только в январе 1605 года. Раньше в Москве, вероятно, не знали, на кого подумать и кем назвать Самозванца. Достоверность этого официального показания принимали на веру все старые наши историки, принимал и С.М. Соловьев, который держится, однако, того убеждения, что обман Самозванца с его стороны был неумышленный и что Отрепьев сам верил в свое царственное происхождение. В 1864 году явилось прекрасное исследование Костомарова относительно личности первого Самозванца. В этом труде он доказывает, во-первых, что Лжедимитрий и Отрепьев два разных лица; во-вторых, что названный Димитрий не был царевичем, но верил в свое царское происхождение; в-третьих, что Самозванец был делом боярских рук. Виднейшим деятелем этой интриги он считает Богдана Бельского. В том же 1864 году появилась статья Бицына. Бицын (псевдоним Павлова) старается доказать, что в Москве к самозванству готовили именно Григория Отрепьева, но что царствовал будто бы не он: в Польше Отрепьева заменили каким-то другим неизвестным лицом, подставленным иезуитами. Но в статье Бицына есть один недостаток: в ней нет второй половины биографии Отрепьева (после его бегства в Литву) и первой половины биографии неизвестного Самозванца (до его вступления в роль царевича). В 1865 году появился и еще труд о Лжедимитрии, B.C. Иконникова. В своей статье «Кто был первый Лжедимитрий» Иконников берет в основу своего исследования точку зрения Маржерета и некоторых других современников, что Лжедимитрий есть истинный царевич, спасенный вовремя от убийц. Затем является в 1866 году статья Добротворского, которому удалось найти документ, гласящий, по его мнению, что Лжедимитрий был не кто иной, как Отрепьев. Документ этот – надпись в одной из книг в библиотеке Загоровского монастыря (Волынской губернии). В книге Василия Великого о постничестве внизу по листам отмечено: «Лета от сотворения мира 7110 (1602) месяца августа в четырнадцатый день сию книгу... дал нам, иноку Григорию, царевичу московскому, с братиею, с Варлаамом да Мисаилом, Константин Константинович... княже Острожской, воевода киевский». По этой надписи видно, что Отрепьев с Варлаамом и Мисаилом был в Киеве и получил эту книгу от князя Острожского. Часть надписи, однако, со словами «инок Григорий», сделана другою рукою, чем остальная надпись. Добротворский сличал этот почерк с документом, на котором была подпись Лжедимитрия, и почерки ему показались тождественными. Из позднейшей литературы о Самозванце помянем «Исследование о личности первого Лжедимитрия», принадлежащее господину Казанскому и помещенное в «Русском вестнике» за 1877 год. (Казанский видит в Самозванце Отрепьева); затем ряд изысканий отца Павла Пирлинга, который воздерживается от категорических заключений о происхождении Самозванца; далее «Смутное время Московского государства» господина Иловайского, суждения которого, напротив, более категоричны, чем вероятны; затем труд Александра Гиртберга во Львове «Dymitr Samozwaniec» и Е.Н. Щепкина «Wer war pseudo-Demetrius II?». Особенно ценно изданное отцом Пирлингом facsimile письма Самозванца к Папе. Знатоки польских рукописей XVI–XVII веков господа Бодуэн де Куртене и С.Л. Пташицкий склонны думать, что манускрипт писан по-польски русским (и даже московским) человеком.
При разногласии исследователей и неполноте исторических данных составить себе определенное мнение о личности названного Димитрия трудно. Большинство историков признает в нем Григория Отрепьева; Костомаров прямо говорит, что ничего не знает о его личности; а Иконников признает в нем настоящего царевича. Бесспорно, однако, то, что Отрепьев участвовал в этом замысле; легко, может быть, что роль его ограничивалась пропагандой в пользу Самозванца и была подобна роли Молчанова при втором Самозванце. (Есть известия, что Отрепьев приехал в Москву вместе с Лжедимитрием, а потом был сослан им за пьянство.) За наиболее верное можно также принять и то, что Лжедимитрий – затея московская, что это подставное лицо верило в свое царственное происхождение и свое восшествие на престол считало делом вполне справедливым и честным.
Но остановимся подробно на обычных рассказах о странствованиях Самозванца на Руси и в Польше – в них трудно отличить быль от сказки. Обыкновенно об Отрепьеве повествуют так: в молодости он живал во дворце у Романовых и у князей Черкасских, странствовал по разным монастырям, приютился в Чудове монастыре и был взят к патриарху Иову для книжного письма. Потом он бежал в Литву, пропадал несколько времени безвестно и вновь выплыл, явившись слугою у Вишневецкого; там во время болезни открыл свое царское происхождение. Вишневецкие и Мнишек первые пустили в ход Самозванца в польском обществе. Как только Самозванец стал известен, около него явились францисканцы и овладели его умом, склонив его в латинство, иезуиты продолжали их дело, а ловкая панна Марина Мнишек завладела сердцем молодого царевича.
Будучи представлен к польскому двору и признан им в качестве царевича, Самозванец получает поддержку, во-первых, в Римской курии, в глазах которой он служит прекрасным предлогом к открытию латинской пропаганды в Московской Руси; во-вторых, в польском правительстве, для которого Самозванец казался очень удобным средством или приобрести влияние в Москве (в случае удачи Самозванца), или произвести смуту и этим ослабить сильную соседку, в-третьих, в бродячем населении южных степей и в известной части польского общества, деморализованной и склонной к авантюризму. При этом нужно, однако, заметить, что в своем целом польское общество сдержанно относилось к делу Самозванца и не увлекалось его личностью и рассказами. О приключениях московского царевича канцлер и гетман Ян Замойский с полным недоверием выражался: «Это комедия Плавта или Теренция, что ли?». Не верили Самозванцу лучшие части польского общества, не верил ему и польский сейм 1605 года, который запретил полякам поддерживать Самозванца и решил их за это наказывать. Хотя Сигизмунд и не держался этих постановлений сейма, однако он и сам не решался открыто и официально поддерживать Самозванца и ограничился тем, что давал ему денежную субсидию и позволил вербовать в свою дружину охочих людей. Яснее выражала свои симпатии к «несчастному царевичу» Римская курия. С такой поддержкой, с войском из поляков, а главным образом казаков, Димитрий выступил на Русь и имел успех в южных областях Московской Руси: там охотно признавали его. Некоторые отдельные стычки Самозванца с московскими войсками ясно показали, что Самозванец с его жалкими отрядами никогда бы не достиг Москвы, если бы Борисово войско не было в каком-то нравственном недоумении; имя царевича Димитрия, последней ветви великого царского рода, лишало московские войска всякой нравственной опоры; не будучи в состоянии проверить слухи о подлинности этого воскресшего царевича, московские люди готовы были верить в него и не могли драться против законного царя по своим религиозным и политическим взглядам. А боярство, легко может быть, было просто радо успехам Самозванца и давало ему возможность торжествовать над царскими войсками, в успехе Лжедимитрия предвидя гибель ненавистных Годуновых.
А гибель Годуновых была близка. В то время, когда положение дел в северном крае было очень неопределенно, когда слабый силами Лжедимитрий, усиливаясь час от часу от бездействия царских воевод, становился все опаснее и опаснее, умирает царь Борис с горьким сознанием, что он и его семья лишены всякой почвы под ногами и побеждены призраком законного царя. При сыне Бориса, когда не стало обаяния сильной личности Бориса, дела Самозванца пошли и скорее, и лучше. Боярство начало себя держать более определенно, новый воевода – Басманов – со всем войском прямо передался на сторону Димитрия. Самозванца признали настоящим царем все высшие боярские роды, и он триумфальным шествием двинулся к Москве.
Настроение умов в самой Москве было очень шатко. 1 июня 1605 года в Москву явились от Самозванца Плещеев и Пушкин, остановились в одной из московских слобод и читали там грамоту, адресованную москвичам. В грамоте описывалась вся история царевича, его спасение, военные успехи; грамота кончалась обещанием народу всевозможных льгот. Плещеева и Пушкина народ повлек в Китай-город, где снова читали грамоту на Красной площади. Толпа не знала, чему верить в этом деле, и решила спросить Василия Шуйского, который вел следственное дело об убийстве Димитрия и лучше других знал все обстоятельства смерти царевича Димитрия. Шуйский вышел, говорят, к народу, совершенно отрекся от своих прежних показаний и уверял, что Борис послал убить царевича, но царевича спасли, а был убит поповский сын. Тогда народ бросился в Кремль, схватил царя Феодора с матерью и сестрой и перевел их в прежний Борисов боярский дом, а затем начал грабить иноземцев – «Борисовых приятелей». Вскоре затем приехали от Самозванца в Москву князья Голицын и Масальский, чтобы «покончить» с Годуновыми. Они сослали патриарха Иова в Старицу, убили царя Феодора и его мать, а его родню подвергли ссылке и заточению. Семен Годунов был задушен. Так кончилось время Годуновых. 20 июня 1605 года Димитрий с торжеством въехал в Москву при общем восторге уверовавших в него москвичей. Через четыре дня (24 июня) был поставлен новый патриарх, грек Игнатий, один из первых признавший Самозванца. Скоро были возвращены из ссылки Нагие и Романовы и заняли почетное место при дворе. Филарет был поставлен митрополитом ростовским. За инокиней Марфой Нагой, матерью Димитрия, ездил знаменитый впоследствии князь М.В.
