С Радием Васильевичем я познакомился неожиданно и сразу коротко. Было это на юбилейных торжествах по случаю 100-летия Кронштадтского арсенала в 1977 году. Официальная часть мероприятия задерживалась: ждали сообщения из Москвы о награждении арсенала орденом Октябрьской революции. Начальник УПВ ВМФ контр-адмирал С. А. Бутов, недавно получивший это звание, неспешно принимал парад полка минеров, рубивших строевой шаг вместе со своим командиром В. А. Молчановым, вышедшим по этому историческому поводу из госпиталя. Гостей занимали экскурсиями по арсеналу и по городу. Те, кто с достопримечательностями был знаком, расположились в кабинете замполита. Здесь были Андрей Андреевич Хурденко, Валентин Михайлович Ковтун, Грант Мигранович Акопов, Валентин Кузьмич Гусаров, Радий Васильевич Исаков и другие. Почему-то вопрос коснулся Сталинградской битвы, то ли по случаю предстоящего 35-летия, то ли по случаю целесообразности восстановления названия города. Помню, мне показалось уместным вставить в общий разговор фразу о том, что в августе 1942 года я еще находился в Сталинграде, в Сарепте, и уходил вместе с матерью на последний эшелон, стоявший на пароме. Я не уточнил, что было мне всего пять лет и что мать тянула меня за руку по дощатому мостику, как мне показалось, до самой середины Волги.
— Вы были в Сарепте? В 1942? А на какой улице вы жили? — Радий Васильевич забросал меня вопросами. Мы отошли в сторонку.
— Название улицы не помню. Она упиралась в заводскую проходную. Часто ходил смотреть на портрет отца, висевший при входе. Помню серые трехэтажные дома с массивными балконами.
Мой ответ его удовлетворил.
— Мы с вами были соседями. Как вы там оказались?
— Опять же последним эшелоном из Ленинграда. Эвакуация с грузом Ижорского завода. В конце августа 1941 года. Так что мы жили там всего год.
— Я тоже недолго. В 42-м году в Сарепте я окончил среднюю школу, тоже был эвакуирован в это же время, а затем был призван в армию. Сначала нас увезли в тыл на учебу. Воевал я в противотанковой артиллерии. Первый Прибалтийский фронт.
Я, вероятно, не к месту стал вспоминать об ужасных августовских налетах фашистской авиации на Сарепту, про многочисленные жертвы среди соседей по дому; про запомнившийся отменный урожай арбузов; и про свое хобби — сбор разноцветных осколков рваного металла сразу после отбоя воздушной тревоги. Радий Васильевич меня не перебивал и, когда я закончил рассказ о своих боевых действиях, он продолжал:
— Да, было тогда жарковато. Но в боях пострашней, Я дошел до Кенигсберга. Там меня ранило. В 1945-м демобилизовался. Окончил «Баумана» и вот с 1951-го года я торпедист.
Я коротко поведал о своей торпедной жизни: Оружейка — флот — Академия — институт.
— А сейчас в каком отделе?
— Начальник отдела эксплуатации.
— Непростой отдел.
— Да. Стараниями разработчика.
— Что так?
Я коротко посетовал на проблемы, от которых НПО «Уран» постоянно уклонялся — телеуправление, кислородная торпеда, системы автоматического контроля, безводолазный подъем торпед, передвижные базы оружия. Когда еще представится возможность, не торопясь, доложить Генеральному директору НПО «Уран» обо всех тяжелых вопросах по торпедам без посредников? Он слушал, слушал, но потом резко возразил:
— Торпеды нужно заказывать в специализированном научно-производственном объединении, а не у частных лиц!
— Какие же частные лица? СКБ завода, институт автоматики.
— Ну вот с ними и имейте дело, если заказали у них. Чувствовалось, что он рассержен и нужно было срочно полировать ситуацию, но я этому еще не был обучен. Поэтому я упорно твердил, что от хороших идей нельзя отворачиваться только потому, что они чужие. Внезапно он согласился:
— Насчет кислородных торпед следует подумать.
Мы вернулись в общий разговор о срывающемся праздничном мероприятии. Потом было торжественное собрание, весть о награждении арсенала, горячие поздравления. Исаков поздравлял первым. Он стремительно подошел к трибуне, словно делал разбег перед прыжком, и начал с исторической роли арсенала в развитии минно-торпедного оружия в России. Его речь была правильной по всем канонам:
— Вместе с заводом Лесснера, ныне «Двигателем», Кронштадтский арсенал является родоначальником минно-торпедного производства в России… В торпедной мастерской арсенала трудились известные революционеры, сподвижники Ленина: Иван Бабушкин и Эйно Рахья… Свой вековой юбилей Вы встречаете в обстановке трудового и политического подъема, вызванных историческими решениями XXV съезда КПСС, подготовкой к 60-летию Великого Октября, досрочно и с высоким качеством выполняя производственные планы…
Завершив ритуальную часть, Радий Васильевич показал далее сидящим в зале, что не понаслышке знает об обстановке на арсенале: недостатке ремонтного фонда, низких расценках, отсутствии запасных частей. Он обещал содействие. Он знал, что и арсенал оказывает временами неоценимую помощь «Двигателю», выступая в роли цеха «для доделок» последних плановых торпед в конце месяца: на флот их отправлять еще нельзя, а выкатывать за ворота «Двигателя» необходимо. Зал аплодировал Генеральному директору научно-производственного объединения «Уран». При выходе из зала мы опять случайно оказались рядом.
— Заходи, земляк, если будут вопросы. Всегда приму тебя первым…
Мы не встречались три года. Наши пути пересеклись в июне 1980-го на Северном флоте. Мы жили в гостинице «Полярные зори» в номере «Люкс», взятом на троих из-за отсутствия свободных мест. Третьим был Грант Мигранович Акопов. Точнее, третьим был я, так как номер взяли Акопов с Исаковым. Я был на правах подселенца на огромный диван. Вообще-то, Акопова сопровождал Валентин Вязников, но как бывший северянин, он устроился у друзей. Прежде чем рассказывать о нашей работе, следует вспомнить события, заставившие срочно прибыть на флот целой комиссии. В начале 1980 года на Северном флоте было произведено пять практических стрельб торпедами калибра 65 см. Две в марте и три — в начале июня. Все они, за исключением одной, завершились неудачно. Торпеды тонули в районе точки залпа. Доклад о результатах стрельб за подписью командующего Северным флотом адмирала Чернавина лег на стол начальника Главного штаба ВМФ адмирала флота Егорова Г. И. Внимательно прочитав шифровку, адмирал флота вскипел: «Чем там занимаются в Управлении Противолодочного Вооружения?» Накладывая резолюцию, Григорий Михайлович не стал церемониться в выражениях…
Торпеда калибра 65 см предназначалась для атомоходов второго поколения. Получить высокие тактико-технические характеристики торпед в калибре 53 см в требуемые сроки не удавалось. Потому и решено было альтернативно разработать «толстую» торпеду. Всем казалось, что пара «керосин — перекись водорода» достаточно хорошо известна на флоте с 1957 года, и поэтому такая торпеда может быть быстро создана и успешно освоена. На Государственных испытаниях подводных лодок стрельба торпедами производилась на короткую дистанцию, поэтому особых замечаний не было. Стрельбы на полную дистанцию с больших глубин принесли же результат как гром среди ясного неба. Планируемые мероприятия по передаче технической документации на завод-изготовитель от НПО «Уран» и вопросов эксплуатации торпеды из отдела разработки Минно-торпедного института в отдел эксплуатации повисли в воздухе. Торпеда оказалась как бы без «хозяина». От нее все отвернулись.
Всю эту кухню отлично представлял начальник торпедного отдела УПВ ВМФ Грант Мигранович Акопов и был озабочен скорейшим решением вопроса. «Сейчас главное — провести показательные стрельбы, успокоить начальство и флот, а затем я капитально возьмусь за НПО „Уран“ и его руководство». Он был крайне недоволен практикой назначения и низкой эффективностью работы Главных конструкторов торпед в НПО «Уран». Им мог быть и начальник отдела, и ведущий инженер. Ни широких прав, ни жесткой ответственности, ни инициативы. Структура института «размывала» ответственность Главных
