а вот и он, легок на помине.
Прямо перед носом снижающейся «Манты» заложил крутой вираж стандартный полицейский «Змей» с устрашающе размалеванными килями. Маневр завершился мгновенным, как в дыру в полу, провалом вниз, «визитной карточкой» Нила Решетникова, и Кондовый добродушно усмехнулся: как был Нилушка позером, так им и остался.
Впрочем, мгновение спустя Варфоломею стало не до улыбок: решивший, видимо, напоследок подгадить контрабандист дал еще один залп. Рудовоз опасно накренился, и пилот, сдавленно матерясь, принялся левой рукой выравнивать его, удерживая на заданном курсе. Правая рука тем временем привычным, чуть ли не с пеленок отработанным движением захлопнула забрало шлема и подключила систему регенерации воздуха — этого настойчиво требовали загоревшиеся на панели огоньки, сообщавшие о повреждении системы жизнеобеспечения.
Несколько часов спустя настроение Кондового, и так-то изрядно подпорченное, упало окончательно. «Манта», совершившая более чем жесткую посадку, была невосстановима. То есть восстановима, конечно, но цена… дешевле новую купить, да только где взять столько бабла? За эту-то кредит еще не выплачен. Премию Нил выдаст, конечно, и если страховщики не заартачатся, как раз хватит рассчитаться, а дальше… опять, стало быть, в долгах как в шелках… Черт, вот ведь невезуха!
Варфоломей зло пнул посадочную опору ни в чем не повинной — и ни на что уже не годной — «Манты», с трудом удержался от того, чтобы не выпалить хоть во что-нибудь, и угрюмо поплелся к присланному полицией транспорту. Прибывшие на нем техники уже давно закончили свою работу и благополучно сидели внутри, только он все бродил вокруг покореженного корабля, не в силах смириться с тем, что снова стал безлошадным. Его грызло острое чувство несправедливости: почему какие-то засранцы летают на таком кораблике, что закачаешься, а он, честный — хоть и молодой — пилот, вынужден теперь соображать, как расплатиться за одну рухлядь и где раздобыть средства на другую?
Неделю спустя дела по-прежнему были хуже некуда, даже и не думая идти на лад. Узнавший о происшествии банк потребовал немедленного возврата кредита. Страховая компания начала предъявлять претензии, ссылаясь на преднамеренное причинение вреда имуществу и отказываясь выплачивать положенное. И хотя Управление по борьбе с контрабандой быстро объяснило зарвавшимся клеркам, с какой стороны у бутерброда масло, Варфоломей прекрасно понимал, что ни кредита, ни страховки на приемлемых условиях ему в ближайшее время не видать. И что теперь? Идти на жалованье? После вольной-то жизни… н-да. Да еще и экологи взъелись: не понравился им, видишь ли, способ, которым Кондовый посадил чужака…
Так что Нил Решетников ничуть не удивился, когда троюродный брат (по меркам Заката — родственник из ближайших) встретил его мрачным взглядом и невнятным рычанием вместо приветствия, даже не взглянув на протянутую руку. Заслужил, что уж там — подставил братца по полной программе. Вон, даже Мать Кондовых не поленилась, высказала свое «фи» Матери Решетниковых. А Мать, соответственно, учинила Нилу такой разнос, что хоть под плинтус забивайся.
Общественное устройство Заката вообще отличалось изрядным своеобразием — по меркам остальных миров Человечества. Условия жизни на планете были таковы, что обеспечение рождения и безопасного воспитания детей представляло собой немалую проблему. А потому семья была альфой и омегой, не ячейкой общества, а его основой, причем заправляли в семье женщины. Никак не закрепленный конституционно, матриархат был, тем не менее, реальностью, данной в ощущениях, но… Но женщины Заката смеялись в лицо время от времени набегавшим в поисках вдохновения феминисткам. Сам Нил однажды услышал короткую отповедь, которую Мать соблаговолила выдать залетной социологине: «Я, конечно, врач, голубушка, но клиническая идиотия — не мой профиль». Социологиню, поперхнувшуюся восторженными эпитетами, как ветром сдуло.
— Варь, ты это… — Нил не знал, как начать разговор. — Ты меня извини. Кто ж знал, что так получится.
— Никто не знал, — хмуро буркнул Варфоломей, — да только мне-то что теперь делать прикажешь?
— Да я, собственно, как раз по этому поводу и пришел… тут такое дело… в общем, если хочешь, можешь взамен «Манты» забрать себе корабль, который посадил. С начальством я все уже утряс, вот.
— Кора-а-а-абль… — протянул Кондовый, разом подобравшийся, как кот перед мышиной норой. Видел он такое в старых записях, на Закате-то мышей не было.
Соглашаться сразу не хотелось, не хватало еще лицо потерять, однако…
— А что за корабль-то? Я его и не разглядел толком.
Решетников замялся.
— Ну ладно тебе, Нил, что там с этим кораблем?
— Да как тебе сказать… хороший корабль. Только не наш.
— Ну, это понятно, — пожал плечами Варфоломей, но кузен покачал головой, явно собираясь с духом.
— Ничего тебе не понятно. Не наш — значит, не человеческий. Хотя и гуманоидный, да.
— Рекновский, что ли? — Сказать, что Варфоломей был удивлен, значило не сказать ничего. На имевшиеся изображения корабля рекн прижатая им к поверхности посудина не походила ну никак.
— И не рекновский, — криво усмехнулся Нил. — Есть многое на свете, друг Горацио… ну, ты меня понял.
Кондовый не сразу нашелся, что ответить. Подошел к окну, полюбовался вихрями, которые закручивал за пределами купола налетевший ниоткуда штормовой ветер — обычное явление для этого времени года. Хмыкнул:
— А где они его взяли?
— А черт их разберет. Капитан смыться попробовал, так мы его под горячую руку и… того… а команда не в курсе. Надыбал где-то босс, у этой публики знаешь, какие аукционы бывают? Чего только нет… Инструкция, правда, имеется, они ж даже не первые человеческие хозяева, были и до них. Бортач за уменьшение срока готов в лепешку расшибиться. Мамой клянется, что там и один человек с управлением справится… утверждает, кстати, что если бы кэп не запаниковал, а пустил его за пульт, хрен бы мы их взяли. Так что скажешь?
— Согласен! — сделав для порядка умное лицо, кивнул Варфоломей и пожал-таки руку кузена.
Еще неделя прошла в хлопотах. Новый корабль оказался и прост и сложен одновременно, но простоты было больше, а сложности… Сложности, по мнению Кондового, следовало преодолевать в процессе эксплуатации. Было бы на чем взлететь, а как садиться будем — по ходу пьесы разберемся, не впервой. Бортинженер контрабандистов, за хорошим поведением которого наблюдали трое парней из отдела Решетникова, в герои отнюдь не рвался и пакостить даже не думал. Нил по большому секрету поведал Варфоломею, что толковым мужиком заинтересовалась семья Вересовых, даже залог согласились внести, а это было кое-что. Ну да, преступник, так не век же ему преступником быть. Конечно, уроженцу Волчка на Закате, прямо скажем, тяжеловато, но сперва экзач[1] поможет, а там подкачается.
В первый же день Кондовый понял, что имел в виду захваченный бортинженер, когда говорил, что в случае грамотного управления никакая полиция сей кораблик не достала бы при всем старании. Небольшое — всего-то семь тысяч тонн грузоподъемности — судно умело в случае необходимости становиться невидимым. Совсем. Отследить его можно было только исключительно по тепловому следу либо же по гравитационному возмущению. Но пока это еще коллеги Нила сообразили бы, что именно следует искать… А орудийные системы? Сказка! Не повезло покойному капитану. А вот ему, Варфоломею Кондовому, повезло. И очень.
Это тебе не старенькая «Манта», на таком корабле можно возить грузы совсем другой ценовой категории. Что и подтвердил Силантий Вересов, предложив более чем выгодный фрахт: срочно доставить на Волгу две тысячи тонн терния для перерабатывающей фабрики, весомый пай которой принадлежал местной общине выходцев с Заката. Раздумывать было нечего. Конечно, боезапас маловат, да и
