Екатерины, а в Петре – еще мальчике – видеть такого же представителя старых начал, каков был его отец. За внука Петра была и народная масса, лишенная, однако, возможности подать свой голос. Зато на стороне Екатерины были гвардейские полки, любившие Екатерину и Меншикова.
Всю ночь шли рассуждения о наследнике престола, предлагались и отвергались различные комбинации. Толстой произнес речь о заслугах Екатерины перед государством и указывал на ее торжественную коронацию как свидетельство ее прав на престол со стороны самого императора. Эта речь была поддержена незаметно явившимися в залу заседания гвардейскими офицерами, а мнение офицеров (вероятно, введенных по желанию Екатерины) нашло поддержку в неожиданном появлении перед дворцом обеих гвардейских полков, Преображенского и Семеновского, пришедших «по воле императрицы», как было объявлено знати. Вмешательство гвардии, преданной и уже повиновавшейся императрице, весьма повлияло на собрание. К утру все высказались в пользу Екатерины, и она была объявлена императрицей и самодержицей со всеми правами ее мужа-императора.
Избранная правящими лицами и гвардией, которая, следует заметить, состояла из шляхетства, Екатерина неспокойно принимала власть, боясь движения народных масс против воцарения иноземки. Однако волнений не было – были отдельные случаи неудовольствия на господство женщины (были такие люди, которые не хотели присягать Екатерине, говоря: «Если женщина царем, то пусть и крест бабы целуют»). Все войска присягнули спокойно. Гвардия же восторженно относилась к императрице, и императрица платила ей полным вниманием и заботами, весьма заметными для современников. Гвардейские полки были внешнею опорою для нового правительства.
Так совершился небывалый факт воцарения женщины в России, так в первый раз новые русские войска выступили в качестве не только боевой, но и политической силы. Екатерина правила с помощью тех же людей и тех учреждений, какие действовали при Петре. Энергичная и умная жена Петра была в высшей степени замечательная женщина в узкой среде семейных и частных отношений, но не стала заметным деятелем в широкой сфере государственной жизни. Ей не хватало ни образования, ни привычки к делам, и поэтому она скрывалась за личностью талантливого Меншикова, который, пользуясь расположением и доверием императрицы, стал полным распорядителем дел – временщиком. Но столкновения Меншикова с Сенатом – причем Меншиков однажды позволил себе оскорбить сенаторов – уже в начале 1726 года привели к раздору среди правящих лиц и тревожным слухам о том, что обиженные лица желают возвести на престол Петра Алексеевича. Слухи добавляли, что воцарение Петра проектируется с ограничением его власти. Благодаря рассказам современников мы с вероятностью можем полагать, что в данном случае против Меншикова стали те родовитые люди, которые и раньше отдавали предпочтение кандидатуре Петра пред кандидатурой императрицы. Предвидя смуты, Толстой явился посредником между враждующими сторонами и успел потушить ссору. Однако она не прошла бесследно, а привела к учреждению Верховного Тайного совета. Так назывался новый орган государственного управления, поставленный выше Сената и лишивший его всякого значения. У Сената был отнят генерал-прокурор; вместо титула правительствующий Сенат стал пользоваться титулом высокий; между верховной властью и Сенатом не стало прямого общения, и Сенат должен был повиноваться указам Верховного Тайного совета; Сенат сошел на степень коллегии и считался равным Военной, Иностранной и Морской коллегиям.
Верховный Тайный совет, учрежденный в феврале 1726 года, состоял из шести членов: Меншикова, Апраксина, Головкина, Толстого, Дмитрия Михайловича Голицина и Остермана. Характер этого Совета не был точно определен указом, его учреждавшим, – было только сказано, что Совет устроен для государственных важных дел. Но по собственному мнению Совета, круг его деятельности был широкий, и Совету присваивалось значение законодательного учреждения; предполагалось даже, что ни один указ не мог быть издан государынею без обсуждения Совета. При такой постановке дела не мудрено, что некоторым показалось, будто Верховный совет есть шаг к ограничению верховной власти, хотя этого и не было на деле.
Учреждение Верховного совета было, с одной стороны, направлено к тому, чтобы избавить Меншикова как главу военного управления (он был президентом Военной коллегии) от контроля Сената, а с другой стороны – к тому, чтобы удовлетворить оскорбленное чувство знати, дав ей возможность достигнуть высокого государственного положения путем участия в Верховном совете. Виднейший представитель этой знати Д.М. Голицын и был призван в Совет наряду с самыми влиятельными административными лицами: Меншиковым, Апраксиным, Толстым. Таким образом, из столкновения временщика с другими влиятельными людьми родилось новое учреждение, помирившее обе враждебные стороны, то есть родословных с неродословными.
В основании Верховного Тайного совета, однако, лежала не одна случайная «конъектура». В последние годы царствования Петра Великого в высшей бюрократии созрело сознание, что в административной системе Петра допущен пробел, именно: на место старой Думы не было поставлено соответствующего законодательного учреждения, ибо Сенату не было дано полномочий Думы. Князь Д.М. Голицын вместе с голштинцем Фиком (вызванным для организации коллегий) много беседовал о необходимости устроить «вышнее правительство» в виде Тайного совета – такого, который бы дал твердую организацию самой верховной власти. В момент смерти Петра Великого Голицын гласно желал воцарить внука его – Петра, а опеку над ним поручить Сенату с повышением его полномочий. Проиграв на этом, Голицын выдвинул идею законодательного Тайного совета против произвола временщика Меншикова и сумел, как видим, настоять на своем: законодательное учреждение было создано и скоро даже покусилось на формальное ограничение верховной власти (1730).
Однако между Меншиковым и его противниками и с учреждением Верховного Тайного совета все же не было прочного мира. Люди, недовольные временщиком, как допущенные в Верховный Тайный совет, так и не попавшие в него, Ягужинский и многие другие, по-прежнему не могли помириться с исключительным значением Меншикова. Дальновидный Меншиков сам понимал, что у него много врагов и что все они возлагают много надежд на царевича Петра. Чем старее становилась Екатерина, тем более вырастал Петр, тем более становилось вероятным, что власть перейдет к Петру, Меншиков потеряет свое значение и влияние приобретут родовитые люди, всегдашние приверженцы Петра. Такая перспектива пугала временщика, заставляла его заранее обдумывать меры, чтобы упрочить свое положение и на будущее время.
В начале 1727 года Меншиков уже знал, что ему нужно было делать. По совету датского и австрийского послов он решил сблизиться с царевичем Петром и добиться того, чтобы Екатерина позволила женить Петра на дочери Меншикова и признала его наследником престола. Делаясь тестем будущего государя, Меншиков обеспечивал себе высокое положение надолго. Екатерина согласилась на просьбу Меншикова о женитьбе, несмотря на то что обе дочери ее со слезами молили отказать. Придворные люди в большинстве были против Меншикова, но вопрос о престолонаследии разделил их. Сближение всемогущего временщика с Петром для приверженцев Петра было как бы ручательством в том, что Петр наследует престол. Поэтому многие из них примирились с женитьбой царевича на Меншиковой (Голицын). Но те, кто был и против Меншикова, и против Петра, забили тревогу. Толстой рискнул представить Екатерине свои доводы против предполагаемой женитьбы. Однако Екатерина осталась при своем, хотя и заявила, что никто не знает ее воли о преемнике престола и что Меншиков не может изменить этой воли.
В таком положении были дела, когда императрица неожиданно захворала горячкой. Во время ее болезни Меншиков успел сослать главного своего врага, Толстого, в Соловки и остался распорядителем дел, довольный сочувствием Голицыных и молчанием прочих. 6 мая 1727 года Екатерина скончалась. На другой день царская фамилия, Сенат, Синод, Верховный совет и все высшие чины слушали завещание Екатерины, про которое в то же время пошли слухи, что оно подложное. Этим завещанием наследником назначался Петр; в случае его бездетной смерти престол переходил к цесаревне Анне Петровне с наследником, затем к цесаревне Елизавете Петровне с наследниками (этим пунктом завещания нарушался закон Петра Великого о престолонаследии).
До совершеннолетия нового императора утверждалось регентство из Верховного Тайного совета со включением в него царевен Анны и Елизаветы.
Петру тогда было одиннадцать лет. Меншиков перевез государя из дворца в свой дом, через две недели обручил его со своей дочерью Марией и вверил его воспитание вице-канцлеру и обер-гофмейстеру Остерману. Неприятные Меншикову лица были понемногу удалены от двора, с влиятельной же знатью – Голицыными и Долгорукими – Меншиков дружил с тех пор, как стал на стороне Петра. Однако эта дружба не
