аллергии.
— Я принесу тебе воды, — сказала Кэролин.
Она пошла в офис, чтобы взять чашку Энн.
— Как она там? — спросил отец Коллинз. — Что с ней?
— Это женские проблемы, — ответила Кэролин. — Вы в этом ничего не смыслите.
Она отнесла Энн чашку вместе с тайленолом и упаковкой фенатола. Даже в уборной, над унитазом, со спущенными джинсами, Энн выглядела очень хорошенькой, у нее были стройные, как у подростка, бедра и упругие икры без капли жира. Кэролин почувствовала тоскливую зависть.
— У меня что-то с желудком.
— Ты серьезно больна.
— У нас в школе это называли «месть Монтесумы».
— Понос?
— Да.
— Только этого нам не хватало! Грипп, месячные, а теперь еще и понос.
— Да. И мне опять тяжело дышать. У меня снова обострилась астма.
— Иногда нужно делать перерыв. Понимаешь, о чем я? Твое тело взбунтовалось, милая Энн. Оно просит тебя: «Помоги мне, давай сходим к доктору».
— Завтра. Во второй половине дня. После встречи с Пресвятой Девой.
При этих словах Кэролин закатила глаза.
— Я съела слишком много апельсинов, вот и всё, — сказала Энн. — Все будет нормально.
Кэролин направилась назад, в офис. Священники сидели ссутулившись и наперебой зевали.
— Мы тут размышляли о феномене мучеников, — сказал отец Коллинз. — В связи со страданиями Энн.
— Мученики… — задумчиво произнесла Кэролин. — Неплохое название для рок-группы.
— Речь идет о душе, избранной Богом, — сказал отец Батлер, — которой предназначено вынести множество страданий и болезней во искупление грехов человечества. Предположительно, такая душа разделяет страдания Христа. Так считают чудаки, которые верят в подобные вещи. На самом деле это полная ерунда. Первый пример, который приходит мне в голову, это история Вероники Люкен, провидицы из Квинса, известной также как Вероника Креста.
— Никогда о такой не слышала.
— Чем она только не болела! Диабет, камни в желчном пузыре. Не помню, чем еще, все это продолжалось не один десяток лет. Еще была провидица по имени Мэри Энн Ван Хуф, которая обожала разглагольствовать о евреях и коммунистах. Кажется, у нее на руках были стигматы, при этом ее беспрерывно тошнило.
— Хватит, — сказала Кэролин. — Я больше не желаю это слушать. Пойду посмотрю, как там Энн.
— Прекрасно, — сказал отец Батлер.
Энн стояла у раковины и мыла руки. Она туго затянула надвинутый на голову капюшон.
— Больше никаких апельсинов, ты права, — сказала Кэролин. — Там слишком много кислоты. Или чего-то еще.
Она помогла Энн добраться до офиса, устроила ее на кушетке и укутала одеялом.
— Надеюсь, вам лучше, — сказал отец Батлер. — Мне бы не хотелось продолжать беседу, если она представляет угрозу вашему здоровью.
— Со мной все в порядке.
— Вы уверены?
— Я нормально себя чувствую.
— Ладно, — сказал отец Батлер, — тогда я попрошу вас рассказать мне немного о том, как вы пришли к вере.
— Что вы имеете в виду? — спросила Энн.
На лице отца Батлера промелькнуло легкое раздражение.
— Я хочу знать предысторию. Опишите свой духовный путь.
— Духовный путь? — переспросила Энн. — Думаю… мне кажется, все произошло на берегу моря. Всё из-за моря. Мне нравится океан, очень нравится, я люблю смотреть на волны. Когда я вижу море, у меня возникает такое необыкновенное чувство… Не знаю, как сказать. Наверное, многие ощущают нечто подобное, когда приходят на берег моря. Да, еще звезды, — подумав, добавила она. — Конечно же, звезды. В сентябре я иногда ставила палатку в горах, где хорошо видны звезды, в ясную ночь конечно, и тоже чувствовала что-то похожее. Наверное, все это и так понятно, но раз уж вы спрашиваете… И еще уйма разных мелочей. Ну, например, эти штуковины, как их там… которые сыплются с кленов весной в ветреный день… Я представляла, как из них вырастут новые деревья, и, знаете, при этом у меня тоже появлялось такое странное чувство… Или когда я подолгу разглядывала какую-нибудь букашку, гриб или травинку. Это, наверное, и был этот… как его… духовный путь. Когда я все это видела. Это происходило постоянно. Обычный ветер или что-нибудь еще вдруг вызывали у меня такое непонятное чувство…
— Какая прелесть! — воскликнула Кэролин. — Да ты настоящий поэт!
Отец Батлер, склонившись над своим блокнотом, сказал:
— Прошу вас, Энн, продолжайте. Мне очень хочется услышать от вас что-нибудь еще. Расскажите о своих мыслях.
— О чем я должна рассказать?
— О чем угодно. Говорите все, что приходит в голову. Наиболее памятные эпизоды вашей жизни, светлые воспоминания, неприятности. Я…
— Она не сумасшедшая, — сказала Кэролин. — Если вы имеете в виду это. Она абсолютно нормальна.
— Я не говорю, что она сумасшедшая.
— Но подразумеваете.
— Ни в коем случае.
— Да.
— Ничего я не подразумеваю.
— Могу поспорить, вы считаете ее шизофреничкой. С параноидальным бредом. Или что у нее пограничное состояние.
— Теперь, — вздохнул отец Батлер, — я хочу задать очень простой вопрос. — Он поскреб уголок рта и поморщился. — Мне неприятно об этом говорить, поверьте, но спросить это — мой долг. Алкоголь и наркотики. Что вы на это скажете?
— Ни то ни другое, — ответила Энн. — Я не употребляю ни того ни другого.
— Этот ответ меня не удовлетворяет.
— Я же сказала, я не употребляю ни того ни другого.
— А в прошлом?
— В прошлом — да. Признаю.
— Как давно это было?
— Несколько недель назад.
— Что значит «несколько»? Сколько именно?
— Наверное, три. Три или четыре.
— Наркотики или алкоголь?
— Марихуана.
— И только?
— Марихуана и грибы.
— То есть слова «я не употребляю ни того ни другого» означают, что три или четыре недели назад вы употребляли марихуану и галлюциногенные грибы? Я правильно вас понял?
— С грибами я завязала раньше. Четыре недели назад.
Нахмурив брови, отец Батлер торопливо писал в блокноте.
— Простите, — сказал он, — я очень медленно пишу. — Он оторвался от блокнота, но отблеск света на стеклах его очков не давал увидеть его глаза. — Это важно, — пробормотал он.
