы, которые посылает мне чертов идиот, никак не желают считываться.
А может, их и нет, этих сигналов?
Я все усложняю.
…Ехать на велосипедной раме тоже довольно сложно — во всяком случае, сложнее, чем на багажнике. Нетренированной задницей я ощущаю каждую кочку, и приходится крепко держаться за руль, чтобы не свалиться.
когда Кико отгибает большой палец, под плоским и относительно чистым ногтем просматриваются крошечные обрывки ниток. Все — разных цветов, красные, желтые, черные. Чем дольше я смотрю на ноготь, тем больше странных особенностей нахожу. Это касается не самого ногтя — того, что под ним.
То, что под, — выплывает, как будто лодка из тумана.
Под обрывками ниток обнаруживаются песчинки, под песчинками — темно-зеленые волокна морской тины. Под тиной — сухие дафнии, сколько же всего может вместить пространство под коротко стриженным ногтем!.. Надо бы перестать вглядываться — вдруг там обнаружится что-то, еще более неприятное?.. А все из-за дафний.
Жалкие, мелкие паразиты, они меня напрягают!
Они заставляют вспомнить о брошенном в океанариуме теле Маноло. Мы поступили с ним не по- христиански. Мы даже не позаботились о том, чтобы накрыть его, хотя бы куском ткани. Хотя бы простыней. Ладно ВПЗР… Но я! Я всегда считала себя человеком тонким и сострадательным, ну да… да — когда дело касалось чьей-то жизни. Что делать с чьей-то смертью и как обустраивать ее, я не знаю. Наверное, первое, что нужно понять, — мертвые беззащитны. Так же беззащитны, как
Запах.
Напрасно я подумала о тлене.
Тонкий, неприятный рыбий запах неожиданно касается моих ноздрей. Если бы под ногтями Кико были спрятаны все его парфюмерные отдушки (ваниль, базилик, бергамот и чуть-чуть можжевельника) — эта оказалась бы в самом нижнем слое. Самом нижнем, на котором все покоится. С чего все и началось.
— …немного не так, — произносит Кико.
Я вздрагиваю и едва не сваливаюсь с рамы, хотя подсознательно ждала, что он снова заговорит со мной. Правда, теперь это совсем другой голос. Не особенно приятный, не обволакивающий, неуверенный, слегка надтреснутый, как будто им пользовались нечасто. А если и пользовались — то для бесконечных оправданий. Он как будто извиняется за себя заранее, вот что!..
— Течения… Течения — вот с чего все началось.
— Течения? — на автопилоте переспрашиваю я. — Какие еще течения?
— Здесь, у Талего, очень сильные течения. Мне это никогда не нравилось.
— Так вот почему вы не любите Талего…
— Я люблю Талего. Лучшего места и на свете не сыщешь… Нет, про Мадрид я не говорю. А Талего — второй в списке! Если бы не течения…
Если бы не течения, да. И если бы не отсутствие футбольной команды, в Мадриде она есть. И в Барселоне, и в Валенсии, и еще бог знает где, в любой испанской дыре. Ее нет только на Талего, но это не мешает острову оставаться вторым в списке. Значит, дело вовсе не в футбольной команде, а… в чем? И что
