Игорь Гуров
Зарево над предгорьями
НА ПРИМОРСКОМ ШОССЕ
Вовка проснулся от какого-то далекого грохота. «Гром, — подумал он с тревогой. — Неужели дождь?» Несколько минут он лежал молча, прислушиваясь. Все было тихо. Но, чу, опять грохнуло.
— Измаил, — тихонько позвал он спящего рядом друга-адыгейца. — Зимка, а Зимка!
— Мм… — промычал тот.
— Тс… Тише ты, дежурный вожатый услышит.
— Ну чего тебе? — недовольно сквозь сон спросил Измаил.
— Гром.
Сна у Измаила как не бывало.
— Гром! Дождь! Он же соревнования сорвет!
— Пойдем посмотрим, — предложил Вовка.
— А вдруг Варя увидит? Она сегодня дежурит.
Варя была одной из самых строгих вожатых приморского лагеря, и попасться ей на глаза гуляющими среди ночи не предвещало ничего хорошего.
— Да… — в раздумье проговорил Вовка. — Давай через лаз.
— Давай!
Мальчики натянули рубашки и на цыпочках двинулись вглубь палатки. Низ туго натянутого полотна отгибался и образовывал довольно широкий лаз, неизвестный никому, кроме Вовки и Измаила. Они уже не раз пользовались этим секретным ходом для того, чтобы во время тихого часа удрать в горы или ночью пойти на рыбалку.
Друзья долго пробирались ползком. Лишь добравшись до зарослей орешника и кизила, они поднялись во весь рост: здесь их никто не мог увидеть.
— Чего ты сочиняешь? — ворчал Измаил. — Нет ни дождя, ни грома. Спали бы сейчас и спали. Чего бестолку ходить?
Вовка и сам был озадачен. Ярко светила большая луна, ни одно облачко не затемняло неба, и грому неоткуда было взяться.
— Бум, бум! — донеслись со стороны моря глухие удары.
— Это на море корабли стреляют! — крикнул Измаил. — Бежим посмотрим! — И кубарем покатился под откос к белеющей внизу ленте приморского шоссе. Вовка бросился вслед за ним.
Перебежав шоссе, они встали над обрывом. Далеко внизу чуть плескалось море. Освещенное луной, оно казалось необычным, сказочным. И это впечатление усиливали громады гор, из-за которых подымалась розовая утренняя заря, тополя, казавшиеся черными в предутренний час, россыпь белых островерхих палаток лагеря.
Друзья долго всматривались в гладь моря.
— Смотри, корабль! — крикнул Измаил.
Но Вовка уже сам заметил вылетевший из-за мыса эсминец.
— Это «Грозный»! Я видел его в порту!
С огромным буруном вспененной воды на носу несся невдалеке от берега эсминец. Как зачарованные смотрели мальчики на грозно ощетинившиеся орудийные башни, чуть скошенные назад трубы. И вдруг горячая струя воздуха, золотые клубы огня взметнулись к небу. Корабль затянуло дымом, раздался тяжелый двойной грохот. Гром носовых орудий слился с грохотом орудий на корме; через несколько мгновений этот грохот повторило эхо горных ущелий.
Один за другим над морем гремели залпы.
— Смотри, смотри! — воскликнул Измаил. — Они по самолету стреляют.
— Ну чего же особенного? — невозмутимо отозвался Вовка. — Маневры.
Отстреливаясь от наседавших на него двух самолетов, эсминец уходил все дальше от берега. Когда залпы орудий стали чуть слышны, мальчики тем же путем, никем не замеченные, возвратились к себе в палатку. Но уснуть под впечатлением только что виденного они не могли.
— Вовка, — зашептал Измаил. — А если бы война, ты что бы делал?
— Я?.. Я попросился бы к брату Юрке на заставу. Только ведь не позволят, — он вздохнул. — Что нам делать? Так бы и пришлось учиться, как учились.
— А если бы белые или фашисты сюда пришли, тогда что? — продолжал допытываться Измаил.
— Тогда бы я, Зимка, в партизаны пошел.
— А я бы в конницу, — быстро зашептал Измаил. — Вот я в ауле кино смотрел. Там один парнишка в конницу попал, на тачанке ездил и из пулемета строчил по белякам. Красота!
— Да, — согласился Вовка. — В коннице тоже здорово.
Через откинутый полог палатки проскользнул первый луч солнца. Наступило утро 22 июня 1941 года.
Ровно в девять часов запели горны, разнеслась по лагерю барабанная дробь. Замер строй отрядов. По высокой мачте пополз вверх флаг общелагерных стрелковых соревнований. По жребию Вовке досталось стрелять в последней группе. Это огорчило его: слишком велико было нетерпение, и он очень завидовал Измаилу, который стрелял одним из первых.
Самой трудной была стрельба по движущейся цели. Неожиданно из окопчика появлялся макет самолета; он быстро пролетал по фронту и скрывался. Затем вылетал второй, третий.
Измаил пришел с линии огня смущенный и расстроенный: ему удалось попасть лишь в один из трех самолетов.
— Ты понимаешь, что неправильно? — отведя друга в сторону, объяснял Вовка. — Не так нужно стрелять. Самолет вот здесь, а целиться надо на два корпуса вперед. Пока ты выстрелишь и пуля долетит, самолет будет как раз на том месте.
— Говорить-то просто, — огрызнулся Измаил. — Посмотрим, как еще ты будешь стрелять.
Выпущенные Вовкой пули ложились одна за другой в самый центр мишеней. В упражнении по движущейся цели он сбил все три самолета.
На зеленой площадке снова выстроились отряды. Начальник лагеря Борис Владимирович зачитал решение жюри. Первое место присуждалось Владимиру Кошубе. Тут же покрасневшему Вовке вручили приз — настоящий полевой бинокль в футляре из желтой скрипящей кожи. Подарки получили десять лучших стрелков. Среди них был и Измаил; ему достались компас и книга в красивом переплете.
Вручение подарков подходило к концу, когда у ворот лагеря остановилась легковая машина. Приехала Новикова — секретарь горкома комсомола близлежащего портового города. Она отозвала начальника лагеря в сторону и что-то взволнованно говорила ему. Менее чем через полчаса все уже знали о начавшейся войне.
В тот предрассветный час, когда Вовка и Измаил наблюдали за боем эсминца «Грозный» с фашистскими самолетами, командир казачьего корпуса генерал Тюриченко читал только что полученную из Москвы шифровку. Она была краткой: корпусу приказывалось в ближайшем порту грузиться на пароходы и идти под Одессу.
Через два часа первый полк начал грузиться на теплоход и прицепленные к нему две большие баржи.
Погрузка была в самом разгаре, когда из-за облака вынырнул раскрашенный под фазана самолет с крестами на крыльях и хвосте. Зенитная батарея, прикрывающая порт, еще не успела открыть огонь, как от
