— Надо терпеть, — коротко ответил Хрёрек. — Эти люди — наша опора, но такая опора, будто весенние льдины, все время норовит выскользнуть из-под ног. Так будет всегда. Привыкай, если хочешь власти.
— Уж не знаю, хочу ли я ее… — пробормотал Велем. Раньше ему жилось гораздо проще. — За этих куниц паршивых кровью братьев платить приходится. Да и что мне с этого богатства — зимой и летом в дороге, спишь на снегу, будто собака, весь в грязи, как леший, жену в лицо едва помню, а дети родные меня не знают — подойду, так плакать начинают…
— Так будет не всегда. Со временем ты станешь посылать в бой не своих родичей, а чужих людей, и чужие люди будут возить твои товары, а ты только сидеть в теплом доме в обнимку с женой и пить греческое вино. И оставишь своим детям гораздо больше, чем сам получил от отца. Или у тебя, у твоего рода, нет врагов, кроме руси? Или тебе не нужны силы и сторонники для борьбы с соперниками? Но все эти блага не даются даром, за них надо платить. И у вас уже нет другого пути. Пойми: твой мир меняется, и это неизбежно. Если ты не возьмешь власть над другими, другие возьмут власть над тобой. Будь первым. Как только люди поймут, что к чему, желающих припасть к источнику будет предостаточно.
Велем промолчал: Хрёрек был прав. Если даже дикая оятская бепся ходила в походы ради полона на продажу, то для них, живущих на Волхове, другого пути просто нет. Если они не возьмутся за свои дела сами, придет новый Эйрик конунг, Иггвальд конунг, Одд конунг…
Но одна неожиданность в доме Ульяжа-ижанда все-таки подстерегала. Вернее, неожиданностью она стала только для воевод и даже для Селяни, который совершенно за это время забыл, с чего все началось. На пиру, когда хозяин предложил поднять кубки в честь воеводы Велема и его рода, молодая женщина внесла большой рог, правда, без оковки, но зато покрытый искусной тонкой резьбой. Одета она была хорошо: в верхницу из тонкой крашеной шерсти, с белым льняным покрывалом на голове, с ожерельем из дорогих стеклянных бус, даже с тонким серебряным браслетом. Судя по всему, это была жена хозяина и, несмотря на юные годы, старшая женщина в доме. Но едва лишь она вошла, как кто-то охнул рядом с Селяней и чей-то голос воскликнул в изумлении:
— Ильве!
Женщина вздрогнула, чуть не выронила рог, обернулась… И Селяня вытаращил глаза: под женским покрывалом он не сразу узнал хорошо ему знакомое и такое милое лицо средней дочери давно покойного Кульво из Юрканне. Он видел ее лишь в середине нынешней зимы, но с тех пор произошло столько событий, что, казалось, миновали годы.
А Пето бросился к любимой сестре. Он помнил, что она должна быть где-то здесь, да и родственницы, ехавшие в обозе, постоянно напоминали ему, что Ильве увез к себе Ульяж-ижанд. Но пока некогда было спросить хозяина о пленнице — и вот она сама нашлась, причем в качестве жены и хозяйки!
— Пето, мой любимый! — Ильве едва успела сунуть кому-то рог и обняла брата. — Ты жив! Откуда ты взялся? Из Туонелы, не иначе! Я знаю, ведь всю Юрканне сожгли! Они убили всех старших — Лохи, нашу мать, тетку, и Ярки тоже убили! А девчонок всех увезли, я не знаю, что с ними теперь!
— Они со мной, я давно освободил их, мы убили всех Туоре-лапсед, их дома сожжены! — горячо хвастался Пето, который к горьким новостям давно привык. Он знал даже больше, чем она. — Они со мной, ты их скоро увидишь! Но ты, как ты живешь? Я вижу, ты вышла замуж?
— Ты ведь Пето сын Кульво? — К ним подошел сам Ульяж. Все гости замерли, с удивлением наблюдая разрешение еще одной родовой распри. — Я рад, что ты выжил и даже, судя по твоим словам, сумел найти своих сестер. Поверь, я был крайне недоволен тем, как мои родичи Туоре-лапсед обошлись с твоими родными и с Юрканне. Они позвали меня на помощь, и я поехал, надеясь разрешить взаимные обиды и склонить оба рода к миру. И вы, и они достаточно пострадали, и не нужно было гневить богов и огорчать духов предков новым кровопролитием. Но я даже не успел вмешаться, и Лахья с братьями ничего не хотели слушать. В гневе я пригрозил, что отрекусь от родства с ними. Тогда они предложили мне дочь Кульво, ту, к которой сватался Тарвитта, уверяя, что это самая ценная их добыча. И поистине это так! Поистине не бывало девы более красивой и разумной. Жена моя умерла уже два года назад, но я, еще чувствуя себя в силах, ввел Ильве дочь Кульво в дом как свою жену. Всякий скажет, что она ни в чем не терпела от меня обиды, ведь так, жена моя? И раз уж мы стали родичами без твоего ведома, я готов выплатить тебе выкуп за невесту, хоть и с опозданием, но такой, что не уронит чести твоей и моей. И я предлагаю тебе мою родственную дружбу и поддержку во всех делах. Если ты остался единственным из мужчин, то тебе она пригодится.
— Но сначала нужно спросить саму женщину, чего бы она хотела! — выкрикнул Селяня, не давая Пето ответить. — Ты, Ульяж-ижанд, взял ее в жены, когда у нее не было выбора. Теперь у нее есть выбор: она может вернуться к своему брату, а он имеет право подобрать ей другого мужа. Несправедливо будет взыскивать с тебя, если ты хорошо обращался с ней. Но и удерживать ее у нежеланного ей мужа тоже будет несправедливо.
— Спроси: муж хорошо обращался с ней? — приказал Велем Селяне.
— Да, хорошо, — ответила Ильве, в упор глядя на Селяню и словно бы желая сказать нечто важное именно ему.
— Спроси: она хочет остаться у мужа или вернуться к брату?
— Я предпочла бы вернуться к брату, если он даст мне другого мужа, — прямо ответила Ильве.
— Какого другого? — перевел Селяня следующий вопрос, безуспешно пытаясь подавить ухмылку. Глаза Ильве уже ответили ему.
— Того, кто оказал моему роду помощь, когда мы очень в этом нуждались, и кого мой брат Пето считает своим старшим побратимом. Это он. Селянне сын Хото…няге, — с трудом выговорила Ильве.
— Нет, постойте! — Обеспокоенный Ульяж сделал шаг к Велему и протянул руку. — Воевода Велем! Я признаю… я готов признать, что раз уж я взял эту женщину в жены без согласия ее брата — видят боги, я не знал, что он жив! — я признаю, что он имеет право потребовать ее назад и даже… отдать другому!
Лицо его изменилось и побледнело, и видно было, что он с большим трудом принимает необходимость расстаться с молодой, красивой, любимой женой, да еще и с рук на руки передать ее молодому сопернику! Красноречивые взгляды, которыми обменивались Ильве и Селяня, он понял без труда.
— Но не делайте этого сейчас! — Он даже взял Ильве за руку и так обращался то к Велему, то к Пето. — Я не хотел бы говорить об этом… но если нужно решить… моя жена беременна. Несправедливо будет отнять у меня нерожденного ребенка, новый долгожданный росток моего рода. Пусть она останется в моем доме, пока ребенок не родится. Я дам любой выкуп за то, чтобы ребенок не был у меня отнят. И… может быть, тогда она уже не захочет расставаться с отцом своего первенца…
Хрёрек сделал Велему знак: ребенок — это отлично. Оставлять его здесь нельзя, но с помощью этого не рожденного еще отпрыска старейшину можно будет держать в руках всю оставшуюся жизнь! Это отличный случай взять заложника у того, кто не подавал повода применять к нему эти меры.
Но Ильве все испортила.
— Чтобы можно было принять правильное решение, я тоже должна сказать кое-что, пусть я и не хотела бы этого говорить сейчас! — заявила она и положила руку на живот. Под складками шерстяной одежды и вышитым передником замужней женщины еще ничего не было заметно, но сообщать о беременности посторонним весьма опасно — могут сглазить. — Ты хорошо обращался со мной, Ульяж- ижанд. — Она поклонилась мужу. — И было бы несправедливо отнять у тебя жену, носящую твоего ребенка. Но дело в том, что это не твой ребенок! Он уже был во мне, когда я пришла в твой дом. А отец ребенка — он!
И она показала на Селяню. По толпе пробежал гул, Велем ухмыльнулся, Селяня приосанился. Он этого, разумеется, не знал, но ничуть не удивился. На лице Пето отразилось изумление, и на Селяню он при этом бросил не самый дружеский взгляд. Он сообразил, когда и как это могло случиться: приглашая «стаю» ладожских «волков» истребить медведя-людоеда, он вовсе не рассчитывал, что те полезут под подол его сестрам. Но теперь делать было нечего. После того как Ильве объявила о своем положении во всеуслышанье, ему оставалось только сделать вид, что он давным-давно обещал свою сестру в жены Селяне и теперь должен выполнить обещание.
— Не огорчайся, уважаемый Ульяж-ижанд, мы с удовольствием поможем тебе подобрать другую жену, не менее молодую и красивую, чем эта! — утешал потом хозяина Хрёрек, когда пир потек своим чередом. —
